https://wodolei.ru/catalog/uglovye_vanny/140cm/
Он не изведал еще жара честолюбия. Так зажжем же в нем этот жар на благо нам и ему!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Выйдя от верховного жреца, Пентаур поспешил исполнить его распоряжение.
Он велел служителю провести к Амени Паакера, ожидавшего во дворе храма, а сам пошел к врачам, чтобы попросить их хорошенько позаботиться о пострадавшей девочке.
В Доме Сети училось немало медиков «В Доме Сети училось немало медиков…» – Все, что здесь сказано о врачах, заимствовано непосредственно из медицинских трактатов египтян, а также из сочинений античных писателей – Геродот, II, 84, Диодор, I, 82. (Прим. автора.)
, однако лишь немногие оставались здесь после сдачи экзамена на звание «писца». Самых способных отправляли в Гелиополь, где с древнейших времен находился знаменитый медицинский центр страны. Усовершенствовав там свое искусство, они возвращались в Фивы, чтобы посвятить себя хирургии, лечению глазных болезней или другим отраслям медицины. Здесь они либо становились придворными врачами самого фараона, либо занимались преподаванием, а в особо сложных случаях их приглашали на консилиум.
Разумеется, большинство врачей жило в самих Фивах, на правом берегу Нила, в собственных домах, вместе с семьями, однако каждый принадлежал к какой-нибудь жреческой общине. Поэтому, если кто-нибудь нуждался в помощи, за врачом посылали не к нему на дом, а в храм. Здесь, расспросив, чем страдает больной, главный врач храма подыскивал медика, специальные познания которого наиболее подходили для лечения данного случая.
Подобно всем жрецам, врачи жили на доходы от своих земельных владений, но, кроме того, существенную роль играли для них подарки фараона, поборы с верующих и пособия из государственной казны. От своих пациентов врачи, как правило, денег не получали; правда, выздоровевший обычно приносил дары храму, пославшему к нему врача. Поэтому нередко медики-жрецы утверждали, что выздоровление больного будет зависеть от пожертвований храму.
Знания египетских врачей были довольно глубокими, но, вполне естественно, приходя к больному как «служители божества», они не ограничивались рациональным лечением и даже считали такое лечение невозможным без мистического действия молитв и заклинаний.
Среди учителей-медиков Дома Сети были люди самых различных способностей и направлений ума, однако Пентаур не колебался ни одной минуты, кому поручить лечение дочери парасхита.
Врач, на которого пал его выбор, был внуком знаменитого, давно уже покойного медика Небсехта, и звали его тоже Небсехт. Этот молодой врач был лучшим другом Пентаура и его соучеником по школе.
С ранних лет этот юноша, унаследовавший от деда блестящие способности, упорство и любовь к науке, был всей душой предан медицине. Еще в Гелиополе он избрал своей специальностью хирургию «…он избрал своей специальностью хирургию…» – Среди шести перечисленных у Клементия Александрийского медицинских трактатов египтян один был посвящен описанию хирургических инструментов. Впрочем, следует отметить, что весьма скверно сросшиеся переломы костей, обнаруженные у мумий, не делают чести хирургам древнего Египта. (Прим. автора.)
и, несомненно, стал бы там учителем, если бы не косноязычие, не позволявшее ему громко читать заклинания и молитвы. Однако этот недостаток, глубоко огорчавший родителей Небсехта и его учителей, пошел ему на пользу. Как нередко случается в жизни, мнимые преимущества порой оказываются нам во вред, а мнимые недостатки часто приносят подлинное счастье. В то время как сверстники Небсехта упражнялись в песнопениях и декламации, он, лишенный этой возможности, целиком отдался своей врожденной склонности к наблюдению органической жизни природы. Учителя в какой-то мере поощряли этот дух исследования и извлекали пользу из его обширных познаний в анатомии человека и животных, а также из ловкости его умелых рук.
