– Виталик, я хотел попросить тебя об одолжении.
– Проси, коли так.
– Мне нужно две вещицы из тех, что принадлежали Шумскому.
Дроздов состроил недовольную гримасу.
– Не понимаю я, что ты все время крутишься вокруг дела, которое я веду! Если что-то разнюхал по поводу Шумского, так скажи мне, своему коллеге. А то как-то ты себя ведешь странно, не по-товарищески. И мне сдается, ты что-то знаешь относительно его убийства. – Как и накануне, Дроздов смерил Дмитрия крайне подозрительным взглядом. – Иначе почему ты оказался в подъезде, где журналиста завалили?
– Виталик, если я что-то накопаю по Шумскому, то тебе первому сообщу. Слово опера! Но я тебе уже говорил в том же самом подъезде: я выполняю спецзадание полковника Крутилина.
– Не крути мне мозги со своим Крутилиным! – повысил голос Дроздов и осекся: прямо на них, по коридору, шел начальник управления.
– Подвижки есть? – спросил он Бороздина с озабоченным видом.
– Имеется кое-что. Но и проблемы кое-какие имеются. – И Дмитрий с многозначительным видом уставился на Дроздова.
Тот спал с лица.
– Все в порядке, товарищ полковник! – затараторил он скороговоркой. – Оказываем капитану Бороздину всевозможное содействие!
Крутилин, чересчур занятый своими мыслями, не стал вникать в ситуацию, буркнул «ну-ну» и проследовал далее.
– Ну и мерзавец ты, Бороздин! – прошипел Дроздов. – Перед начальством выслуживаешься! Товарищей подставляешь!
– Неконструктивная критика, Виталик. Итак, мне, а точнее, полковнику Крутилину от тебя нужны две вещи: записная книжка Шуйского и его мобильник.
– Зачем?
– Спроси об этом полковника Крутилина. Вот он, кстати, назад идет!
Дроздов так всполошился, что даже не обернулся, чтобы проверить информацию Бороздина, который между тем просто пошутил. Виталий Дроздов сразу полез в свой пакет и выудил оттуда мобильник.
– Держи, это Шумского. – Но телефон не отдал, оставил в своей руке и лишь теперь оглянулся: – А где полковник?
– Зашел в кабинет к Филиппову. Дай же наконец мобильник!
И тут сотовый телефон Шумского зазвонил. Дмитрий не успел выхватить трубку из рук Дроздова, тот соединился и сразу же произнес:
– Алло?.. Нет, Стасик умер… Как-как?! Насмерть умер! Вот как!

Глава восьмая
Версия профессора Круга


1

Дикая выходка капитана Дроздова, когда он завел попросту идиотский разговор по телефону Шумского с возможным фигурантом по делу, навела Бороздина на меланхолические размышления, которым он предавался, сидя в кафе «Радуга» в ожидании профессора Круга. Инцидент показал, насколько вредна работа опера: здравомыслящий вроде бы мужик от постоянных служебных стрессов всегда способен совершить какую-либо необъяснимую, непростительную глупость.
Но такой ли уж он здравомыслящий, этот капитан Дроздов? Что ныне осталось от лейтенанта Виталия Дроздова, вполне жизнерадостного молодого человека, с безграничным оптимизмом смотревшего в будущее и всегда готового поддержать веселую компанию с хорошей выпивкой?
Теперь Виталий – безмерно мнительный чинуша, чурающийся обычного дружеского трепа.
постоянно готовый на любую подлость и оттого вечно ждущий ее от других.
Вот и сегодня он, подозревая Бороздина сам не зная в чем, так и не отдал Дмитрию телефонную книжку Шуйского, сославшись на то, что ее у журналиста не было вообще.
Мобильник газетчика изъять у Дроздова все же удалось, и разговаривала по нему с Виталием, как выяснилось, женщина, а значит, не все пока потеряно: вариант, что еще может позвонить Бобров, предположительно до сих пор не узнавший о смерти Шуйского, имел право на существование.
А то, что реаниматор Аркадий Бобров был знаком с журналистом Станиславом Шумским, сомнений теперь не вызывало. Уже после стычки с Дроздовым в коридоре управления Дмитрий, изучив жизненные пути обоих фигурантов, установил, что они учились в одной школе. Причем в одно и тоже время!
Но надежда на то, что Аркадий Бобров – некий криминальный тип, не оправдалась: он в досье МВД никак не фигурировал.

