https://wodolei.ru/catalog/vodonagrevateli/Thermex/
Когда контора распалась, он ухитрился сдать экзамены и получить лицензию на право заниматься недвижимостью и перешел на работу в фирму, о которой я уже упоминал, — «Уэллс и Меррит».
Простым рекламным и разъездным агентом. Я думаю, женщины были для него существенной поддержкой.
— Нигде в записях не упоминается о его знакомстве с Лэнгстоном?
— Ни разу, а они копались в его досье не одну неделю. Эти двое относились к разным кругам. Лэнгстон был крупной фигурой, пока не разорился, а Стрейдер по своей бедности не мог иметь ничего общего с такими людьми.
— А что известно о первой миссис Лэнгстон?
— Тоже пусто. Казалось бы, что именно здесь и нужно надеяться на удачу, потому что она любила красиво пожить, особенно после развода, к тому же у нее были деньги, но никакой связи между ними установить не удалось. А уж найти ее пытались, можете мне поверить. Не забывайте, что Майами — большой город. И конечно, после этого им не оставалось ничего другого, как приняться за вторую миссис Лэнгстон, вдову. Я думаю, что причины для этого более чем очевидны. Стрейдер приезжал сюда для того, чтобы встретиться с женщиной, предположительно замужней, вот он и решил отделаться от мужа, а о женщине известно, что он пытался избавиться от трупа в ее присутствии, — так чего еще искать? Мы расколем ее за час, ребята. Прошло уже семь месяцев, но до сих пор никто не нашел никаких доказательств того, что они вообще были знакомы. Она просто не такого сорта. Единственное, что между ними оказалось общего, так это то, что она тоже довольно долго жила в Майами. Она работала техником в медицинской лаборатории и не имела ни гроша, кроме своего жалованья, ни с кем не встречалась и не имела никаких связей с тамошними толпами богатых бездельников. Я думаю, и с Лэнгстоном ее связали провода, которыми она его опутала, когда снимала кардиограмму.
— Понятно, — ответил я, — чем дальше, тем интереснее. Я надеюсь, они не стали цепляться за идею, что кто-то нанял Стрейдера, чтобы совершить убийство?
— Конечно. Прежде всего потому, что они не смогли найти никого, кто желал бы устранения Лэнгстона. Страховая компания связалась с его двенадцатилетней дочерью. Я думаю, если бы даже всю ее школу перетрясли профессионалы, они бы все равно не усомнились в том, что эта девчушка была без ума от своего отца. И в бизнесе Лэнгстон не имел особых врагов. Бабником он тоже не был. С первой женой у него установились довольно напряженные отношения, но какая ей была корысть в его смерти? Она уже развелась с ним, получила хорошую сумму и кубинского музыканта. И даже если предположить, что кто-то все же нанял убийцу, то почему он выбрал именно Стрейдера? Стрейдер не был сумасшедшим, а нормальные люди не становятся преступниками, сразу же взявшись за заказное убийство. В таких делах повышают в звании постепенно — или понижают, это уж зависит от точки зрения. К тому же нужно учесть способ, каким убили Лэнгстона. Его ударили по голове. Для профессионала это слишком сложно. Нет, с этим парнем они зашли в тупик еще раньше, чем признались в этом.
— Это все?
— Да. По крайней мере, пока. Все время приходится возвращаться к предположению, что он ездил на свидания с женщиной. Эти поездки не могли быть связаны с его работой, потому что никому в голову не придет торговать в таком месте недвижимостью в Майами, пусть даже он ее только продавал. К тому же если бы он приезжал по делу, то тот человек, с которым он встречался, обязательно заявил бы об этом.
Вот что мы имеем. За два месяца он приезжал трижды, а туда и обратно — около тысячи миль. А у Стрейдера только одно могло вызывать такой интерес.
— Ладно, — ответил я. — Сейчас я не могу решить, в каком направлении вести расследование дальше, но завтра просмотрите его досье еще раз. Может быть, вы сможете выяснить, чем он занимался в те периоды, о которых ничего не указано в послужном списке. Попробуйте найти его бывших подружек, выясните, где они сейчас. Я думаю, что он вряд ли вел переписку, но, может быть, заказывал междугородные переговоры по телефону?