Его глубокое отвращение к мистической стороне науки неизбежно повлекло бы за собой тяжкую кару, а быть может, даже изгнание, если бы оно хоть как-нибудь проявлялось в его словах и поступках. Но Небсехт принадлежал к типу молчаливого ученого, целиком поглощенного наукой и свободного от честолюбивого желания возвыситься. Он находил глубочайшее удовлетворение в своих исследованиях, покорно подчинялся каждому требованию публично показать свои способности и знания, но при этом не терпел посягательства на свою скромную и трудную жизнь ученого.
С этим человеком Пентаур сблизился больше, чем с другими товарищами по школе.
Он восхищался его знаниями и искусством врача, а когда Небсехт, слабый телом, но поистине неутомимый, бродил в поисках растений, или животных по зарослям папируса на берегах Нила, по пескам пустыни или горам, Пентаур охотно сопровождал его и неизменно извлекал из этих прогулок большую пользу для себя. Его спутник видел много такого, что без него навеки осталось бы сокрытым от глаз поэта, а иные предметы, известные ему лишь внешне, обретали новое содержание, новый смысл благодаря объяснениям молодого исследователя. И куда девалось его косноязычие, когда нужно было рассказать другу о впервые замеченных им особенностях того или иного существа!
Поэт любил своего ученого друга всем сердцем. Небсехт тоже любил Пентаура, обладавшего всем, чего недоставало ему самому: мужской красотой, ребяческой веселостью, прямодушием, восторженностью художника и талантом выразить словом все, что волновало его сердце.
Пентаур был совершенным профаном в науке, которую в совершенстве изучил его друг, но, несмотря на это, обладал удивительной способностью понимать даже самое трудное и сложное. В конце концов Небсехт стал считаться с мнением своего друга больше, чем с суждениями своих товарищей по профессии, ибо там, где Пентаур высказывался свободно и независимо, они попадали в плен предвзятости и традиций.
Комната молодого ученого, отделенная от остальных жилых помещений, находилась под одной крышей с житницей Дома Сети. Хотя по размерам она скорее походила на зал, Пентаур всюду натыкался на целые снопы всевозможных трав, на его пути громоздились клетки из пальмовых ветвей, поставленные друг на друга по четыре и по пять штук, не говоря уже о бесконечном множестве больших и маленьких горшков, обвязанных бумагой с проколотыми в ней отверстиями. Во всех этих клетках и горшках копошились разные животные – от тушканчика, большой нильской ящерицы и желтой совы до лягушек, змей, скорпионов и разных жуков.
На единственном столе, стоявшем посреди комнаты, рядом с письменными принадлежностями лежали кости животных, а также острые ножи из кремня и бронзы самых различных видов и форм. В углу была расстелена циновка, а деревянное изголовье на ней указывало, что она служит ученому постелью.
Едва только у входа в это странное помещение послышались шаги Пентаура, хозяин, словно школьник, прячущий от учителя запретную игрушку, сунул под стол какой-то предмет и, набросив на него покрывало, поспешно спрятал в складках своей одежды острый осколок кремня, закрепленный в деревянной ручке «…острый осколок кремня, закрепленный в деревянной ручке…» – Египетские хирурги, по всей вероятности, охотнее всего пользовались инструментами из кремня, во всяком случае при вскрытии трупов и для обрезания. Во время раскопок было обнаружено большое количество таких кремневых скальпелей. (Прим. автора.)
, которым он только что орудовал. Затем он сел и сложил на груди руки с видом человека, погруженного в праздные размышления.
Единственная лампа, укрепленная на высокой подставке возле стула, скупо освещала комнату, но даже и этого скудного света было достаточно, чтобы Пентаур, хорошо знавший все привычки своего друга, тотчас понял, что помешал Небсехту, занимавшемуся запретным делом. Узнав вошедшего, Небсехт кивнул ему в знак приветствия и сказал:
– Ну, уж тебе-то не следовало бы меня пугать!
Потом он нагнулся и вытащил из-под стола то, что спрятал там, когда вошел Пентаур. Это была доска с привязанным к ней живым кроликом; в его вскрытой и растянутой деревянными палочками груди билось сердце. Не обращая больше внимания на друга, Небсехт вновь углубился в прерванные наблюдения.
