Так что, как видите, господин посол, данная ситуация вышла за узкие рамки традиционных дипломатических отношений.— Чтобы позволить вам это, я должен заручиться поддержкой моего правительства.— Конечно, — согласился Моро.— Информация финансового характера может передаваться по нашим надежным каналам кем-то из посольства тем лицам в Париже, которые помогают этим психопатам, — задумчиво, произнес Крейтц. — Я понимаю, что вы имеете в виду, хотя это и малоприятно... Хорошо, я дам вам ответ позже. — Крейтц повернулся к Лэтему. — Мое правительство, конечно, возместит нанесенный вам ущерб, герр Лэтем.— Вам следует сотрудничать с нами, когда это необходимо, иначе вашему правительству едва ли удастся возместить ущерб, — сказал Дру. — Все снова повторится.— Его нет дома! — рыдая, сказала Жизель Виллье в телефонную трубку. — Мсье Моро был здесь четыре часа назад и рассказал о том, что произошло прошлой ночью с вами и с Анри Брессаром, и муж, казалось, прислушался к его настоятельным советам ее вмешиваться. Maintenant, mon Dien, вы же знаете актеров! Они так убедительно говорят, что вы невольно верите им, а сами замышляют совсем другое.— Так вы не знаете, где он? — спросил Дру.— Я знаю, где его нет, мсье! После того как Моро уехал, он, казалось, принял решение и сказал мне, что едет в театр на репетицию с дублерами. Он не раз говорил мне, что при нем на таких репетициях второстепенные актеры играют лучше. Мне и в голову не пришло усомниться в этом, но потом позвонил Анри с Кэ-д'Орсей — ему надо было срочно поговорить с Жан-Пьером. Я попросила его позвонить в театр...— И вашего мужа там не оказалось, — прервал ее Лэтем.— Да, но и репетиция с дублерами не сегодня, а завтра!— Вы думаете, он решил осуществить свои планы?— Уверена и до смерти этого боюсь.— Думаю, не стоит тревожиться. Его охраняет Второе бюро — они следуют за ним повсюду.— Но, наш новый друг, а я надеюсь, вы наш друг...— Вне всяких сомнений.— Вы не знаете, что такое талантливый актер. Такой актер может войти в здание в одном обличье и выйти на улицу совсем в другом. Рубашка торчит из-под пиджака, брюки висят мешком, походка неузнаваемая — в театре ведь есть костюмерная.— По-вашему, он мог такое выкинуть?— Потому-то я так и боюсь. Вчера ночью он был непреклонен, а Жан-Пьер — человек волевой.— Именно так я и сказал Брессару, когда он вез меня в посольство..— Я знаю. Поэтому Анри и хотел убедить его отказаться от этой затеи.— Я спрошу у Моро, как дела.— Надеюсь, вы позвоните мне потом.— Конечно. — Дру положил трубку, нашел в картотеке номер Второго бюро и позвонил Моро. — Это Лэтем.— Я ждал, что вы объявитесь, мсье. Что же вам сказать? Мы упустили актера — он нас перехитрил. Он зашел в Центральный рынок, где всегда дикий бедлам. Все эти прилавки с мясом, цветами, курами, овощами — истинный хаос!. Он миновал мясные ряды, но ни один из моих людей не видел, чтобы он оттуда вышел!— Потому что они высматривали того, кто туда вошел, но вышел он оттуда другим. Что же вы теперь намерены делать?— Группы моих людей прочесывают самые неблагополучные наши улицы. Мы должны его найти.— Вы его не найдете.— Почему же?— Потому что он — лучший актер Франции. Но сегодня вечером он должен быть в театре. Ради всего святого, приходите туда и при необходимости посадите его завтра под домашний арест... если он к тому времени еще будет жив.— Не каркайте.— Я побывал на тех улицах, Моро, — едва ли они вам знакомы. Вы слишком оторваны от жизни, и ваша высокоинтеллектуальная стратегия неприменима к трущобам Парижа, где он, вероятно, сейчас обретается.