— Вы правы, писем не было. Но ему два раза звонили. И каждый раз накануне отъезда. Но тут ниточка обрывается — звонили из автомата.
— Смышленый малый. Хорошо. Позвоните мне завтра, если удастся выяснить что-нибудь новенькое.
Я вернулся к миссис Лэнгстон. Она сидела в постели, обхватил колени руками.
— Вы что-нибудь ели? — спросил я.
Она покачала головой:
— Нет, я проснулась всего полчаса назад.
— Не откажетесь пообедать со мной?
Она улыбнулась:
— Я думала, вы не разрешите мне встать.
— Я и не разрешаю. Вы любите бифштекс? Это единственное блюдо, которое я умею готовить.
— Пожалуй, это было бы неплохо. Но готовить вам не придется, это могу сделать я или Джози.
— Вам нужно отдыхать. А Джози я отпустил на весь вечер. Мне нужно поговорить с вами.
Я вышел и вымыл фургон из шланга, добавив в воду немного порошка, застелил мокрое сиденье сложенным одеялом и направился в город. Там я купил пару бифштексов, авокадо, несколько французских рогаликов, джин, вермут и бутылку бургундского. Вернувшись в мотель, я побрился и переоделся, надев рубашку с длинными рукавами, чтобы прикрыть повязку на левой руке.
Лекарства, которые я купил, так и лежали в фургоне. Я отложил в сторону снотворное, хотя она на удивление быстро очнулась после него, а остальное перенес в офис. Джози как раз собиралась уходить.
— Постарайтесь вернуться не позднее полуночи, — попросил я ее. — Хорошо бы вы поставили раскладушку в гостиной, чтобы всю ночь быть поблизости от нее. Она выглядит гораздо лучше, чем я ожидал, но все равно эта идея насчет раскладушки кажется мне нелишней, по крайней мере сегодня.
— Хорошо, сэр, — ответила она и ушла.
Я прошел на кухню и собрал все необходимое для того, чтобы приступить к готовке. Оказалось, что Джози оставила на сковороде две картофелины. Я открыл джин и вермут и, смешивая коктейль, услышал за спиной шаги и обернулся. В дверях стояла Джорджия Лэнгстон. Она была в комнатных туфлях и темно-синей пижаме, поверх которой накинула голубой халат.
Она слегка подкрасила губы и тщательно расчесала свои волосы цвета красного дерева — по сравнению с бледным лицом и серыми глазами волосы казались темнее, чем на самом деле. «Ради такого Стрейдер мог проехать и больше, чем какие-то пятьсот миль», — подумал я. Если не считать того, что не настал еще тот день, чтобы она согласилась играть в его лиге.
— По-моему, я не разрешал вам вставать.
Она покачала головой и слегка улыбнулась:
— Я не хочу, чтобы мной командовали в моем собственном доме.
— Вы все еще нездоровье Доктор сказал, что вам нужно отдыхать.
— Тогда у меня есть для вас новость — и для вас, и для доктора. Когда женщина чувствует себя достаточно хорошо, чтобы смутиться при появлении в ее спальне мужчины, значит, она достаточно здорова, чтобы не лежать в постели. Это самый надежный клинический тест.
Я пожал плечами и попробовал коктейль.
— Вас не переспоришь. К тому же я не думаю, что женщина, которая серьезно больна, может выглядеть так великолепно, как вы. Наверное, вы правы.
— Спасибо, — поблагодарила она, и по ее лицу скользнула тень улыбки. — Однако будет лучше, если вы расскажете мне о ваших приключениях поподробнее, пока у меня не разыгралось воображение. Вы можете не слишком церемониться.
— Ox! — воскликнул я и понес коктейль в гостиную.
Она села на диван и подобрала под себя ноги. Я поставил бокалы на кофейный столик, сел напротив нее и закурил.
— Извините меня за то, что я обрушил все это на вашу голову. Такое уж было настроение. Это оттого, что у меня слишком много свободного времени, которое я заполняю жалостью к самому себе. Нужно чем-нибудь заняться.
Она кивнула:
— Вам не кажется, что после таких слов вы должны со мной объясниться?