Некоторое время Пентаур молча смотрел на ученого, затем, положив ему на плечо руку, сказал:
– Советую тебе впредь запирать дверь, когда ты занимаешься запрещенными делами.
– Он…н…ни сн…н…яли…– заикаясь, пробормотал Небсехт, – они сняли с моей двери задвижку, после того как застали меня за анатомированием руки подделывателя документов Фатма «…застали меня за анатомированием руки подделывателя документов…» – За всякие подделки, неправильные записи в официальных документах закон предписывал отсекать обе руки – Диодор, I, 78, (Прим. автора.)
.
– Значит, мумия этого несчастного так и осталась без правой руки?
– На том свете она ему не понадобится!
– Ты хоть положил ему в могилу фигурки ушебти? Ушебти – фигурки, изображающие умершего в виде мумии; первоначально делались из дерева «ушебти», откуда и получили свое название. Согласно представлениям египтян, повелитель мертвых Осирис и на «полях вечного блаженства» занимается возделыванием земли, заставляя работать своих подданных, т. е. мертвых. Чтобы покойному не грозила такая участь, в гробницу клали особые погребальные статуэтки, которые, согласно главе 6 «Книги Мертвых», должны были заменять умершего в подземном царстве – «возделывать поля, орошать пастбища». В руках этих фигурок (или отдельно от них) были мотыги, заступы, коромысла и прочие орудия труда, ясно указывающие, какую работу им предстояло выполнять вместо их господина в загробной жизни. В гробницах знати и фараонов их находили в огромных количествах. Так, в знаменитой гробнице Тутанхамона было обнаружено 413 таких фигурок и 1866 моделей орудий труда
– Вздор!
– Ты заходишь слишком далеко, Небсехт, и ведешь себя неосторожно! С тем, кто без нужды мучает безобидного зверька, духи подземного мира поступят точно так же – этому учит нас закон. Я знаю, что ты хочешь мне сказать! Ты считаешь дозволенным причинять страдания животному, если это обогащает твои знания, необходимые, чтобы уменьшить страдания человека…
– А ты не согласен со мной?
Пентаур улыбнулся и, склонившись над кроликом, сказал:
– Как странно! Зверек все еще живет и дышит, а ведь человек от такого обращения давно бы умер. Видимо, организм человека более хрупкий и нежный, поэтому он быстрее погибает.
– Может быть, – пожав плечами, промолвил Небсехт.
– А я думал, что ты знаешь это!
– Я? Откуда? Ведь я же тебе сказал. Они даже не разрешают мне изучить, как движется рука у подделывателя документов.
– Не забывай, чему учит священная книга, – блаженство души зависит от сохранности тела.
Небсехт поднял свои умные маленькие глаза и нерешительно сказал:
– Не спорю. Впрочем, это меня не касается. Делайте с душами людей что вам угодно, а я стремлюсь изучить лишь их тела, чтобы уметь починить их в случае повреждения… Насколько это вообще возможно.
– Хвала Тоту Тот – бог ученых и врачей; священное животное его – ибис, и поэтому его изображали обычно с головой ибиса. Считалось, что бог Ра сотворил его как «прекрасный светоч», призванный указать злейших врагов Ра. Будучи первоначально богом Луны, он с течением времени превратился в божество меры времени и меры вообще. Среди богов он взвешивает каждое слово, он мудрец, бог письма, искусства и науки. Греки назвали его Гермес Трисмегист, т. е. троекратный или очень большой, следуя примеру египтян, называвших его Тот или Техути – «в два раза больший», иными словами, также очень большой. (Прим. автора)
, что хоть в этом деле тебе нет нужды отрицать свое мастерство.
– Кто может назвать себя мастером в сравнении с божеством? – спросил Небсехт. – Я ничего не умею, ровно ничего! Я владею своими инструментами едва ли уверенней, чем ваятель, который вынужден работать в темноте.
– Как слепой Резу, рисовавший лучше всех зрячих художников страны, – рассмеялся Пентаур.
– Вот и я могу работать «лучше» или «хуже», – отозвался Небсехт, – но «хорошо» – никогда.
