ударника и басиста, которые с лихвой компенсировали отсутствие таланта избытком энтузиазма. Несомненно, Брум одобрил это предложение с такой легкостью лишь потому, что приглашаемому на школьные балы оркестру вроде бы нашлась бесплатная замена. Согласился он и с созданием «Кружка иллюзионистов». Том Фланаген считал, что идея эта прошла, поскольку показалась Бруму вполне невинным развлечением детишек даже после его «беседы» с Дэлом.
Так это или нет, в любом случае следует отметить один небезынтересный факт. После ставшей уже традиционной процедуры вызова к директору с урока Торпа Дэл вошел в высочайшие апартаменты, и первое, что он увидел на девственно чистом столе Змеюки, был листок с заявкой, которую он собственноручно отпечатал на машинке шестью днями ранее. Конечно, Дэл предположил, что по этому поводу его и вызвали, и ему сразу полегчало: в конце концов, с какой стати подозревать его в краже стеклянной безделушки?
И в самом деле, Брум встретил его чуть загадочной улыбкой:
– Как я погляжу, твой интерес к магии не ограничивается карточными фокусами, не так ли?
– Конечно же, сэр, он гораздо глубже, – ответил Дэл.
– Ну и насколько он глубок?
Подвоха Дэл никак не ожидал – он наивно полагал, что Брум проявляет к нему искренний, без задней мысли, интерес.
– Сэр, это мое самое глубокое увлечение, даже, наверное, дело всей жизни, – признался он.
– Поня-я-ятно…
Откинувшись на спинку кресла, директор задрал ноги на край стола – типичная поза вечно загруженного делами начальника, решившего слегка расслабиться. Серьезное усталое лицо, манжеты, выглядывающие из рукавов пиджака, очки в строгой роговой оправе и даже собака, мирно дремавшая у кресла, – все прекрасно соответствовало этому образу.
– Так, значит, это – дело всей твоей жизни? Ты действительно намереваешься пойти по этой, гм.., несколько необычной стезе?
– Да, это моя мечта, – заверил его Дэл. – И кое-чему я уже научился.
– Не сомневаюсь, – улыбнулся Брум. – Расскажи-ка мне подробнее, что ты думаешь о так называемой магии: ну, о фокусах и тому подобном.
– О, – возбужденно заговорил польщенный Дэл, – это нечто гораздо большее, нежели фокусы. Конечно, магия – это и развлечение, и игра, однако… – он замялся, подбирая слова, – прежде всего, я бы сказал, это совершенно особое мировоззрение, образ мыслей и образ жизни.
– Что ж, теперь я в самом деле вижу, что это для тебя серьезно. – Брум, опустив ноги, сдвинул листок Дэла на край стола. – Скажи, тебе нравится у нас в школе? Неприятностей никаких не было за это время?
– Очень нравится, – заверил его Дэл. – Хотя, конечно, кое-какие неприятности были.
– Касательно того малосимпатичного прозвища, да?
– Ну, – замялся Дэл, – в общем-то да, сэр.
– Я могу придумать кое-что более для тебя подходящее.
Не ожидавший подвоха Дэл простодушно поинтересовался:
– Что, сэр?
– Вор. Трус. Подлец. Надеюсь, теперь тебе все ясно?
С этого момента и начался собственно допрос, проходивший по уже знакомому сценарию.
Глава 6
УРОК ЭКОНОМИКИ
Когда отец Тома вынужден был сократить работу наполовину, затем – на две трети, Том снова увидел грифа. К тому времени Хартли Фланаген потерял сорок фунтов веса. Хотя он и не бросил свою юридическую службу и даже занятия в Клубе легкой атлетики, его все больше приводили в уныние растущие мешки под глазами и старые костюмы, висевшие теперь на нем будто на вешалке. Очень скоро, тоскливо размышлял он, сил у него достанет лишь на дорогу из дома в больницу, хорошо еще, если и обратно…
С наступлением зимы футбольные тренировки на свежем воздухе временно уступили место занятиям баскетболом в зале. Том резко переменился: куда только девались его прежние энергия и оптимизм? В учебе он тоже сильно сдал. Теперь он страшился решительно всего: боялся, что провалит экзамены, что у него поедет крыша, что его вышибут из баскетбольной команды, но более всего он боялся за отца. Никогда еще он не ощущал дыхание смерти так близко, как теперь. Что будет с ним, если отец умрет, если он вообще останется без отца? Когда он задумывался об этом – а такое теперь бывало то и дело, – перед глазами вставала знакомая картина: темная, покрытая мраком долина, так и дышащая угрозой.
«Да», – сказал ему гриф.
В клекоте птицы он теперь не только разбирал слова, но и понимал их смысл. Гриф говорил ему:
"Да, все правильно. Темная долина, полная опасностей. Это то, что тебя ожидает. Но, мальчик мой, чего же ты хотел?
Остаться навсегда ребенком ?"
Нет, но…
«Да, именно на это ты надеялся».
