Деркэто привела меня сюда и дала мне знать, что Табасх близко! Значит, она решила не лишать меня своей милости, – твердо сказала Михар и покосилась на толстую крысу, которая начала судорожно подергивать лапками.
Вот кто может помочь ей поскорее найти Табасха!
Женщина метнулась к своему ларцу и извлекла оттуда небольшую книгу в тисненом кожаном переплете. Раскрыв ее на нужном месте, она громко и торжественно произнесла короткие фразы заклинания.
Она не ошиблась, это было именно то заклинание, которое и раньше помогало ей устранять последствия проделок Табасха. Только на этот раз оно не подействовало так же моментально, как должно было.
Видимо, Табасх придумал за два года что-то новое! Вместо того, чтобы сразу превратиться в человека, крыса сначала выросла до размеров высокого и мощного человеческого тела, потом лапы ее начали вытягиваться, а тело уменьшаться, потом шерсть стала не пропадать без следа, а выпадать клочками, обнажая покрытую неровным загаром кожу. Особенно долго менялась голова. Лицо с трудом избавилось от крысиных черт, а правое ухо, разрезанное, мягкое, круглое крысиное ухо размером с хороший лист лопуха, долго сморщивалось и усыхало, пока не превратилось в человеческое. Из рассеченной мочки снова потекла кровь.
Утомившись вконец ждать окончания превращения, Михар подсела к телу, что корчилось и вздрагивало на полу рядом с ее подстилкой.
Перед ней лежал не толстый, как можно было предположить, глядя на тугой крысиный животик, а превосходно развитый мощный мужчина. Правда, его крепкие мускулы были сведены жестокой судорогой, сквозь стиснутые зубы сочилась кровавая пена, и если бы Михар не знала наверняка, что это состояние скоро пройдет, она бы решила, что это агония. Мучимый превращением человек показался ей очень похожим на каменного идола, жертву мести Деркэто.
Но вот конвульсии утихли, мышцы расслабились, руки беспомощно вытянулись вдоль тела. Мужчина открыл налитые кровью глаза и громко застонал. Михар наклонилась к лицу бедняги, жадно вглядываясь в него. Это был молодой, полный сил человек, которого, к тому же, трудно было назвать уродом. Он показался Михар даже красивым. Его прекрасное обнаженное тело блестело от пота, белки глаз приобретали постепенно свой нормальный цвет, кровь прилила к полным чувственным губам мужчины, а взгляд, наконец, стал осмысленным. Увидев над собой незнакомую женщину, чье тело было прикрыто лишь тонкой юбочкой и шелковистыми черными волосами, он вздрогнул, и глаза его забегали по сторонам. Он что-то искал и, вроде бы, боялся обнаружить это что-то рядом с собой.
– Где оно? Где оно?! – зашептал он лихорадочно.
– Оно? О чем ты, незнакомец? – строго спросила Михар.
Мужчина приподнялся на локтях и повертел головой. Увидев в нескольких шагах от себя огромного каменного истукана, он задрожал и сжался.
– Почему ты боишься его? – удивилась Михар. – Это просто камень.
– Его я не боюсь! – пробормотал мужчина. – Да это и совсем не то место, где я видел чудовище.
– Чудовище? Какое чудовище? – заинтересовалась Михар.
Мужчина открыл рот, но потом подозрительно уставился на женщину:
– А кто ты такая вообще? И где это я?
– Ты не смеешь так обращаться ко мне, смертный! – сурово ответила Михар. – Вспомни о почтении, с каким следует обращаться к госпоже, а не то мне придется снова вернуть тебе твой голый хвост и скормить тебя на ужин моему коту!
Мужчина покосился на кота, крайне недовольного утратой деликатеса. Кошачья морда с наглыми желтыми глазищами не обещала ему ничего хорошего.
– Прошу прощения, госпожа…
– Михар.
– …госпожа Михар… Если это ты спасла меня от чудовища… – начал мужчина, но Михар перебила его:
– Спас тебя, по всему видно, мой Фипон, но вот заклятье с тебя сняла именно я. Поэтому учти: любое неповиновение – и я запросто превращу тебя в навозного червя, и ты сдохнешь с голоду, прежде чем доползешь до ближайшей кучки навоза в этих диких горах.
Поскольку возразить несчастному было решительно нечего, Михар снова приступила к допросу:
– Как твое имя, и что ты делаешь в горах?
– Меня зовут Бриан, – запинаясь, произнес мужчина. – Родом я из Немедии, а последние три года был наемником в Офире, в гарнизоне на золоторудном прииске. Мы сопровождали в Замору одну девицу, – Бриан замолчал. Его снова охватила дрожь, когда он вспомнил все, что с ним случилось. Михар сделала вид, что терпеливо ждет продолжения. А на самом деле ее просто сжигал огонь нетерпения. Она повернулась к Фипону и ласково заговорила с ним:
– Что загрустил, милый? Кушать хочешь, маленький? Подожди, я чувствую, что голодать тебе недолго.