– В таком случае удовлетворимся этим «лучше», – ведь я как раз пришел им воспользоваться.
– Разве ты болен?
– Нет, хвала Исиде! Я чувствую себя таким сильным, что могу с корнем вырвать пальму. Но я хочу просить тебя этой же ночью посетить одну больную девочку. Дочь фараона Бент-Анат…
– У семьи фараона свои врачи.
– Дай мне договорить! Так вот, дочь фараона Бент-Анат переехала на своей колеснице одну девочку, и, говорят, бедняжка в тяжелом состоянии.
– Та-ак, – протянул ученый. – Где же она лежит – на той стороне, в городе, или здесь, в некрополе?
– Здесь. Она всего-навсего дочь парасхита.
– Парасхита? – переспросил Небсехт и задвинул доску с кроликом под стол. – В таком случае я иду!
– Чудак! Ты, кажется, надеешься найти в хижине у этого нечистого что-нибудь интересное.
– Это мое дело. Но я иду. Как его зовут?
– Пинем.
– Пожалуй, с ним не столкуешься, – пробормотал ученый. – А впрочем, кто знает?
С этими словами он встал, открыл плотно закупоренный флакон со стрихнином «…открыл… флакон со стрихнином…» – Мы позволили себе упомянуть здесь стрихнин, который, однако, вряд ли был известен египтянам. (Прим. автора.)
, смазал им нос и мордочку кролика, после чего зверек тотчас же перестал дышать. Положив его в ящик, Небсехт сказал:
– Я готов.
– Ну, нет! В этой перепачканной одежде ты не можешь выйти из дома!
Врач кивнул и, достав чистую одежду, собрался было натянуть ее поверх грязной, но Пентаур воскликнул, смеясь:
– Сначала нужно снять рабочую одежду! Постой, я тебе помогу. Но что это? Клянусь богом Бесом Бес – первоначально бог одежды, позднее бог семьи, веселья, женского туалета. Изображался в образе уродливого бородатого и кривоногого пигмея. Считалось, что женщинам он приносит победу в любви, а мужчинам – в сражении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Выйдя от верховного жреца, Пентаур поспешил исполнить его распоряжение.
Он велел служителю провести к Амени Паакера, ожидавшего во дворе храма, а сам пошел к врачам, чтобы попросить их хорошенько позаботиться о пострадавшей девочке.
В Доме Сети училось немало медиков «В Доме Сети училось немало медиков…» – Все, что здесь сказано о врачах, заимствовано непосредственно из медицинских трактатов египтян, а также из сочинений античных писателей – Геродот, II, 84, Диодор, I, 82. (Прим. автора.)
, однако лишь немногие оставались здесь после сдачи экзамена на звание «писца». Самых способных отправляли в Гелиополь, где с древнейших времен находился знаменитый медицинский центр страны. Усовершенствовав там свое искусство, они возвращались в Фивы, чтобы посвятить себя хирургии, лечению глазных болезней или другим отраслям медицины. Здесь они либо становились придворными врачами самого фараона, либо занимались преподаванием, а в особо сложных случаях их приглашали на консилиум.
Разумеется, большинство врачей жило в самих Фивах, на правом берегу Нила, в собственных домах, вместе с семьями, однако каждый принадлежал к какой-нибудь жреческой общине. Поэтому, если кто-нибудь нуждался в помощи, за врачом посылали не к нему на дом, а в храм. Здесь, расспросив, чем страдает больной, главный врач храма подыскивал медика, специальные познания которого наиболее подходили для лечения данного случая.
Подобно всем жрецам, врачи жили на доходы от своих земельных владений, но, кроме того, существенную роль играли для них подарки фараона, поборы с верующих и пособия из государственной казны. От своих пациентов врачи, как правило, денег не получали; правда, выздоровевший обычно приносил дары храму, пославшему к нему врача. Поэтому нередко медики-жрецы утверждали, что выздоровление больного будет зависеть от пожертвований храму.