— Мне нечего объяснять. Все это правда, за исключением того, что меня не уволили. Я был отстранен и сам не стал возвращаться на службу, как только понял, что не гожусь для полицейской работы Это меня и мучит.
— Конечно, я не имею права совать нос в чужие дела, — уверенно ответила она, — но все равно считаю, что вы должны мне все объяснить. Недавно вы заявили, что мы с вами друзья, а это накладывает обязательства на нас обоих. Тот человек был арестованным?
— Нет.
— Тогда, — холодно продолжила она, — это совсем другое дело. Что-то личное?
— Тоже нет. Подождите минутку… Точно. Это не касалось меня лично, но я повел себя так, как будто касалось. Видите ли, я был не просто профессионалом, я был фанатиком.
— Что он сделал?
— Он был пушером. Торговал наркотиками.
— Ах вот что…
— Хотя и это меня не оправдывает. Предполагается, что на страже закона стоят уравновешенные люди, а не фанатики и крестоносцы. На самом деле я был таким же уравновешенным, как и все остальные, но только до тех пор, пока не получил задание, связанное с этими делами, и не разобрался в этом бизнесе как следует. Это грязное занятие, которое я не могу сравнить ни с каким другим, особенно когда в него вовлекают детей. Может, вы и не знаете всех подробностей, скажем, на что способна шестнадцатилетняя девчонка, когда ей нужно заработать на дозу, но лучше вам и не знать об этом…
Я замолчал.
— Не думайте об этом. Я не собирался произносить речи с трибуны. В конце концов жена ушла от меня.
Она понимала, к чему я приду, хотя сам я этого не видел, к тому же у нее была навязчивая идея, что я должен время от времени приходить домой. В конце концов я потерял работу. Я выслеживал одного пушера, хитрого подонка лет двадцати трех, который сбывал свой товар детям, — злость и стремление во что бы то ни стало поймать его настолько ослепили меня, что я все испортил. Я задержал его, не имея серьезных доказательств, и он ушел. Посмеялся надо мной и ушел восвояси. Уже через три дня он снова занимался своим делом. Потом однажды вечером я наткнулся на него в баре. Он сказал мне что-то вызывающее, а потом не придумал ничего лучше как выйти в туалет.
Я помолчал, разглядывая сигарету, которую вертел в пальцах.
— Так вот. Тогда был, конечно, большой шум, но еще раньше, чем, меня отстранили от работы, я сообразил, что со мной происходит, и решил убираться оттуда.
Она кивнула:
— Да, я думаю, это было несправедливо. И еще я думаю, что вы слишком строги к себе. Никто не может полностью отключить свои чувства.
— Не может. Но предполагается, что полицейский должен добывать доказательства, чтобы отстаивать их в суде, а не с помощью кулаков — в запертом туалете. Впрочем, хватит об этом. Давайте поговорим о наших делах.
Она поднесла свой стакан к губам:
— Насчет мотеля?
— Да. Вы сказали, что не хотите продавать его за бесценок. А если бы вам предложили подходящую сумму?
Она кивнула.
— Тогда посвятите меня в подробности. Сколько вы заплатили за него, сумма закладных, если они есть, и какова, по-вашему, его теперешняя стоимость.
— Чуть больше года назад мы заплатили девяносто пять тысяч. Тридцать пять наличными, остальное — в пятипроцентных бумагах. Мы собирались сами привести в порядок участок, но здоровье моего мужа все ухудшалось, и мы так и не собрались. А после его смерти все еще больше разрушалось. Я не справляюсь одна.
На самом деле я понимаю, что единственный разумный выход — продать сейчас, и лучше потерять часть денег, чем все, что у меня есть, но для этого я слишком упряма. В последнее время я нашла в Талахасси фирму, которая занимается недвижимостью, и там мне сказали, что они даже не внесут меня в список, если я хочу получить больше семидесяти пяти тысяч.