— Зря вы Меня оскорбляете; мы знаем об этом городе больше, чем кто бы то ни было.— Отлично. Тогда ищите. — Дру повесил трубку, раздумывая, кому еще позвонить и что можно предпринять. Мысли его нарушил стук в дверь. — Войдите, — нетерпеливо бросил он.В кабинет вошла приятная брюнетка тридцати с небольшим лет в очках с большими стеклами в черепаховой оправе и с толстой папкой в руках.— Мы нашли материалы, которые вы просили, сэр.— Простите, кто вы?— Меня зовут Карин де Фрис, сэр. Я работаю в отделе документации и справок.— Этим эвфемизмом обозначают «секретное» и «совершенно секретное»?— Вовсе нет, мсье Лэтем. У нас есть также карты дорог, расписания самолетов и поездов.— Вы француженка?— Нет, фламандка. — Женщина говорила с легким акцентом. — Однако я провела несколько лет в Париже — училась в Сорбонне.— Вы превосходно говорите по-английски...— А также по-французски и по-голландски — на фламандском и валлонском диалектах, разумеется, — и по-немецки, — спокойно сообщила де Фрис, — и читаю на всех этих языках.— Да вы полиглот.— В этом нет ничего необычного — в отличие от умения читать научные книги, разбираться в абстракциях и пользоваться идиомами.— Потому-то вы и работаете в таком отделе.— Здесь, конечно, нужны такие знания.— Еще бы! Так что же вы для меня отыскали?— Вы просили просмотреть законы, которыми руководствуется французское министерство финансов, выявить, нет ли лазеек для иностранных инвесторов, и доставить вам эту информацию.— Давайте ее сюда.Она положила папку перед Лэтемом и раскрыла ее — там лежали компьютерные распечатки.— Здесь уйма материала, мисс де Фрис, — сказал Лэтем. — Нужна неделя на то, чтобы все просмотреть, а недели-то у меня и нет. Увы, я плохо знаком с миром финансов.— О нет, сэр, дочти все это выдержки из законов, подкрепляющие наши выводы, а также досье на тех, кто уличен в нарушении законов. Их имена и краткое описание проделанных ими манипуляций занимают всего шесть страниц.— Господи, я ведь и не просил проделать такую большую работу! И вы прокрутили это всего за пять часов?— У нас прекрасное оборудование, сэр, и министерство охотно пошло нам навстречу, вплоть до того, что закодировало наши модемы.— Они не возражали против нашего вмешательства?— Я знала, кого попросить. Этот человек понял, что вы ищете и почему.— А вы?— Я ведь не слепая и не глухая, сэр. Огромные фонды переправляются через Швейцарию в Германию для Bedentungunrechtmabig unbekannt.— Поясните, Пожалуйста. Я совсем не знаю немецкого.— Прошу прощения: неизвестным лицам без законного основания. Это значит, что расчеты по этим счетам производятся по принятой в Швейцарии процедуре, когда написанные от руки номера подвергаются спектральному анализу.— А кто скрывается под этими номерами?— Об этом моментально сообщается в Цюрих, Берн или Женеву, где эта информация хранится в тайне. Так что нельзя получить ни подтверждения, ни опровержения.— Похоже, вы много знаете об этих процедурах, не так ли?— Позвольте объяснить, мсье Лэтем. Я работала на американцев в НАТО. Американские власти открыли мне доступ к самым секретным материалам, ибо я часто видела и слышала такое, что ускользало от американцев. А почему вы спрашиваете? Что вы имеете в виду?— Не знаю. Пожалуй, меня просто потрясла ваша оперативность — ведь именно вы занимались этой папкой, да? То есть вы одна, верно? Я же могу выяснить это в вашем отделе.