– О чем задумались, молодой человек? Конечно, это был профессор Круг, и они тепло поприветствовали друг друга.
– Вы закончили цикл своих лекций в лицее. Григорий Алексеич?
– Да, сегодня был последний день.
Дмитрий отметил, что, как и вчера, профессор выглядел пасмурным и определенно был чем то озабочен. Бороздин, однако, не счел возможным донимать ученого вопросами, которые то: мог счесть неуместными.
– Мы как будто хотели сегодня это дело отметить, – напомнил он.
– Увы, Дмитрий, придется обойтись без шампанского. У меня даже и аппетита сейчас никакого нет.
– Тогда, может быть, вы наконец завершите свою лекцию о жизни и смерти?
– Именно это я и собираюсь сделать! – заметно оживился профессор, и, словно боясь, что капитан в очередной раз может внезапно покинуть кафе, он сразу же взял быка за рога. – То, что я вчера говорил о грибах, касается практически всех биологических организмов. Например, комар. Когда он садится на вашу кожу, чтобы насытиться вашей кровью, то выглядит как самоубийца. Ведь прихлопнуть его ударом ладони – задача, вполне посильная для трехлетнего карапуза. Но комару на личную смерть наплевать. Эти насекомые садятся на человека роем, а значит.
кто-то из них все равно насытится и останется жить, и, следовательно, будет жить его род. – И Круг внимательно взглянул на капитана, будто ожидая от него подтверждения или опровержения своих слов.
– Наверное, так оно и есть, – сказал Дмитрий скорее из вежливости, чтобы показать профессору, что внимательно его слушает. Но вообще-то Бороздин ожидал более глубоких суждений о жизни и смерти, которые ко всему прочему могли бы пригодиться ему в практической оперативной деятельности.
– Природа жила по законам «Рода» – это слово я бы писал с большой буквы – многие миллионы лет, – продолжал профессор, видимо, вполне удовлетворенный реакцией капитана. – Родом продолжали жить и первобытные племена. Умереть за честь рода в тс времена считалось не каким-то геройством, а вполне обыденным делом. И вот я представляю себе ситуацию, – слегка улыбнулся Григорий Алексеич, – когда наделенный недюжинным умом член племени вдруг приходит к выводу о возможности своей, собственной, индивидуальной, личной смерти. «Что мне до того, – думает он, – если останется существовать мой род, а меня лично сожгут или зароют в землю?»
– И что же этот парень предпринял, когда его голову посетила такая блестящая мысль? – спросил, слегка улыбаясь, Дмитрий.
– Во-первых, осознание личной смерти стало для всего человечества психологическим уда ром громадной силы. Вот только что ты собирался жить вечно, но вдруг выясняется, что это фикция и смерть твоя неизбежна. Как вы думаете, – поднял глаза на капитана Григорий Алексеевич, – какое открытие сделали Адам и Ева в раю, вкусив яблоко с древа познания?
– Неужели узнали о собственной смертности?
– Совершенно справедливо! После чего они и были изгнаны из рая. Метафорически тоже самое произошло со всем человечеством. Только что оно находилось в раю, то есть собиралось жить вечно, и вдруг в один момент оказалось на смертной Земле.
– Действительно, трагическая и величественная картина, – не мог не согласиться Дмитрий. – Но что же было дальше? Ведь человечество не могло существовать в постоянном ожидании смерти?
Вот именно! И дальше зашевелились жрецы. Они сделали очень полезное дело: разработали несколько относительно стройных систем загробной жизни. Ввели, к примеру, понятие «бессмертной души». Раньше эта душа была ни к чему. Зачем она, скажем, Адаму и Еве? Они и без бессмертной души собирались жить вечно. У этой парочки никаких душ и не было, пока обоих не поперли из райских кущ. И все-таки религиозные системы работали только поначалу – уж больно они искусственны. И человечество вновь оказалось один на один перед лицом смерти.
– И что же оно изобрело взамен религии? Уж не потому ли вы занялись проблемой субсоциумов, которые по вашей идее должны были заменить человечеству утерянный родовой строй с присущей ему функцией Вечной Жизни? И чем закончились ваши изыскания? Вы обещали мне об этом рассказать!
Профессор Круг посмотрел на капитана с нескрываемым изумлением.
– Ну, молодой человек, вы еще умнее, чем я думал! Вы совершенно точно сформулировали мою гипотезу, но она, к сожалению, не нашла экспериментального подтверждения.
, – Значит, ваши опыты закончились?
– Да, эксперименты полностью завершены. – Круг встал и пожал Дмитрию руку. – А теперь вынужден с вами распрощаться. В «Радуге» меня вы более не увидите. И звонить мне не стоит, поскольку я сменил оператора мобильной сети. Но я сам вас найду. Причем в самое ближайшее время. Не сомневайтесь.