— Вы можете сделать ремонт. Я думаю, что тогда вы получите даже больше ста тысяч. Для этого не нужно сажать большие деревья — просто ваш участок слишком уж невзрачный. Потом, вам нужны бассейн, детская площадка, газоны, кустарники, клумбы…
— Конечно. Но на это у меня нет денег. Я не знаю даже, на что отремонтировать ту комнату…
— К этому я клоню, — ответил я. — У меня есть небольшая сумма, которую я получил по наследству, а я уже говорил вам, что ищу какую-нибудь тяжелую физическую работу, чтобы с потом из моего организма вышло все, что не дает мне покоя. Мне нравится ковыряться в саду и заниматься благоустройством участков — мой дядя работал ландшафтным архитектором недалеко от Сан-Франциско, и я часто помогал ему во время летних каникул, когда учился в школе, и потом, когда провел два года в Стэнфорде. Я знаю, как это делается, могу даже построить бассейн, и мне хочется попробовать. Думаю, что мне удастся сделать из этого местечка настоящую картинку.
Она задумчиво склонила голову:
— Вам хочется стать совладельцем ради прибыли?
— Вот именно. Я готов вложить сумму, равную вашей доле, наличными, чтобы обустроить участок.
А поскольку всю основную работу я собираюсь выполнить сам, раз уж она мне по душе, то мы сможем рассчитывать на выгодную продажу. По крайней мере, могли бы рассчитывать.
— Мне кажется, вы кое о чем забыли. Вы только что на себе испытали, насколько озлоблены здесь люди. Если кто-нибудь ненавидит меня настолько, что решился на такое, он не остановится только потому, что заодно со мной навредит кому-то еще. Вы уверены, что вас это не остановит?
— Я как раз собирался к этому перейти. Есть способ остановить этого человека. Не думаете же вы, что этот случай — дело рук ненормального? Какого-то шутника с мозгами набекрень, который выплескивает на вас свою злобу потому, что уверен в вашей причастности к смерти мужа?
— Думаю. — Она нахмурилась. — А вы?
— Нет. Я думаю, что это те люди, которые убили его.
Она едва не пролила свой коктейль и поставила стакан.
— Но ведь это был Стрейдер…
— И какая-то женщина. Я думаю, она живет здесь и у нее есть соучастник. Может быть, это ее новый дружок. Послушайте… когда вас допрашивали в полиции, не намекали ли они, что кто-то мог намеренно подставить вас?
— Нет, — удивилась она. — По крайней мере, я не заметила.
— Может быть, конечно, они и не говорили об этом прямо. Но не учитывать такую возможность они не могли.
— Вы думаете?
— Да. Я думаю, почему она оставила машину именно здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Простым рекламным и разъездным агентом. Я думаю, женщины были для него существенной поддержкой.
— Нигде в записях не упоминается о его знакомстве с Лэнгстоном?
— Ни разу, а они копались в его досье не одну неделю. Эти двое относились к разным кругам. Лэнгстон был крупной фигурой, пока не разорился, а Стрейдер по своей бедности не мог иметь ничего общего с такими людьми.
— А что известно о первой миссис Лэнгстон?
— Тоже пусто. Казалось бы, что именно здесь и нужно надеяться на удачу, потому что она любила красиво пожить, особенно после развода, к тому же у нее были деньги, но никакой связи между ними установить не удалось. А уж найти ее пытались, можете мне поверить. Не забывайте, что Майами — большой город. И конечно, после этого им не оставалось ничего другого, как приняться за вторую миссис Лэнгстон, вдову. Я думаю, что причины для этого более чем очевидны. Стрейдер приезжал сюда для того, чтобы встретиться с женщиной, предположительно замужней, вот он и решил отделаться от мужа, а о женщине известно, что он пытался избавиться от трупа в ее присутствии, — так чего еще искать? Мы расколем ее за час, ребята. Прошло уже семь месяцев, но до сих пор никто не нашел никаких доказательств того, что они вообще были знакомы. Она просто не такого сорта. Единственное, что между ними оказалось общего, так это то, что она тоже довольно долго жила в Майами. Она работала техником в медицинской лаборатории и не имела ни гроша, кроме своего жалованья, ни с кем не встречалась и не имела никаких связей с тамошними толпами богатых бездельников. Я думаю, и с Лэнгстоном ее связали провода, которыми она его опутала, когда снимала кардиограмму.
— Понятно, — ответил я, — чем дальше, тем интереснее. Я надеюсь, они не стали цепляться за идею, что кто-то нанял Стрейдера, чтобы совершить убийство?