Знания египетских врачей были довольно глубокими, но, вполне естественно, приходя к больному как «служители божества», они не ограничивались рациональным лечением и даже считали такое лечение невозможным без мистического действия молитв и заклинаний.
Среди учителей-медиков Дома Сети были люди самых различных способностей и направлений ума, однако Пентаур не колебался ни одной минуты, кому поручить лечение дочери парасхита.
Врач, на которого пал его выбор, был внуком знаменитого, давно уже покойного медика Небсехта, и звали его тоже Небсехт. Этот молодой врач был лучшим другом Пентаура и его соучеником по школе.
С ранних лет этот юноша, унаследовавший от деда блестящие способности, упорство и любовь к науке, был всей душой предан медицине. Еще в Гелиополе он избрал своей специальностью хирургию «…он избрал своей специальностью хирургию…» – Среди шести перечисленных у Клементия Александрийского медицинских трактатов египтян один был посвящен описанию хирургических инструментов. Впрочем, следует отметить, что весьма скверно сросшиеся переломы костей, обнаруженные у мумий, не делают чести хирургам древнего Египта. (Прим. автора.)
и, несомненно, стал бы там учителем, если бы не косноязычие, не позволявшее ему громко читать заклинания и молитвы. Однако этот недостаток, глубоко огорчавший родителей Небсехта и его учителей, пошел ему на пользу. Как нередко случается в жизни, мнимые преимущества порой оказываются нам во вред, а мнимые недостатки часто приносят подлинное счастье. В то время как сверстники Небсехта упражнялись в песнопениях и декламации, он, лишенный этой возможности, целиком отдался своей врожденной склонности к наблюдению органической жизни природы. Учителя в какой-то мере поощряли этот дух исследования и извлекали пользу из его обширных познаний в анатомии человека и животных, а также из ловкости его умелых рук.
Его глубокое отвращение к мистической стороне науки неизбежно повлекло бы за собой тяжкую кару, а быть может, даже изгнание, если бы оно хоть как-нибудь проявлялось в его словах и поступках. Но Небсехт принадлежал к типу молчаливого ученого, целиком поглощенного наукой и свободного от честолюбивого желания возвыситься. Он находил глубочайшее удовлетворение в своих исследованиях, покорно подчинялся каждому требованию публично показать свои способности и знания, но при этом не терпел посягательства на свою скромную и трудную жизнь ученого.
С этим человеком Пентаур сблизился больше, чем с другими товарищами по школе.
Он восхищался его знаниями и искусством врача, а когда Небсехт, слабый телом, но поистине неутомимый, бродил в поисках растений, или животных по зарослям папируса на берегах Нила, по пескам пустыни или горам, Пентаур охотно сопровождал его и неизменно извлекал из этих прогулок большую пользу для себя. Его спутник видел много такого, что без него навеки осталось бы сокрытым от глаз поэта, а иные предметы, известные ему лишь внешне, обретали новое содержание, новый смысл благодаря объяснениям молодого исследователя. И куда девалось его косноязычие, когда нужно было рассказать другу о впервые замеченных им особенностях того или иного существа!
Поэт любил своего ученого друга всем сердцем. Небсехт тоже любил Пентаура, обладавшего всем, чего недоставало ему самому: мужской красотой, ребяческой веселостью, прямодушием, восторженностью художника и талантом выразить словом все, что волновало его сердце.
Пентаур был совершенным профаном в науке, которую в совершенстве изучил его друг, но, несмотря на это, обладал удивительной способностью понимать даже самое трудное и сложное. В конце концов Небсехт стал считаться с мнением своего друга больше, чем с суждениями своих товарищей по профессии, ибо там, где Пентаур высказывался свободно и независимо, они попадали в плен предвзятости и традиций.
Комната молодого ученого, отделенная от остальных жилых помещений, находилась под одной крышей с житницей Дома Сети. Хотя по размерам она скорее походила на зал, Пентаур всюду натыкался на целые снопы всевозможных трав, на его пути громоздились клетки из пальмовых ветвей, поставленные друг на друга по четыре и по пять штук, не говоря уже о бесконечном множестве больших и маленьких горшков, обвязанных бумагой с проколотыми в ней отверстиями. Во всех этих клетках и горшках копошились разные животные – от тушканчика, большой нильской ящерицы и желтой совы до лягушек, змей, скорпионов и разных жуков.
