Без труда найдя щетку на туалетном столике, Эдуард вернулся в комнату. Он изо всех сил старался изобразить спокойствие, которого, увы, не чувствовал.Люси сидела, прижавшись к изголовью кровати. Пока муж отсутствовал, она вынула все шпильки, и теперь ее темные каштановые волосы густой волной ниспадали ей на плечи. Глаза ее сверкали, щеки окрасил слабый румянец, и она выглядела невероятно привлекательно.Эдуард пробормотал невнятное проклятье. Поборов неудержимый порыв преодолеть в два шага расстояние, разделявшее его с Люси, сорвать с жены платье и наброситься на нее, Эдуард протянул щетку для волос. Он очень надеялся, что его улыбка не покажется такой вымученной, каковой была на самом деле.— Удача! Твоя горничная все разложила по местам. Э-э… почему бы тебе не пересесть к зеркалу?— Ты можешь сесть сюда, — она коснулась места на кровати рядом с собой — Здесь удобнее.Довольно спорное утверждение, подумал Эдуард, но отказываться не стал. Он сел рядом, вдыхая исходивший от жены аромат лаванды и стараясь не принимать во внимание все усиливающуюся боль в чреслах. Он водил щеткой по ее каштановым локонам, переливавшимся в мерцании свечей, и все удивлялся — как ему удается удерживать свои руки на расстоянии от ее тела. Тут он понял, что если сию же минуту не коснется Люсинды, то потеряет сознание. Эдуард наклонил голову и нежно коснулся губами ее шеи.Люси не отскочила, как он опасался. Она медленно обернулась, погладила его по щеке и откинула с его лба прядь волос, обнажив шрам от пули.— Как это произошло? — тихо спросила она.Эдуард постарался сосредоточиться на воспоминаниях о старой ране, чтобы не реагировать на прикосновение ее нежных пальцев.— По неосторожности. Я был уверен, что противник обезоружен, потому что я отобрал у него ружье. Благодарение Богу, он оказался никчемным стрелком, а я был достаточно молод и имел хорошую реакцию, иначе бы я не смог в дальнейшей жизни воспользоваться полученным уроком: нельзя быть уверенным, что враг безоружен, пока не удостоверишься в его смерти или как следует его не обыщешь.Люси легонько царапнула шрам.— Я рада, что ты спасся, — шепнула она.Ее приглушенный шепот стал той самой последней каплей, переполнившей чашу его желания. На мгновение Эдуарда перестало волновать, насколько правильно и благородно он себя ведет. Он схватил Люси в объятия и поцеловал — на этот раз страстно. Его губы впились в ее полураскрытый рот, потом скользнули к груди, выглядывавшей из полурасстегнутого атласного платья.Эдуард совсем потерял голову, его поцелуи становились все более настойчивыми. Не отрывая губ от ее рта, он руками искал застежки на платье. Крепко сжимая Люси одной рукой, он нетерпеливо расстегнул крючки с ловкостью, рожденной долгой практикой.Он уже почти снял с Люси нижнюю рубашку, когда вдруг отметил весьма неприятный для себя факт: мягкая податливость Люсинды исчезла, ей на смену пришла неподвижная окаменелость. Люси больше не отвечала на его поцелуи, она просто терпела их. Содрогнувшись от отвращения к самому себе, Эдуард разжал объятия.— Прости, — быстро сказала Люси и так низко опустила голову, что волосы почти целиком закрыли ее лицо. — Прости меня, пожалуйста.Она начала натягивать платье в тщетной попытке придать себе приличествующий вид.Эдуард яростно проклинал себя.— Тебе не в чем извиняться, — голос его звучал резко. — Это я должен просить прощения. Ты хочешь вернуться в свою комнату?Люси подняла голову. Даже сквозь вуаль волос было заметно, как зарделись ее щеки.— Не подумай только, что я не хочу быть тебе хорошей женой, Эдуард. Просто я не знаю, что нужно делать. — Она снова отвернулась и нервно сжала руки. — Все уверены, что я… что во время моего плена в Куваре… — Она глубоко вздохнула, собрала все свое мужество и продолжила: — Дело в том, Эдуард…— Дело в том, дорогая, что тебе не нужно ничего объяснять, — мягко перебил он. — Случившееся в Куваре осталось в прошлом, ты должна выбросить его из головы. — Он взял ее за подбородок и заставил взглянуть на себя. — Люси, поверишь ли ты мне, если я скажу, что физический контакт между женщиной и мужчиной не всегда причиняет боль? Что мужчина не обязательно груб. и жесток, а унижение — не единственный удел женщины?