— Да, — сказала Карин де Фрис и, обойдя стол, встала перед Лэтемом. — Я увидела ваш запрос с красной пометкой в папке нашего шефа и познакомилась с ним. Понимая, что обладаю необходимыми знаниями для его выполнения, я вынула документ из папки.— А вы сказали об этом вашему шефу?— Нет. — Помолчав, она тихо добавила: — Я сразу решила, что могу проанализировать и подать такую информацию быстрее любого другого в нашем секторе. И принесла вам результат моей работы всего через пять часов.— Вы хотите сказать, что никто, включая заведующего вашим сектором, не знал, что вы работаете над этим?— Шеф уехал на день в Кале, а идти к его заместителю я не сочла нужным.— Почему? Разве вы могли обойтись без его разрешения? Это ведь задание особенного рода, о чем говорит красная пометка.— Я же говорила вам, что прошла проверку у американских служб в НАТО и у наших разведчиков здесь, в Париже. Я принесла вам то, что вы просили, а мотивы, побудившие меня сделать это, не имеют значения.— Думаю, что имеют. У меня тоже есть свои мотивы, и я намерен проверить и перепроверить все, что содержится в этой папке.— Вы убедитесь, что все записи сделаны точно и документально подтверждены.— Надеюсь. Благодарю вас, мисс де Фрис, это все.— Простите, сэр: не мисс, а миссис де Фрис. Я — вдова: мой муж погиб в Восточном Берлине за неделю до падения Стены; его убила Штази, сэр. Это были озверелые гестаповцы или эсэсовцы, хоть и назывались иначе. Мой муж, Фредерик де Фрис, работал на американцев. Можете это тоже проверить и перепроверить. — Она повернулась и вышла.Лэтем удивился, когда она с грохотом захлопнула дверь. Набрав номер начальника службы безопасности посольства, он услышал:— В чем дело, К.О.?— Кто такая Карин де Фрис, Стэнли?— Большая подмога, подученная от НАТО, — ответил Стэнли Витковски, тридцатилетний ветеран армейской разведки, полковник, добившийся столь необычайных успехов во Втором отделе общей разведки, что его откомандировали в Госдепартамент. — Работает быстро, умна, сообразительна, читает и свободно говорит на пяти языках. Само небо помогло нам заполучить ее, друг мой.— Это-то я и хочу выяснить. Кто ее прислал?— Почему вы спрашиваете?— У нее странные методы работы. Я направил в отдел документации и справок запечатанный запрос с красной пометкой, она без разрешения вынула его из папки и сама проделала всю работу.— С красной пометкой! Это действительно странно — уж она-то должна знать такие вещи. Документ с красной пометкой фиксирует начальник сектора или его заместитель, а затем согласует с начальством, кому из сотрудников поручить работать с этим документом, и заносит его имя в журнал.— Так я и думал, а данная операция заставляет меня особенно опасаться утечки информации или получения, ложных сведений. Так кто же все-таки прислал сюда эту женщину?— Не берите в голову, Дру. Она попросилась в Париж и во всех инстанциях, начиная с главнокомандующего, получила «зеленый свет».— Есть настоящий зеленый свет, а есть ложный, Стэн. Она сделала выводы, выходящие за пределы ее допуска, и я хочу знать, каким образом и почему.— Можете намекнуть, о чем речь?— Это связано с мерзавцами, марширующими по Германии.— Это почти ничего мне не дает.— Она сказала, что ее мужа убила Штази в Восточном Берлине. Вы можете это подтвердить?— Черт побери, конечно. Я работал с западной стороны Стены, круглосуточно поддерживая контакт с нашими людьми по другую сторону. Фрёдди де Фрис был молодым, очень оперативным осведомителем. Беднягу поймали буквально за несколько дней до того, как Штази отошла в сторону.