Мы очень вам благодарны, сэр. Я знаю, вы желаете нам добра. Но лучше мне увидеть его…
Она повернулась к Беатрисе.
— А вы бы оставили своих мальчиков одних в Лондоне? Это грешный город… это Содом и Гоморра. Разве я не знаю, что бывает с людьми в Лондоне? Они, может, и не знают, а ты знаешь, Билл. Что случилось с парнишкой трубочиста из Падстоу — помнишь, ушел туда три года назад под Михайлов день? Связался с недобрыми людьми, да— Да, и угодил на каторгу — разбил сердце своему отцу. А дочка Полвила ушла туда служить, что с ней приключилось?
— А что приключилось с нашей, а она ведь дальше Камелфорда и носа не совала… — пробормотал Билл. — Эх, Мэгги, Мэгги. Уж кому судьба худо кончить, тот и в Каргвизиане собьется с пути. А кому не судьба, тому и Лондон не страшен.
Мэгги в упор смотрела на него, крепко обхватив руками побледневшего мальчика.
— Я все от тебя терпела, Билл, сам знаешь! И никогда словечка поперек не вымолвила. А уж чего ты только не делал — и бил меня, и ругал. Я родила тебе детей, сам знаешь, нелегко мне с тобой приходилось. Но не отдам я мое единственное дитя, моего ягненочка жадным волкам в Лондоне. Он мой! Не ты носил его под сердцем, Билл, я носила — Нет, сэр. Пускай уж тогда мой мальчик останется с нами и не ищет лучшей доли. Господь поможет мне, я уберегу его от злодеев…
Билл вскочил и вцепился в плечо жены.
— Нет, отец, не надо, — пронзительно вскрикнул Артур.
— Парню раз в жизни улыбнулось счастье, а ты хочешь все загубить из-за своей методистской блажи? Этого ты хочешь?
— Отец! Отец, не надо!.. Не давайте ему бить маму!
Мальчик в отчаянии ухватился за руку, которая сжимала плечо матери, и старался по одному разжать цепкие пальцы.
Генри, сперва оцепеневший от неожиданности, очнулся и, обхватив разъяренного Билла, оттащил его от жены.
— Пенвирн! Ради бога, опомнитесь, что вы делаете!
Билл провел рукой по лбу.
— Я… я не хотел… Мэгги, прости, старушка… Я не хотел тебя…
Он сел и прикрыл глаза рукой; он дышал тяжело, судорожно глотая воздух.
Мэгги стояла, вся дрожа, в объятиях сына; лица ее не было видно.
Беатриса осторожно коснулась ее руки.
— Доверьте своего мальчика мне, миссис Пенвирн. Я воспитаю его вместе со своей дочерью.
— Беатриса! — ахнул Генри.
Видно, все вокруг сошли с ума. Уж верно во всей Англии не найти более благодарного отца; но взять к себе в дом оборвыша из корнуэллской лачуги… сына этих сумасшедших!..
Жена повернулась к нему; никогда еще он не видел ее такой.
— Генри… в память Бобби.
И большой, сильный человек вздрогнул. С того дня, как она прошептала ему: «Бобби убит», — он в первый раз услышал от нее это имя.
Она протянула к нему руки.
— Помоги мне, дорогой. Ведь я никогда еще ни о чем тебя не просила.
В глазах его блеснули слезы.
— Ну, конечно, родная, все… все, что хочешь. Бобби… Пенвирны, все трое, молча глядели на них. Генри держал Беатрису за руку, другую она протянула им.
— Год назад у меня на глазах бешеный бык убил моего младшего сына. Если вы доверите нам Артура, он займет его место. В нашем доме он не научится ничему дурному. Хочешь стать нам сыном, Артур?
Он посмотрел на мать, потом на отца. Потом медленно подошел к Беатрисе и вложил свою руку в ее, и она молча накрыла его руку рукою Генри, Потом поцеловала мальчика в лоб, и Генри последовал ее примеру с таким чувством, словно он выполняет религиозный обряд. Никто не произнес ни слова.