– О, г-госпож-жа!.. Митрой клянусь, я все расскажу! – завопил Бриан, бросаясь на колени перед Михар.
Немного полюбовавшись позой распростертого у ее ног мужчины, она снисходительно заметила:
– Жду с нетерпением! И Фипон тоже.
– Да… Да, госпожа Михар! – Бриан затараторил, уткнувшись лицом в пол. – Мы ехали уже несколько дней, и мне наконец все надоело…
Он взахлеб рассказывал о своем приключении, а Михар молча слушала, поглаживала кота и чувствовала, как поднимается в ней предчувствие близкого ее торжества.

* * *

Карела подбросила в костер еще немного из принесенного Табасхом хвороста и снова уставилась на проем в скале, который уже не был таким темным: снаружи давно занялся рассвет.
Эльрис крепко спал на войлоке. Карела не пожалела своих холеных ручек, отмывая его тело от крови чистой родниковой водой, которую Табасх принес в кожаном мешке.
Кудрявые пепельные волосы офирца уже просохли и распушились. Разглядывая раненого, Карела невольно подумала о том, что в такие роскошные шелковистые пряди очень приятно было бы запустить пальцы. Но она прогнала прочь эти мысли. А то так всегда бывает: сначала кудри приглянулись, потом плечи широкие понравились, затем внимание переключится на что-нибудь еще, и… пошло-поехало. Глядишь, а слово-то, самой себе данное, позабыто.
Спящий выглядел совершенно безмятежным, словно и не было на его груди глубокой раны. Казалось, что она совсем не беспокоит его, лишь иногда смутная тень пробегала по точеному породистому лицу молодого воина, словно виделся ему в эту минуту гадкий сон.
В грот вошел Табасх, как всегда, совершенно бесшумно. Карела в который раз уже оглядела его мягкие сапоги странного фасона и подивилась его неслышной походка.
– Он еще не просыпался? – удивился Табасх. – В таком случае, он еще крепче, чем мне показалось. Боль должна была уже разбудить его..
Уверенность, с которой говорил темноглазый юноша, не могла не вызвать изумления Карелы. Таких юных лекарей она никогда в жизни не видела. Она и вообще-то видела всего двух врачей, и оба были старыми высохшими рыбинами, к тому же, скорее всего, шарлатанами.
А Табасх был полон сил и обаяния. Кровь, казалось, так и кипит в его жилах. Мускулы, которых не скрывала легкая одежда паренька, так и поигрывали при каждом его движении. Он часто улыбался и был совершенно не похож ни на солдат, которых кроме жратвы, вина и женщин, ничего не интересовало, ни на совершающего паломничество жреца, сурового отшельника, покорного божественным канонам. Весь он был какой-то не такой. Не видела Карела ни на одном мужском лице такой мягкой, чуть виноватой улыбки. Мужчины умели, в лучшем случае, ухмыляться да скалиться, ну или еще гоготать над плоской шуточкой. По крайней мере, те мужчины, которых знала Карела. А она видела их в своей жизни ровно столько, сколько нужно, чтобы сделать некоторые обобщения.
Нет, конечно, мягкость и улыбчивость, более свойственные женственности, Карела никогда не относила к качествам, необходимым мужчине. Но Табасха нельзя было назвать излишне женственным. Одному негодяю он сломал шею, а другого довел до обморока. А после…
Карела не хотела думать о том, что было после. Она была тогда настолько взвинчена, что со страху ей могло привидеться что-нибудь похуже лохматой пучеглазой твари.. Карела настолько стыдилась признаться в своем испуге, что не стала расспрашивать Табасха о лохматом уроде Она была уверена, что только с большого перепугу можно было спутать темноволосого юношу, чья внешность слегка напоминала о его стигийском происхождении, с мохнатым чудищем. А кому же приятно признаваться в собственном страхе?
Но вот крысьи. Допустим, крысы тоже были из области полуобморочных видений, но ведь одну из них Карела собственной рукой держала за хвост!
Несомненно, это магия, и ничто другое. Все спокойно обдумав, Карела пришла к выводу, что только этим можно было объяснить необычность Табасха.
Тогда Карела впервые в жизни видела живого чародея. Это было удивительно, но она не испытывала перед ним ни малейшего страха. Он не только спас ее. Он сам, не дожидаясь просьб, помог ей промыть рану Эльриса и привести офирца в порядок, он носил хворост и воду, и ни о чем ее не спрашивал. Правда, как и она его.
– Не знаю, правильно ли я сделал, но я собрал внизу ваши вещи и брошенное оружие, – сказал Табасх. – Лошади привязаны были накрепко, поэтому они тоже на месте Если вы захотите тронуться в путь, можете делать это хоть прямо сейчас.
– В путь? – удивилась Карела. – Да вряд ли он сможет.
Словно слыша ее, Эльрис застонал сквозь зубы и с трудом открыл глаза. Еще не успев понять, где он и что с ним, он зашарил рукой по войлоку, нащупал лежащий рядом меч и неожиданно крепко и ловко ухватился за рукоятку.