Профессор вышел из кафе, а почти у дверей Дмитрия буквально схватила за руку миловидная девушка спортивного вида.
Бороздин с удивлением посмотрел на нее, и выражение глаз незнакомки его обеспокоило – в них чувствовалась душевная боль, озаренная отблесками какого-то безумного огня.
– Что вам угодно? – спросил он не без тревоги.
Но незнакомка, прежде чем ответить, проводила профессора Круга задумчивым взглядом и, лишь когда он свернул за угол здания «Радуги», обратила свой взор на Дмитрия, которого по-прежнему держала за рукав сорочки, будто опасаясь, что тот убежит.
– Вы ведь – капитан Бороздин?
– Так точно. А в чем, собственно, дело? – Дмитрий не без труда освободил локоть из цепкой руки девушки.
– Мне нужна ваша помощь. Но прежде всего я хотела бы узнать, кто был этот человек, с которым вы вместе обедали.
Несколько огорошенный капитан не стал делать из этого тайну:
– Григорий Алексеич Круг. Вам что-то говорит это имя?
– Круг? А он, случайно, не профессор? Учебники не пишет?
– Профессор и есть. Наверное, пишет и учебники, точно не знаю. Но что вы от меня хотите?
– Я его раньше где-то видела. – Она показала рукой в ту сторону, куда исчез профессор Круг. – Теперь понимаю – где-нибудь в коридорах МГУ. Я там на заочном учусь. Наверное, когда приходила сессию сдавать…
– Так что вы от меня все-таки хотите? – невежливо перебил девушку начинавший терять терпение старший оперуполномоченный.
– Вы ведь – капитан Бороздин?
– Я уже отвечал на этот вопрос.
– Извините, товарищ капитан, за мою бестолковость, но у меня очень большое горе, и мне сказали, что только вы можете мне помочь.
Дмитрий вежливо, но твердо взял девушку под руку и повел к управлению:
– Давайте все по порядку. Как ваше имя?
– Ирина Птицына.
Ирина Птицына? – задумчиво повторил капитан. Это имя показалось ему смутно знакомым, но сразу он не мог вспомнить – откуда. Когда придет в управление, то посмотрит в своем досье. – И что же у вас случилось?
– У меня пропал муж! – горестно сказала она. – Мишаня… То есть Михаил Птицын.
– Давно пропал?
– Более двух недель назад.
– Вам следует подать заявление по этому поводу. Но вообще-то я данными вопросами не занимаюсь, розыск пропавших лиц ведет другой отдел. Обратитесь к дежурному по управлению: он вам скажет, куда конкретно подать заявление.
– Но я уже обращалась к нему!
– Когда?
– Только что. Дежурный сказал, что делами по розыску занимается исключительно капитан Бороздин.
«Этот Дроздов – какой-то мелкий бес, – мрачно подумал Дмитрий. – Видимо, следует просто-напросто набить ему морду. При удобном случае».
– Дежурный был так со мной вежлив, – щебетала между тем девица. – Он сказал, что вы сейчас обедаете, но вы столь любезны, что решаете неотложные вопросы и за обедом. Потом дежурный проводил меня до кафе и показал, где высидите. Ноя не решилась вас оторвать от обеда, и тем более с профессором…
– Я сам доведу вас до нужного отдела. Там вам помогут.
«Нет, удобного случая может не представиться долго – набить Дроздову морду надо прямо сейчас».

2

Но рука на дежурного по управлению у Дмитрия не поднялась – уж слишком тот радовался, что так остроумно разыграл Бороздина.
Что возьмешь с этого убогого, пусть живет, вздохнул капитан, и, доведя Ирину Птицыну до нужного ей отдела, побрел на свое рабочее место.
В своем кабинете Дмитрий застал любопытную картину: Колодков поил чаем какого-то незнакомого парнишку. Тот сидел за столом Бороздина, развалившись на его стуле и поставив чашку на его «ежедневник».
Подавив раздражение, капитан пригляделся к юноше, которого никогда ранее не видел, но сразу его опознал: уж больно Гена был похож на своего погибшего отца, Константина Карнаухова. Правда, похож особенным образом: если судить по фотографиям старшего Карнаухова и рассказам о нем свидетелей, тот был очень хорош собой и являлся неотразимым плейбоем. А вот черты лица Гены будто пародировали облик его отца: при всей внешней с ним схожести сын выглядел если не уродом, то достаточно непривлекательной личностью.
– Это Гена Карнаухов, – подтвердил догадку Дмитрия Колодков. – Проблема у нас, товарищ капитан: парню больше прятаться негде, поскольку деньги у него кончились и нечем платить за съемную квартиру. Что делать?
Между тем Гена не только не поздоровался, но и не уступил Бороздину его законное место, продолжая лениво прихлебывать колодковский чай вприкуску с конфетами «коровка», видимо, предложенными ему заботливым старшим лейтенантом.
– В принципе возвращаться домой и поступать на работу, а также вступать в права наследства, – после некоторого раздумья ответил Дмитрий на вопрос оперуполномоченного.
Серега посмотрел на него каким-то дурным взглядом.
– Капитан, ведь речь идет о жизни и смерти этого парня! Ты, значит, думаешь, что Огнев действительно шлепнул в Раменках того, кого надо?
– Нет, я так не думаю.
– И все равно считаешь, что Гена в безопасности?
– Я бы сказал: я так чувствую.
– А ну-ка, ну-ка, расскажи поподробнее о своих чувствах! – У Колодкова загорелись глаза.
– Я чувствую, что «дело Арзаевой» закончено в принципе, но не формально.
– Больно умно и загадочно вы говорите, товарищ капитан, – обиделся Колодков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36