— Конечно. Прежде всего потому, что они не смогли найти никого, кто желал бы устранения Лэнгстона. Страховая компания связалась с его двенадцатилетней дочерью. Я думаю, если бы даже всю ее школу перетрясли профессионалы, они бы все равно не усомнились в том, что эта девчушка была без ума от своего отца. И в бизнесе Лэнгстон не имел особых врагов. Бабником он тоже не был. С первой женой у него установились довольно напряженные отношения, но какая ей была корысть в его смерти? Она уже развелась с ним, получила хорошую сумму и кубинского музыканта. И даже если предположить, что кто-то все же нанял убийцу, то почему он выбрал именно Стрейдера? Стрейдер не был сумасшедшим, а нормальные люди не становятся преступниками, сразу же взявшись за заказное убийство. В таких делах повышают в звании постепенно — или понижают, это уж зависит от точки зрения. К тому же нужно учесть способ, каким убили Лэнгстона. Его ударили по голове. Для профессионала это слишком сложно. Нет, с этим парнем они зашли в тупик еще раньше, чем признались в этом.
— Это все?
— Да. По крайней мере, пока. Все время приходится возвращаться к предположению, что он ездил на свидания с женщиной. Эти поездки не могли быть связаны с его работой, потому что никому в голову не придет торговать в таком месте недвижимостью в Майами, пусть даже он ее только продавал. К тому же если бы он приезжал по делу, то тот человек, с которым он встречался, обязательно заявил бы об этом.
Вот что мы имеем. За два месяца он приезжал трижды, а туда и обратно — около тысячи миль. А у Стрейдера только одно могло вызывать такой интерес.
— Ладно, — ответил я. — Сейчас я не могу решить, в каком направлении вести расследование дальше, но завтра просмотрите его досье еще раз. Может быть, вы сможете выяснить, чем он занимался в те периоды, о которых ничего не указано в послужном списке. Попробуйте найти его бывших подружек, выясните, где они сейчас. Я думаю, что он вряд ли вел переписку, но, может быть, заказывал междугородные переговоры по телефону?
— Вы правы, писем не было. Но ему два раза звонили. И каждый раз накануне отъезда. Но тут ниточка обрывается — звонили из автомата.
— Смышленый малый. Хорошо. Позвоните мне завтра, если удастся выяснить что-нибудь новенькое.
Я вернулся к миссис Лэнгстон. Она сидела в постели, обхватил колени руками.
— Вы что-нибудь ели? — спросил я.
Она покачала головой:
— Нет, я проснулась всего полчаса назад.
— Не откажетесь пообедать со мной?
Она улыбнулась:
— Я думала, вы не разрешите мне встать.
— Я и не разрешаю. Вы любите бифштекс? Это единственное блюдо, которое я умею готовить.
— Пожалуй, это было бы неплохо. Но готовить вам не придется, это могу сделать я или Джози.
— Вам нужно отдыхать. А Джози я отпустил на весь вечер. Мне нужно поговорить с вами.
Я вышел и вымыл фургон из шланга, добавив в воду немного порошка, застелил мокрое сиденье сложенным одеялом и направился в город. Там я купил пару бифштексов, авокадо, несколько французских рогаликов, джин, вермут и бутылку бургундского. Вернувшись в мотель, я побрился и переоделся, надев рубашку с длинными рукавами, чтобы прикрыть повязку на левой руке.
Лекарства, которые я купил, так и лежали в фургоне. Я отложил в сторону снотворное, хотя она на удивление быстро очнулась после него, а остальное перенес в офис. Джози как раз собиралась уходить.
— Постарайтесь вернуться не позднее полуночи, — попросил я ее. — Хорошо бы вы поставили раскладушку в гостиной, чтобы всю ночь быть поблизости от нее. Она выглядит гораздо лучше, чем я ожидал, но все равно эта идея насчет раскладушки кажется мне нелишней, по крайней мере сегодня.
— Хорошо, сэр, — ответила она и ушла.
Я прошел на кухню и собрал все необходимое для того, чтобы приступить к готовке. Оказалось, что Джози оставила на сковороде две картофелины. Я открыл джин и вермут и, смешивая коктейль, услышал за спиной шаги и обернулся. В дверях стояла Джорджия Лэнгстон. Она была в комнатных туфлях и темно-синей пижаме, поверх которой накинула голубой халат.