В карете Генри впервые почувствовал, как вокруг его шеи обвились руки жены, которую он любил уже пятнадцать лет.
ГЛАВА VII
— Мне опять нужна ваша помощь, — сказала Беатриса Повису, приподнимаясь, когда он принес ей чай.
Три часа она пролежала без сил, без движения. Вернувшись из деревушки, она заглянула к мальчикам, несколько минут хлопотала там, потом, изнемогая от усталости, вся в холодном поту, ушла в кабинет и легла. Грызущая боль в спине, которая со времени того несчастья начиналась всякий раз, как Беатриса сверх меры напрягала душевные или физические силы, сейчас уже стала утихать.
Все еще бледная, с черными кругами под глазами, она поглядела на Повиса и подавила улыбку. На его лице, так странно схожем с физиономией старого ворчливого барана, была привычная презрительная и недовольная мина, но он поставил на столик рядом с тарелкой веточку ее любимого вереска. Она уже знала его нрав и рассудила, что сегодня с ним можно заговорить.
— Мистер Риверс уже вернулся? — спросила она.
— Он только что ушел, мэм. Вместе с мистером Телфордом. Вон они спускаются по тропинке.
— Так поздно?
— Они весь день занимались расчетами, а теперь пошли потолковать с Биллом.
— И с Полвилом. Утром мы уже видели старика. Но мы очень спешили только успели заглянуть на минутку, поблагодарили его и пообещали прийти попозже: уже начинался прилив. Присядьте, Повис. Брат говорил вам, что мы хотим усыновить одного из мальчиков Пенвирна?
— Да, мэм.
Он отвечал с явной неохотой. Беатриса улыбнулась.
— Можете не говорить мне, что я беру на себя трудную задачу, невероятно трудную. Мне понадобятся все мои силы и вся помощь, какую мне смогут оказать друзья, если я не хочу потерпеть поражение.
— Это верно, мэм.
— И все-таки я уверена, что справлюсь.
— Надеюсь, что да.
— Но думаете, что нет? Скажите, Повис, вы знаете, что произошло сегодня утром у Пенвирнов?
— Знаю, конечно. Мистер Телфорд мне рассказал немножко. И мистер Риверс тоже.
— Они рассказали вам о споре между родителями?
— Да. Меня это не удивило.
— По-вашему, я иду на слишком большой риск? Я это знаю. Но ведь какой бы путь мы ни избрали, разве у нас будет уверенность в счастливом исходе?
— Вряд ли.
— Я тоже так думаю. Вы же знаете его родителей — они никак не могут сговориться.
— И каждый тянет мальчишку в свою сторону, а у того свое на уме. Ну да, дело ясное Раз уж вы хотите его спасти или хоть попробовать, вам нельзя останавливаться.
— Его отец спас моих сыновей.
— И чуть было не оставил своих сиротами. Да, это верно, вам не приходится особенно выбирать. Лучше хоть что-то впереди, чем вовсе ничего, да еще, пожалуй, самоубийство или убийство в придачу, а то и все сразу.
— Значит, и вы об этом думали?
— Еще бы. Что и говорить, штука опасная — показать голодному псу мясо, да и отнять. Билл уже совсем до крайности дошел; вы, верно, и не знаете, как ему было худо. Вот уж шесть лет, как он вбил себе в голову выучить парнишку на механика. Год за годом они с женой лишали себя последнего, прикопили немножко денег и купили долю в рыболовецкой шхуне, — и все затем, чтоб можно было откладывать ему на ученье. А судно попало в туман у мыса Тревоз, да и пошло ко дну, и они потеряли все до последнего гроша.
— Какой ужас!