Что ж, ты прав…
Гриф понимающе кивнул. Том видел его все в той же пустыне, где солнце стояло в зените и не было теней.
«А знаешь, что с тобой произойдет, когда ты попадешь в эту долину?»
Ответа не было: ужас, парализовавший Тома, казалось, забрался ему под кожу.
«Понятно что, мой мальчик: ты погибнешь. Без поддержки и защиты ты погибнешь».
Том краем глаза заметил, как дочиста обглоданный скелет, бывший когда-то его отцом, повернулся и вперил в него взгляд незрячих глазниц.
«Теперь, мальчик мой, я – твой отец, твоя поддержка и защита. Я, а также все, что вокруг тебя в этой долине».
Сковавший его ужас вызвал теперь дрожь по всему телу.
Гриф приблизился, не отводя от него сверкающих, все понимающих глаз.
Мерзкая птица. Пожиратель падали. Гадина.
«Ну хватит, птенчик!»
Сложив крылья за спиной, гриф сделал молниеносный бросок, и его громадный желтый клюв впился Тому в руку.
Разбудил его собственный пронзительный крик.
***
Скелету гой же ночью приснился здоровенный муравейник, где у муравьев были лица учеников младшего класса.
Они беспорядочно сновали туда-сюда по бесчисленным проходам и закоулкам, останавливаясь лишь для того, чтобы пискляво поболтать друг с другом о какой-то ерунде. В руках у него была кочерга, и он уже собирался разворошить ею этот чертов муравейник, как вдруг раздался грохот, словно откуда-то накатилось колоссальное цунами. Перед его глазами возникла на какой-то миг незабываемая коричневая шляпа, натянутая на лоб, чтобы скрыть лицо, которое человеческим назвать никак было нельзя. Ужас охватил его, и в этот момент он проснулся. Грохот тем не менее не стих, наоборот, усилился. Он уже знал, что это такое, но страх мешал ему выглянуть в окно. Он, переборов себя, все-таки взглянул, и тут его чуть не вытошнило: в окно к нему рвался не знакомый орел, а неимоверных размеров белая сова, четко выделяющаяся на черном фоне ночи. Он мог рассмотреть буквально каждое перо огромных крыльев, которыми сова упрямо молотила по стеклу, требуя, чтобы ее впустили. Скелет отлично понимал, что, если он откроет окно, пернатое чудовище тут же разорвет его на мелкие кусочки. Голова у совы была ничуть не меньше его собственной… Скелет, дрожа от страха, вжался в стену. Что, если орел с фотографии на потолке вдруг тоже оживет и набросится на него, стараясь выклевать глаза? Помимо воли он прижал кулаки к глазницам, защищаясь, потом в отчаянии зарылся лицом в подушку.
Глава 7
За два дня до начала рождественских каникул настала моя очередь нести в учительскую отчет о посещаемости.
Миссис Олинджер, в своей неизменной шерстяной кофте, вела одну из битв бесконечной и идущей в любой школе войны между преподавателями и администраторами. На сей раз противником ее был мистер Пэтбридж, учитель французского, изнеженно-томный блондин с красиво очерченным ртом. Носил он твидовые, слегка приталенные пиджаки, разумеется, французского производства, как и его элегантные очки в тонкой оправе. Миссис Олинджер по-настоящему наслаждалась сражением с ним и отвлекаться на меня положительно не желала.
– Никак я не могу понять, – скулил мистер Пэтбридж, – ну почему нельзя вести дела так, чтобы для каждого документа было свое, определенное место?
В руках у него была стопка экзаменационных листов, а всем своим видом он словно восклицал: «Ох уж эти женщины?.»
– И не поймете, – хладнокровно отбрила миссис Олинджер.
– Да, дорогуша, где уж мне…
– Видите ли, мистер Пэтбридж, документы у нас постоянно находятся в работе, их становится все больше и больше.
Кроме того, есть еще один аспект: сохранность и безопасность.
– Боже милостивый!
– Вам что-то не нравится, мистер Пэтбридж?
– Да, миссис Олинджер, не нравится. Вместо того чтобы просто сложить экзаменационные листы в одну из папок, местонахождение которой мне точно известно, я должен ждать, пока вы, применив теорию случайных чисел, не соизволите указать мне, куда их наконец положить. При этом мы оба теряем драгоценное время и…
– А я, мистер Пэтбридж, теряю свое драгоценное время из-за того, что вы упорно не желаете мыть за собой чашки после кофе. К тому же вы подаете дурной пример остальным.
Я наблюдал из коридора за их перепалкой. Внезапно рядом выросла длинная костлявая фигура. С гнусной ухмылкой Скелет Ридпэт «уронил» на пол целую кучу учебников.