Она слегка подкрасила губы и тщательно расчесала свои волосы цвета красного дерева — по сравнению с бледным лицом и серыми глазами волосы казались темнее, чем на самом деле. «Ради такого Стрейдер мог проехать и больше, чем какие-то пятьсот миль», — подумал я. Если не считать того, что не настал еще тот день, чтобы она согласилась играть в его лиге.
— По-моему, я не разрешал вам вставать.
Она покачала головой и слегка улыбнулась:
— Я не хочу, чтобы мной командовали в моем собственном доме.
— Вы все еще нездоровье Доктор сказал, что вам нужно отдыхать.
— Тогда у меня есть для вас новость — и для вас, и для доктора. Когда женщина чувствует себя достаточно хорошо, чтобы смутиться при появлении в ее спальне мужчины, значит, она достаточно здорова, чтобы не лежать в постели. Это самый надежный клинический тест.
Я пожал плечами и попробовал коктейль.
— Вас не переспоришь. К тому же я не думаю, что женщина, которая серьезно больна, может выглядеть так великолепно, как вы. Наверное, вы правы.
— Спасибо, — поблагодарила она, и по ее лицу скользнула тень улыбки. — Однако будет лучше, если вы расскажете мне о ваших приключениях поподробнее, пока у меня не разыгралось воображение. Вы можете не слишком церемониться.
— Ox! — воскликнул я и понес коктейль в гостиную.
Она села на диван и подобрала под себя ноги. Я поставил бокалы на кофейный столик, сел напротив нее и закурил.
— Извините меня за то, что я обрушил все это на вашу голову. Такое уж было настроение. Это оттого, что у меня слишком много свободного времени, которое я заполняю жалостью к самому себе. Нужно чем-нибудь заняться.
Она кивнула:
— Вам не кажется, что после таких слов вы должны со мной объясниться?
— Мне нечего объяснять. Все это правда, за исключением того, что меня не уволили. Я был отстранен и сам не стал возвращаться на службу, как только понял, что не гожусь для полицейской работы Это меня и мучит.
— Конечно, я не имею права совать нос в чужие дела, — уверенно ответила она, — но все равно считаю, что вы должны мне все объяснить. Недавно вы заявили, что мы с вами друзья, а это накладывает обязательства на нас обоих. Тот человек был арестованным?
— Нет.
— Тогда, — холодно продолжила она, — это совсем другое дело. Что-то личное?
— Тоже нет. Подождите минутку… Точно. Это не касалось меня лично, но я повел себя так, как будто касалось. Видите ли, я был не просто профессионалом, я был фанатиком.
— Что он сделал?
— Он был пушером. Торговал наркотиками.
— Ах вот что…
— Хотя и это меня не оправдывает. Предполагается, что на страже закона стоят уравновешенные люди, а не фанатики и крестоносцы. На самом деле я был таким же уравновешенным, как и все остальные, но только до тех пор, пока не получил задание, связанное с этими делами, и не разобрался в этом бизнесе как следует. Это грязное занятие, которое я не могу сравнить ни с каким другим, особенно когда в него вовлекают детей. Может, вы и не знаете всех подробностей, скажем, на что способна шестнадцатилетняя девчонка, когда ей нужно заработать на дозу, но лучше вам и не знать об этом…
Я замолчал.
— Не думайте об этом. Я не собирался произносить речи с трибуны. В конце концов жена ушла от меня.
Она понимала, к чему я приду, хотя сам я этого не видел, к тому же у нее была навязчивая идея, что я должен время от времени приходить домой. В конце концов я потерял работу. Я выслеживал одного пушера, хитрого подонка лет двадцати трех, который сбывал свой товар детям, — злость и стремление во что бы то ни стало поймать его настолько ослепили меня, что я все испортил. Я задержал его, не имея серьезных доказательств, и он ушел. Посмеялся надо мной и ушел восвояси. Уже через три дня он снова занимался своим делом. Потом однажды вечером я наткнулся на него в баре. Он сказал мне что-то вызывающее, а потом не придумал ничего лучше как выйти в туалет.
Я помолчал, разглядывая сигарету, которую вертел в пальцах.