Люси весело улыбнулась:— Конечно, я верю тебе, Эдуард. Мне кажется, ты не понимаешь, в чем заключается моя проблема.— Ты больна? — похолодел он.Люси подавила приступ смеха.— Нет, Эдуард, я не больна. Видишь ли, я — девственница. Возможно, самая старая девственница, когда-либо существовавшая в Афганистане. — Люси старалась говорить быстро, чтобы присутствия Духа хватило сразу на все признания. — И я не просто девственна, я еще очень невежественная девственница. Понимаешь, Эдуард, я не знаю, что от меня требуется, когда ты… э-э… так обращаешься со мной. Может быть, поэтому я так странно на все реагирую.Эдуард застыл в пораженном молчании.— Ты — девственница? — наконец спросил он.Она грустно рассмеялась, ситуация казалась ей совершенно нелепой. Обычно невестам не приходится извиняться за то, что они девственны.— Извини, Эдуард, но это в самом деле так. Когда я жила в Куваре, я видела рождение двух младенцев, но я так и не поняла, как они оказались внутри женщин. Моя мать умерла, когда я была совсем маленькой. А отец, естественно, никогда в разговорах не касался этого предмета…— А как же куварские бандиты? Не могли же они оставить в покое такую прекрасную женщину, да к тому же еще дочь врага? Люси, дорогая моя, пожалуйста, пойми, что со мной тебе нет нужды притворяться. Тебе нечего стыдится за то, что произошло в Афганистане. Я же встречался с куварским ханом. Я прекрасно понимаю, что у тебя не было иного выхода…— Когда я была в плену, ничего такого не случилось, — перебила Люси. — По крайней мере, ничего такого, что кажется всем само собой разумеющимся. Первые два месяца Хасим-хан держал меня под замком во дворце, а когда я оттуда вышла, люди хана были твердо уверены, что я джинн.— Из-за странной смерти его братьев?— Именно. Незадолго до твоего появления некоторые жители деревни начали подозревать, что заблуждались насчет моих волшебных чар, но мужчины все же побаивались приставать ко мне. Они думали: а вдруг я могу отнять их мужскую силу? Женщины же опасались, что я могу сделать их бесплодными. — Люси слабо улыбнулась и взглянула на Эдуарда. — Ну вот видишь, все считают меня многоопытной женщиной, а на самом деле я остаюсь невежественной и наивной английской школьницей.Какое-то мгновение Эдуард остолбенело смотрел на нее, а потом расхохотался. Заключив жену в объятия, он зарылся лицом в ее волосах.— О Люси, моя бедная детка, это ужасно!— Конечно, ужасно, разве нет?Эдуард хмыкнул.— Да у меня словно груз с плеч свалился — ведь я всего лишь должен тебе объяснить механику данной процедуры. Это, конечно, тоже задача не из легких, однако по сравнению с тем, что мне предстояло (мне нужно было стереть из твоей памяти горечь последних двух лет), — это просто одно сплошное наслаждение!Люси теребила пуговицу на его пиджаке.— И ты объяснишь мне… «механику процедуры»?— С превеликим удовольствием, — хрипло ответил Эдуард. Он взял ее руки и прижал к своему лицу. — О прекраснейшая из женщин, этот урок усвоится лучше, если мы займемся практическими занятиями. Ты готова выполнить первое задание, любовь моя?Она кивнула, ожидая продолжения с некоторым страхом, хотя все ее тело испытывало странное томление, желая удовлетворения чего-то такого, о чем она не имела никакого понятия.Эдуард был слишком опытным любовником, чтобы дать ее страху развиться. Он поднял ее на руки, нашел ртом ее губы, раздвинул их языком, дразня и лаская поцелуями — Люси к ним уже привыкла и наслаждалась ими.Счастливая от сознания того, что все тайны между ними исчезли, Люсинда позволила себе расслабиться и целиком отдалась ощущениям, вызываемым поцелуями. Окружающая реальность утонула в сладостной дымке. Каждое прикосновение его рта делало Люси все свободнее. Тело ее сладостно ныло, кожа горела, грудь вздымалась. Его руки дарили ей расслабленность, но в то же время шаг за шагом увеличивали возникшую где-то в глубине жажду.Она так отдалась плаванию по волнам наслаждения, что едва заметила, как Эдуард снял с нее нижнее белье и швырнул его на пол вместе со своей одеждой.— Урок номер два, дорогая, — прошептал он, опрокидывая Люси на подушки. Его умелые руки гладили ее обнаженную грудь.