На единственном столе, стоявшем посреди комнаты, рядом с письменными принадлежностями лежали кости животных, а также острые ножи из кремня и бронзы самых различных видов и форм. В углу была расстелена циновка, а деревянное изголовье на ней указывало, что она служит ученому постелью.
Едва только у входа в это странное помещение послышались шаги Пентаура, хозяин, словно школьник, прячущий от учителя запретную игрушку, сунул под стол какой-то предмет и, набросив на него покрывало, поспешно спрятал в складках своей одежды острый осколок кремня, закрепленный в деревянной ручке «…острый осколок кремня, закрепленный в деревянной ручке…» – Египетские хирурги, по всей вероятности, охотнее всего пользовались инструментами из кремня, во всяком случае при вскрытии трупов и для обрезания. Во время раскопок было обнаружено большое количество таких кремневых скальпелей. (Прим. автора.)
, которым он только что орудовал. Затем он сел и сложил на груди руки с видом человека, погруженного в праздные размышления.
Единственная лампа, укрепленная на высокой подставке возле стула, скупо освещала комнату, но даже и этого скудного света было достаточно, чтобы Пентаур, хорошо знавший все привычки своего друга, тотчас понял, что помешал Небсехту, занимавшемуся запретным делом. Узнав вошедшего, Небсехт кивнул ему в знак приветствия и сказал:
– Ну, уж тебе-то не следовало бы меня пугать!
Потом он нагнулся и вытащил из-под стола то, что спрятал там, когда вошел Пентаур. Это была доска с привязанным к ней живым кроликом; в его вскрытой и растянутой деревянными палочками груди билось сердце. Не обращая больше внимания на друга, Небсехт вновь углубился в прерванные наблюдения.
Некоторое время Пентаур молча смотрел на ученого, затем, положив ему на плечо руку, сказал:
– Советую тебе впредь запирать дверь, когда ты занимаешься запрещенными делами.
– Он…н…ни сн…н…яли…– заикаясь, пробормотал Небсехт, – они сняли с моей двери задвижку, после того как застали меня за анатомированием руки подделывателя документов Фатма «…застали меня за анатомированием руки подделывателя документов…» – За всякие подделки, неправильные записи в официальных документах закон предписывал отсекать обе руки – Диодор, I, 78, (Прим. автора.)
.
– Значит, мумия этого несчастного так и осталась без правой руки?
– На том свете она ему не понадобится!
– Ты хоть положил ему в могилу фигурки ушебти? Ушебти – фигурки, изображающие умершего в виде мумии; первоначально делались из дерева «ушебти», откуда и получили свое название. Согласно представлениям египтян, повелитель мертвых Осирис и на «полях вечного блаженства» занимается возделыванием земли, заставляя работать своих подданных, т. е. мертвых. Чтобы покойному не грозила такая участь, в гробницу клали особые погребальные статуэтки, которые, согласно главе 6 «Книги Мертвых», должны были заменять умершего в подземном царстве – «возделывать поля, орошать пастбища». В руках этих фигурок (или отдельно от них) были мотыги, заступы, коромысла и прочие орудия труда, ясно указывающие, какую работу им предстояло выполнять вместо их господина в загробной жизни. В гробницах знати и фараонов их находили в огромных количествах. Так, в знаменитой гробнице Тутанхамона было обнаружено 413 таких фигурок и 1866 моделей орудий труда
– Вздор!
– Ты заходишь слишком далеко, Небсехт, и ведешь себя неосторожно! С тем, кто без нужды мучает безобидного зверька, духи подземного мира поступят точно так же – этому учит нас закон. Я знаю, что ты хочешь мне сказать! Ты считаешь дозволенным причинять страдания животному, если это обогащает твои знания, необходимые, чтобы уменьшить страдания человека…
– А ты не согласен со мной?