— Но это еще не самое плохое, куда там. Потом он возьми да и пошли свою девчонку в услужение в Камелфорд, а она придурковата. Всякий мог наперед сказать Биллу, чем это кончится. Девчонка собой недурна, голубые глаза, светленькая, а соображения что у кролика. Ее с детства так приучили: отцово слово — закон. Должен он был понимать, что если ей и другой кто прикажет, она тоже перечить не станет. Топни на нее ногой — и готово. Так нет же, уперся на своем. Я уж ему говорил: не можешь взять что хочешь, бери что можешь. Но Билл и слушать не стал: уж если он что забрал в голову, он идет напролом, как медведь.
— Понимаю. А потом еще эта история с миссис Риверс.
— Да. И она со старухой Маунтстюарт хотела вышвырнуть их всех отсюда. А там пошла корь, и один из ребятишек умер, только один он еще у них и был смышленый. Нет, не такой, как Артур, но получше остальных. А потом Мэгги связалась с методистами; теперь она только и знает, что распевает гимны, и ни о чем не помнит, и что ни день у нее обед подгорает, а у нее один разговор — про кровь невинного агнца. Я уж иной раз думаю, как бы тут какая другая кровь не пролилась. Если она со своими методистскими бреднями станет ему поперек дороги теперь, когда ему наконец-то улыбнулось счастье, он, пожалуй, под горячую руку может и придушить ее, а потом спохватится, да и кинется с утеса вниз головой. Вы не думайте, Билл не злодей; но ведь сколько народу повешено за убийство, а многие, верно, не думали не гадали, что человека убьют. Все больше по дурости, а не по злому умыслу.
Беатриса слушала, не пропуская ни слова.
— У меня не было выбора. Я рада, что и вы это понимаете. Но если я не справлюсь, это будет для меня не меньшим несчастьем, чем для Пенвирнов. Вы понимаете?
Он замялся.
— И все же, — добавила она, — вы думаете, что меня ждет неудача?
— Если уж вы так напрямик спрашиваете, мэм, не обижайтесь, я вам напрямик и отвечу. Не скажу, что это дело безнадежное. По-моему, раз уж вы меня спрашиваете, вся суть в том, по плечу ли вам эта ноша, вам и всей вашей семье. Усыновить тоже можно по-разному. Вы-то, конечно, лучше многих, не спорю. Но ведь вы все господа, а мальчишка рыбацкий сын. Ну, усыновите вы его, — так ведь надо еще, чтоб он у вас себя своим чувствовал, иначе ничего хорошего не получится. Уж лучше тогда пускай остается дома и голодает с теми, кто его любит.
— Вы думаете, я не буду его любить? Нет, я понимаю, что вы хотите сказать. Но вы несправедливы к моему мужу. Он всему обрадуется, всему, что прибавит мне желания жить. Не знаю, поверите ли вы мне, но даже господа иногда любят своих жен.
— Ну, это-то я понимаю, мэм. Любовь не всякому дается, как и многое другое.
— Да, не много среди нас таких счастливцев. Это правда. Но тогда кто же вас смущает? Мои сыновья?
— Отчасти.
— Да, меня не удивляет, что вы о них плохо думаете. Они вели себя грубо и глупо и доставили всем много хлопот… Но ведь и вы когда-то были мальчишкой. И неужели в их возрасте вы были такой уж примерный?
— Где там, мэм. Зато и драли меня нещадно.
— Ну, сломанные ноги и вывихнутые руки все равно что хорошая порка. Вам не кажется, что они могли кой-чему научиться со вчерашнего утра?
— Пожалуй, что и так.
— Попробуйте отнестись к ним как можно снисходительнее. Вы видели их в самом неприглядном виде, но вообще-то они не хуже других детей. Это трудный возраст, и школа влияет на них не так хорошо, как мне хотелось бы. И потом, не забудьте, весь этот год они жили все равно что без матери. Право же, в том, что случилось, больше виновата я, чем они.
Она вздохнула.
— С прошлого лета я им ни строчки не писала. И даже когда они приехали на рождество, я была просто тяжелобольная, которую ничем нельзя беспокоить.