— Так вот. Тогда был, конечно, большой шум, но еще раньше, чем, меня отстранили от работы, я сообразил, что со мной происходит, и решил убираться оттуда.
Она кивнула:
— Да, я думаю, это было несправедливо. И еще я думаю, что вы слишком строги к себе. Никто не может полностью отключить свои чувства.
— Не может. Но предполагается, что полицейский должен добывать доказательства, чтобы отстаивать их в суде, а не с помощью кулаков — в запертом туалете. Впрочем, хватит об этом. Давайте поговорим о наших делах.
Она поднесла свой стакан к губам:
— Насчет мотеля?
— Да. Вы сказали, что не хотите продавать его за бесценок. А если бы вам предложили подходящую сумму?
Она кивнула.
— Тогда посвятите меня в подробности. Сколько вы заплатили за него, сумма закладных, если они есть, и какова, по-вашему, его теперешняя стоимость.
— Чуть больше года назад мы заплатили девяносто пять тысяч. Тридцать пять наличными, остальное — в пятипроцентных бумагах. Мы собирались сами привести в порядок участок, но здоровье моего мужа все ухудшалось, и мы так и не собрались. А после его смерти все еще больше разрушалось. Я не справляюсь одна.
На самом деле я понимаю, что единственный разумный выход — продать сейчас, и лучше потерять часть денег, чем все, что у меня есть, но для этого я слишком упряма. В последнее время я нашла в Талахасси фирму, которая занимается недвижимостью, и там мне сказали, что они даже не внесут меня в список, если я хочу получить больше семидесяти пяти тысяч.
— Вы можете сделать ремонт. Я думаю, что тогда вы получите даже больше ста тысяч. Для этого не нужно сажать большие деревья — просто ваш участок слишком уж невзрачный. Потом, вам нужны бассейн, детская площадка, газоны, кустарники, клумбы…
— Конечно. Но на это у меня нет денег. Я не знаю даже, на что отремонтировать ту комнату…
— К этому я клоню, — ответил я. — У меня есть небольшая сумма, которую я получил по наследству, а я уже говорил вам, что ищу какую-нибудь тяжелую физическую работу, чтобы с потом из моего организма вышло все, что не дает мне покоя. Мне нравится ковыряться в саду и заниматься благоустройством участков — мой дядя работал ландшафтным архитектором недалеко от Сан-Франциско, и я часто помогал ему во время летних каникул, когда учился в школе, и потом, когда провел два года в Стэнфорде. Я знаю, как это делается, могу даже построить бассейн, и мне хочется попробовать. Думаю, что мне удастся сделать из этого местечка настоящую картинку.
Она задумчиво склонила голову:
— Вам хочется стать совладельцем ради прибыли?
— Вот именно. Я готов вложить сумму, равную вашей доле, наличными, чтобы обустроить участок.
А поскольку всю основную работу я собираюсь выполнить сам, раз уж она мне по душе, то мы сможем рассчитывать на выгодную продажу. По крайней мере, могли бы рассчитывать.
— Мне кажется, вы кое о чем забыли. Вы только что на себе испытали, насколько озлоблены здесь люди. Если кто-нибудь ненавидит меня настолько, что решился на такое, он не остановится только потому, что заодно со мной навредит кому-то еще. Вы уверены, что вас это не остановит?
— Я как раз собирался к этому перейти. Есть способ остановить этого человека. Не думаете же вы, что этот случай — дело рук ненормального? Какого-то шутника с мозгами набекрень, который выплескивает на вас свою злобу потому, что уверен в вашей причастности к смерти мужа?
— Думаю. — Она нахмурилась. — А вы?
— Нет. Я думаю, что это те люди, которые убили его.
Она едва не пролила свой коктейль и поставила стакан.
— Но ведь это был Стрейдер…
— И какая-то женщина. Я думаю, она живет здесь и у нее есть соучастник. Может быть, это ее новый дружок. Послушайте… когда вас допрашивали в полиции, не намекали ли они, что кто-то мог намеренно подставить вас?
— Нет, — удивилась она. — По крайней мере, я не заметила.
— Может быть, конечно, они и не говорили об этом прямо. Но не учитывать такую возможность они не могли.
— Вы думаете?
— Да. Я думаю, почему она оставила машину именно здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29