Пока я нагибался и поднимал их, кляня про себя на чем свет стоит и миссис Олинджер, и Скелета, секретарша сдержанно-гневным тоном разъяснила преподавателю французского ту непререкаемую истину, что ее время несравненно ценнее его собственного, после чего с готовностью приняла у Скелета кучку мелочи и протянула ему чистую тетрадь. Тот, окатив меня презрением, забрал свои учебники и отошел в сторонку. Наконец миссис Олинджер удостоила меня своим драгоценным вниманием, однако не преминула проворчать:
– Ну что вы, малыши, вечно сшиваетесь возле учительской? Заняться больше нечем, да?
Когда я вышел, Скелет все еще торчал в коридоре, делая вид, что подводит стрелки наручных часов.
Чуть позже в тот же день мистер Брум передал через миссис Олинджер и мистера Уэзерби, что «Общество любителей джаза» Морриса Филдинга и «Кружок иллюзионистов»
Дэла должны продемонстрировать свое искусство перед всей школой в рассчитанном на час представлении, которое назначено на апрель. В конце дня мистер Уэзерби огласил это распоряжение. Моррис занервничал, а Дэл с Томом пришли в восторг.
Глава 8
Для всех нас, за одним-единственным исключением, рождественские каникулы стали долгожданным, хоть и кратковременным отдыхом от школы. Я с родителями отправился в Лос-Анджелес навестить бабушку и дедушку; Моррис – тоже, разумеется, с родителями – уехал в Аспен покататься на лыжах, а заодно продумать программу для своего трио, так чтобы за отведенные полчаса у слушателей совсем не завяли бы уши. Все остальные традиционно праздновали Рождество у семейного очага. Когда мы вернулись из Калифорнии, я тут же на автобусе домчался до дома Фланагенов, но Тома, как мне сообщили, не было. Не было у них также рождественской елки, никаких праздничных украшений, одни лишь книги и настольные игры – очевидно, подарки Тому от родителей – валялись кучей на полу гостиной. Мать его выглядела просто измученной, осунувшейся донельзя.
Все это – ее изможденное лицо, отсутствие праздничного убранства и жалкая кучка никому не нужных подарков – создавало тягостное впечатление запустения и безысходности.
Глава 9
Экзамены по итогам первого полугодия проходили в течение четырех дней в помещении возле футбольного поля, где тренеры обычно собирали перед матчем команды и давали установку на игру. По стенам были развешаны старые фотографии как «звезд», так и местных футболистов, среди которых оказалось немало знаменитостей. Трудно поверить, но когда-то школа Карсона была совсем не похожа на теперешнюю…
Все эти четыре дня Том Фланаген походил на человека, занесенного внезапным ураганом в страну Оз или же превращенного в ледяную статую. Сказать, что вид у него был отсутствующий, значило не сказать ничего. Должно быть, он просто-напросто не понимал, кто он такой и что здесь делает.
Результаты экзаменов, в большинстве случаев лишь повторившие оценки по зачетам, принесли и несколько неожиданностей. Когда их спустя две недели вывесили на доске у библиотеки, мы с удивлением обнаружили, что Том помимо своих обычных «трояков» умудрился получить одну четверку, и это в его-то состоянии! Удивил и Дэл: ни одной тройки, только «хорошо». Рискнув взглянуть в список старшеклассников, а именно в графу «Ридпэт С.», мы нашли там пять выстроившихся в ряд оценок «отлично».
Глава 10
ПРИЧУДЫ И КОШМАРЫ
Расследование «дела о сове», в ходе которого инквизиторским допросам были подвергнуты с полдюжины подозреваемых – как младших, так и старшеклассников (ясное дело, Скелет Ридпэт среди них не фигурировал), результатов не дало, после чего школьная жизнь вернулась – хотя бы внешне – в нормальное русло. Февраль и март ознаменовались волной капризов моды: сначала несколько старшеклассников принялись щеголять в ковбойских сапожках, за ними последовали почти все остальные, а вскоре родилось еще одно поветрие: все стали ходить с поднятыми воротничками, будто укрываясь от сильного ветра.
Появилась и другая причуда: школу прямо-таки захлестнула волна черного юмора – думаю, это была чуть запоздалая истеричная реакция неокрепшей психики на события последних недель. Приведу несколько примеров подобного юмора.
«Буратино достал папу Карло привычкой ковырять в носу, и тот отпилил ему все пальцы». «Дракула говорит своим детишкам: скорей, ребятки, ешьте суп, пока он не свернулся».
«А что сказала дочке мама во время месячных? То же самое».
Такие вот, прямо скажем, мерзкие шуточки приводили нас в восторг.
Дальше – больше. По школе прокатилась еще одна волна, похуже первой, связанная с «ночными кошмарами». Эта вторая волна наглядно продемонстрировала, что бесславно завершившееся «следствие» Лейкера Брума создало в школе явно нездоровую атмосферу, которая затронула нас всех.
Более того, то, что терзало втайне Тома Фланагена, было, как оказалось, свойственно не только ему. Это и привело к невиданному доселе взрыву директорской ярости на общешкольном собрании в конце марта.
А началось все с выступления мистера Уиппла (прозванного за его ангельское личико Бэмби) на аналогичном собрании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69