– Эльрис! Эльрис, все в порядке! – встрепенулась Карела и бросилась к нему, чтобы успокоить.
Ее маленькая ладонь легла на воспаленный лоб офирца, она постаралась поймать взгляд мутных темно-серых глаз.
– Все в порядке, Эльрис, – Карела склонилась к нему.
Рука офирца медленно разжалась и выпустила меч. Раненый часто и тяжело задышал, словно выплескивая напряжение.
– Карела, где эти два подонка? – прошептал Эльрис, ища взглядом врагов.
– Их здесь нет. Они мертвы, – решительно ответила Карела. – Оба.
– А это кто? – подозрительно спросил офирец. Превозмогая боль, он приподнялся и сел. Пот градом катился по его вискам, но он, тем не менее, встал на колени, а потом поднялся на ноги. Рана на груди снова стала кровоточить, но он только покосился на нее, сморщился от боли и шагнул к сидящему Табасху. Видимо, то, что у Табасха не было видно никакого оружия, заставило Эльриса на время забыть о своем мече.
– Я хочу знать, кто это и какого черта он тут делает! – повторил офирец.
В ответ на грубый тон Эльриса Табасх нахмурился, но смолчал.
– Это друг, – поспешно сказала Карела. – Не трогай его, Эльрис, это может стоить тебе дороже, чем ножевая рана.
Эльрис резко повернулся к девушке. Он был бледен и еле держался на ногах, но в глазах его блеснул огонь:
– «Может стоить мне дороже»? Я должен бояться простолюдина? Безоружного бродягу? Опомнись, Карела, я не узнаю тебя!
Табасх тоже встал. Его лицо стало недобрым. Точно таким же, каким оно было перед тем, как трупы солдат стали двумя крысами.
– Ты кто? – грубо спросил Эльрис. – Если собираешься и дальше молчать, я сброшу тебя со скалы!
Эльрис протянул руку, пытаясь схватить Табасха за полу безрукавки.
Еще не поняв толком, зачем она это делает, и стоит ли ей поступать именно так, Карела сорвалась с места и вклинилась между двумя мужчинами.
– Табасх! Не трогай его! – Она вложила в свой голос всю мольбу, на которую была способна. Она редко просила кого-нибудь даже о мелочах. Но сейчас она решительно заслонила собой еле живого офирца и впилась взглядом в посеревшее от ярости лицо Табасха. Ее новый приятель готов был взорваться. А Карела поняла, что если ей не удастся погасить ссору, в пропасть полетит еще одна крыса, или что еще хуже, раненая жаба – Табасх! Не надо, посмотри на него, он же не понимает, что говорит!
– Я очень хорошо понимаю… – начал Эльрис, но вдруг навалился на Карелу и стал оседать.
И Табасх, по-прежнему сурово поджавший губы, нехотя подставил свое плечо, освобождая девушку от непосильной ноши.
– Я дам ему выпить эликсир, – проворчал Табасх, укладывая Эльриса обратно на войлок. – Он снимет жар и, может быть, добавит ему немного разума.
– Разума у него достаточно, – вздохнула Карела, присаживаясь рядом с потерявшим сознание офирцем. – Выкачать бы из него немного спеси.
– Да, он крайне кичлив, но, будем надеяться, что, придя в себя, он поймет свою ошибку, – согласился Табасх и отошел к своей сумке. Порывшись в ней, он достал глиняный флакончик и стертую с одного бока деревянную ложечку.
Всего несколько капель эликсира наполнили грот резким и пряным запахом. Табасх подсел к Эльрису, ловко открыл ему рот и влил туда содержимое ложки. Эльрис причмокнул, скривился и неожиданно резко сел. Тараща глаза, он посмотрел по сторонам и покачал головой:
– Словно огонь проглотил…
Он пристально взглянул на Табасха. Карела заметила совершенно чистый и незамутненный взгляд офирца. За считанные секунды! Эльрис повертел головой и взглянул на свою грудь:
– Клянусь Митрой, этот ублюдок Бриан всадил мне лезвие на целую ладонь, не меньше! Почему же боль такая, словно меня ранили уже пару недель назад.
– Наверное, – Карела пожала плечами и осторожно посмотрела на еще сердитого Табасха. – Наверное, потому что тебя лечил Табасх. А ты был непростительно груб с ним, Эльрис!
– Я увидел подле тебя незнакомого подозрительного человека! – решительно возразил Эльрис. – Если меня предали собственные солдаты, могу ли я довериться первому встречному?
– Этот первый встречный!.. – запальчиво начала Карела, но Табасх вдруг поднял руку:
– Он прав, Карела. Доверяться нельзя никому. Разве вы оба доверяете друг другу?
Карела насупилась. Конечно, она помнила свои собственные размышления. Она не доверяла своим провожатым и оказалась права. Надменный офирец не смог защитить ее от насильников, да и она, если честно, поступила крайне необдуманно, не рассказав Эльрису сразу о подслушанном разговоре.
– Но Табасх?! Зачем же ты тогда помогаешь, если советуешь самого себя опасаться? – недоуменно спросила Карела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35