— Значит, обостренный интерес Карин к событиям в Германии вполне обоснован?— Безусловно. Знаете, куда ушли большинство сотрудников Штази, когда рухнула Стена?— Куда?— Прямиком в дружеские объятия бритоголовых, этих проклятых нацистов... Кстати, Фрёдди де Фрис работал с вашим братом Гарри. Я знаю об этом, потому что мой Второй отдел координировал их действия. Услышав про Фрёдди, Гарри не просто расстроился, а разозлился как черт, будто это случилось с его младшим братом.— Спасибо, Стэнли. Боюсь, я совершил, ошибку и оскорбил Карин. И все же кое-что требует разъяснения.— А именно?— Откуда миссис де Фрис узнала про меня? * * * По теневой стороне мрачной улочки на Монпарнасе шел, спотыкаясь, Жан-Пьер Виллье. Он был неузнаваем: огромный толстый нос, набухшие веки. Его прикрывали рваные, грязные лохмотья. По пути ему попадались пьяницы: они сидели на камнях мостовой, привалившись к стене. Виллье бормотал, с трудом, как пьяный, выговаривая слова:— Ecoutez, ecoutez... gardez — vous, mes amis!.. Слушайте меня, слушайте, да внимательней, друзья... что говорил мне наш дорогой Жодель... Кто-нибудь хочет узнать, или я зря стараюсь?— Жодель — псих! — раздался голос слева.— Он на всех нас беду накличет! — выкрикнул кто-то справа. — Пошли ты его к черту!— Он велел мне разыскать его дружков, сказал — это очень важно!— Отправляйся в северные доки на Сене — там ему лучше спится, да и воровать проще.Жан-Пьер побрел на набережную Тюильри, останавливаясь в каждой темной улочке и покидая ее без всякого результата.— Старик Жодель — свинья! Никогда не угостит вином!— Треплется, будто у него друзья во властях — где же они, эти друзья?— Болтает, что знаменитый актер — его сын, вот дерьмо?— Я вот спился, и плевать мне на все, но дружкам своим я не вру. Только добравшись до грузовых пристаней выше моста Альма, Жан-Пьер услышал от одной старой бродяжки то, что немного приободрило его.— Жодель, конечно, сумасшедший, да только ко мне хорошо относится. Приносит мне цветы — краденые, сам понимаешь, и называет меня великой актрисой. Представляешь?— Да, мадам, представляю.— Значит, и ты такой же сумасшедший.— Возможно, но вы и впрямь прелестны.— Ай! Глаза-то у тебя! Синие, как небо! Может, это его призрак явился!— Разве он умер?— Кто знает? А ты-то кто?Наконец, много часов спустя, когда солнце уже зашло за высокие здания Трокадеро, Жан-Пьер услышал в одном проулке, более темном, чем все предыдущие, нечто иное.— Кто это говорит о моем друге Жоделе?— Я! — крикнул Виллье, углубляясь во тьму узкого проулка. — А ты его друг? — спросил он, опускаясь на колени рядом с лежащим лохматым бродягой. — Мне надо отыскать Жоделя, — продолжал Жан-Пьер, — я заплачу тому, кто мне поможет. Вот, смотри! Пятьдесят франков.— Давненько я не видал таких денег.— Ну, гляди. Так где Жодель, куда он пошел?— Он сказал, это секрет...— Но от тебя-то он ведь не скрыл.— Ну да, мы с ним как братья...— А я его сын. Так скажи мне.— В долину Луары, к страшному человеку в долине Луары, больше я ничего не знаю, — прошептал бродяга. — Никому не известно, кто этот человек.Внезапно в освещенном солнцем конце проулка возник силуэт. Жан-Пьер, поднявшись с колен, увидел, что это мужчина такого же роста, как он.— Почему ты расспрашиваешь про старика Жоделя? — спросил незнакомец.— Мне надо найти его, мсье, — ответил Виллье дрожащим, хриплым голосом. — Он мне должен, понимаете, и я ищу его уже три дня.— Боюсь, ты ничего не получишь. Ты что, газет не читал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14