А ведь когда мальчики растут, за ними нужен глаз да глаз. Но теперь все позади; душой я уже не калека, остался только телесный недуг. Вот увидите, они будут относиться к Артуру как надо. И притом они почти все время будут проводить не дома, а в школе, а он будет жить с нами. Моей дочурке тоже сейчас придется начинать чуть ли не с самого начала, и первый год я смогу учить их вместе.
— Вот-вот, мэм. В этом-то вся беда. Я больше всего и опасаюсь не из-за мальчиков, а из-за молодой барышни.
— Из-за Глэдис? Ну что вы, Повис. Ведь ей еще и девяти нет!
Он кивнул.
— Это не так уж мало. Благовоспитанные барышни и в восемь лет сумеют довести беднягу до того, что он пожалеет, зачем на свет родился, грязный оборвыш. Вы глазам своим не поверите.
Неожиданный смех Беатрисы прервал его на полуслове.
— Благовоспитанные барышни! Если б вы только знали мою Глэдис… Она просто курносый сорванец, другой такой доброй души нет на свете. Еще совсем крошкой она протягивала свою конфету или яблоко первому встречному. В шесть лет она готова была обнять каждого приблудного пса и привести в дом каждого нищего цыгана, а это уж поистине были грязные попрошайки, да к тому же еще и вороватые, и всякий раз нам стоило немалого труда этому помешать. Глэдис совершенно уверена, что все люди, звери и птицы на свете ее лучшие друзья. И потом Артур вовсе не будет грязен.
— Конечно, мэм, я знаю, его отмоют дочиста. Но всяким хорошим манерам, как держать себя за столом и говорить правильно — этому так скоро не выучишься. Не хотел бы я, чтоб парнишку поднимали на смех.
— Скорей нужно опасаться другого. Глэдис очень одинока с тех пор, как… Братья к ней привязаны, во всем ей уступают. Вы были бы о них лучшего мнения, если бы знали, как они любят сестренку. Но она видит их так редко, и они думают, что она совсем маленькая, и балуют ее. Она будет так счастлива, что у нее снова есть товарищ, станет бегать за Артуром по пятам, как щеночек. Если он не будет уж очень неприветливым. она будет обожать его и без конца ластиться к нему.
— А ваши слуги?
— Они люди степенные, добросердечные. Вы же видели Эллен и Робертса. Да к тому же они дорожат местом. Не тревожьтесь, я буду все время начеку, да и наша старая экономка все сделает, чтобы помочь мне. Только бы нам попасть домой, там я сумею все устроить. А вот здесь мне очень нужна помощь. Мальчик взволнован, сбит с толку и на первых порах будет очень чувствителен к каждой мелочи. Он совсем не знает нас, а тут еще миссис Риверс… Пока его не вымыли, не приодели, не научили хоть немножко правильнее говорить и вести себя, ему не избежать неприятных минут, как бы мы ни старались оберечь его.
И потом он ведь почувствует, что он уже не такой, как его братья и сестры.
— А тут еще Билл со своей гордостью, и Мэггн со слезами и наставлениями, да еще соседские злые языки — настоящее змеиное гнездо!
Зависть — страшная штука; и чем скорее паренек уберется отсюда, тем лучше.
— Вы правы, но мы не можем двинуться, пока у Дика не срастется перелом, а это будет никак не раньше, чем через два месяца. Так уж неудачно все сложилось. Да и мальчик все время будет как на иголках: будет разрываться между двумя мирами и мучиться в ожидании разлуки с матерью. Но это неизбежно. Теперь вы понимаете, почему мне нужна ваша помощь?
— Я сделаю все, что в моих силах.
— Спасибо, Повис, я другого от вас и не ждала. Тогда перейдем к делу.
По-вашему…
— По-моему, сперва надо как следует отмыть его и поглядеть, нет ли на нем какой живности. Мэгги-то, конечно, старается о чистоте, бедняга, но…
Он выразительно пожал плечами.
— Но, — подхватила Беатриса, — мы с вами были бы не чище, если б нам пришлось жить вдесятером в такой лачуге, всем в одной комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57