Пентаур улыбнулся и, склонившись над кроликом, сказал:
– Как странно! Зверек все еще живет и дышит, а ведь человек от такого обращения давно бы умер. Видимо, организм человека более хрупкий и нежный, поэтому он быстрее погибает.
– Может быть, – пожав плечами, промолвил Небсехт.
– А я думал, что ты знаешь это!
– Я? Откуда? Ведь я же тебе сказал. Они даже не разрешают мне изучить, как движется рука у подделывателя документов.
– Не забывай, чему учит священная книга, – блаженство души зависит от сохранности тела.
Небсехт поднял свои умные маленькие глаза и нерешительно сказал:
– Не спорю. Впрочем, это меня не касается. Делайте с душами людей что вам угодно, а я стремлюсь изучить лишь их тела, чтобы уметь починить их в случае повреждения… Насколько это вообще возможно.
– Хвала Тоту Тот – бог ученых и врачей; священное животное его – ибис, и поэтому его изображали обычно с головой ибиса. Считалось, что бог Ра сотворил его как «прекрасный светоч», призванный указать злейших врагов Ра. Будучи первоначально богом Луны, он с течением времени превратился в божество меры времени и меры вообще. Среди богов он взвешивает каждое слово, он мудрец, бог письма, искусства и науки. Греки назвали его Гермес Трисмегист, т. е. троекратный или очень большой, следуя примеру египтян, называвших его Тот или Техути – «в два раза больший», иными словами, также очень большой. (Прим. автора)
, что хоть в этом деле тебе нет нужды отрицать свое мастерство.
– Кто может назвать себя мастером в сравнении с божеством? – спросил Небсехт. – Я ничего не умею, ровно ничего! Я владею своими инструментами едва ли уверенней, чем ваятель, который вынужден работать в темноте.
– Как слепой Резу, рисовавший лучше всех зрячих художников страны, – рассмеялся Пентаур.
– Вот и я могу работать «лучше» или «хуже», – отозвался Небсехт, – но «хорошо» – никогда.
– В таком случае удовлетворимся этим «лучше», – ведь я как раз пришел им воспользоваться.
– Разве ты болен?
– Нет, хвала Исиде! Я чувствую себя таким сильным, что могу с корнем вырвать пальму. Но я хочу просить тебя этой же ночью посетить одну больную девочку. Дочь фараона Бент-Анат…
– У семьи фараона свои врачи.
– Дай мне договорить! Так вот, дочь фараона Бент-Анат переехала на своей колеснице одну девочку, и, говорят, бедняжка в тяжелом состоянии.
– Та-ак, – протянул ученый. – Где же она лежит – на той стороне, в городе, или здесь, в некрополе?
– Здесь. Она всего-навсего дочь парасхита.
– Парасхита? – переспросил Небсехт и задвинул доску с кроликом под стол. – В таком случае я иду!
– Чудак! Ты, кажется, надеешься найти в хижине у этого нечистого что-нибудь интересное.
– Это мое дело. Но я иду. Как его зовут?
– Пинем.
– Пожалуй, с ним не столкуешься, – пробормотал ученый. – А впрочем, кто знает?
С этими словами он встал, открыл плотно закупоренный флакон со стрихнином «…открыл… флакон со стрихнином…» – Мы позволили себе упомянуть здесь стрихнин, который, однако, вряд ли был известен египтянам. (Прим. автора.)
, смазал им нос и мордочку кролика, после чего зверек тотчас же перестал дышать. Положив его в ящик, Небсехт сказал:
– Я готов.
– Ну, нет! В этой перепачканной одежде ты не можешь выйти из дома!
Врач кивнул и, достав чистую одежду, собрался было натянуть ее поверх грязной, но Пентаур воскликнул, смеясь:
– Сначала нужно снять рабочую одежду! Постой, я тебе помогу. Но что это? Клянусь богом Бесом Бес – первоначально бог одежды, позднее бог семьи, веселья, женского туалета. Изображался в образе уродливого бородатого и кривоногого пигмея. Считалось, что женщинам он приносит победу в любви, а мужчинам – в сражении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12