Люси вся пылала. Интуитивно она сама приникла к его губам, издав сладостный стон. Страсть полностью раскрепостила Люсинду, ни к чему было пытаться контролировать себя. Как-то смутно она помнила, что леди никогда не получают удовольствия от сексуальных посягательств собственных мужей. И если у Люсинды мелькнуло опасение, что она оказалась непозволительно распущенной, то он мгновенно исчезло, когда Эдуард прижался лицом к ее груди. Если эти странные восхитительные ощущения сопутствуют превращению девушки в женщину, то в таком случае Люси не желала оставаться респектабельной.Все теперь не имело никакого значения. Для Люсинды существовали только пальцы и губы мужа. Его лобзания устремились вниз, по направлению к талии, одновременно утоляя жажду и распаляя ее еще больше.Прохладный воздух спальни освежил ее разгоряченную кожу, когда Эдуард расстегнул крючки ее нижней юбки. Весьма ловко он стянул с бедер последнюю одежду, и Люсинда предстала перед мужем во всей своей наготе. Прикосновения его языка к ее животу превратили холод, царивший в спальне, в изнуряющую жару.— Ты действительно самая прекрасная женщина на свете, — прошептал Эдуард, скидывая с себя одежду.Его нагота не испугала Люси, а возбудила еще больше. Желание разгорелось еще сильней. Он осыпал ее поцелуями, и Люси изгибалась всем телом, инстинктивно стремясь слиться с ним еще тесней.— Еще не сейчас, прекраснейшая из женщин, еще не сейчас.Слова мужа вернули Люсинду к реальности. Их жаркие тела были тесно сплетены, но только сейчас до Люсинды дошло, что, стоит ей чуть шевельнуться, как муж начинает дрожать в ее объятиях. Не совсем понимая связь между собственными движениями и его реакцией, она задвигалась, желая получше рассмотреть выражение его лица.Эдуард издал сдавленный стон и крепко сжал ее бедра, почти силой удерживая их в спокойном положении.— Любовь моя, если ты хочешь, чтобы мой рассудок был ясным во время занятий, не вертись до окончания урока.— Я бы хотела… быть хорошей ученицей.— Свет моих очей, ты самая лучшая ученица, какую когда-либо мог иметь мужчина. До такой степени хорошая, что я с трудом сохраняю хладнокровие.Она не совсем поняла, что он имел в виду. Но, слава Богу, мужа не отталкивало ее распутное поведение, так что она осмелилась погладить его по груди и плоскому животу. Ее рука задержалась на его талии, и Эдуард прикрыл веки, охваченный желанием и одновременно готовый рассмеяться.— Силы небесные, Люси! Ты просто схватываешь на лету. Нет-нет, прошу тебя, любимая, не останавливайся.— Не останавливаться?Значительно осмелев, Люси скользнула рукой еще ниже. Эдуард застонал. Прерывисто дыша, она взглянула на мужа сквозь полузакрытые ресницы.— Надеюсь, я действую в правильном направлении, учитель?Удерживая ее руку, он накрыл ее сверху своей ладонью и пробормотал:— Вот теперь да.Их тела так тесно соприкасались, что Люси слышала стук его сердца. И еще она чувствовала, как к ее бедрам прижимается что-то горячее и твердое. Его руки ласкали ее тело — нетерпеливые, страстные, возбуждающие.— Сколько бессонных ночей, лежа под звездами, я мечтал так прижимать тебя к себе. — Голос Эдуарда звучал хрипло. — Помнишь последнюю ночь нашего путешествия, когда тебя разбудил шакал?— Конечно, помню. И еще я помню, как ты поцеловал меня.— Тогда я хотел, чтобы этот поцелуй длился вечно. Когда я улегся к себе под одеяло, ты придвинулась и взяла меня за руку. Наши пальцы едва соприкоснулись, но с тех пор в своих грезах я мечтал вновь ощутить на губах вкус твоих поцелуев и почувствовать прикосновение твоего тела. Господи Боже, Люси, я так долго желал тебя.Это признание стало для Люсинды острейшим из возбудителей. В жилах ее вскипела кровь, и сладостная слабость разлилась по телу. Голос плоти изгнал последние остатки страха. Люси смотрела на его лицо, на страстно напрягшееся тело и упивалась тем, что именно она в силах преодолеть его хваленый самоконтроль. Люси догадывалась, что мало кому удается вот так, шаг за шагом, срывать с него надетые им самим маски, и она хотела довести этот процесс до логического завершения.— Люби меня, Эдуард, — шепнула она.Муж довел ее желание до исступления. Бросившись в пучину новых ощущений, Люси не протестовала, когда рука его скользнула к ее животу, к пульсирующему огню меж бедер.Но когда его пальцы скользнули чуть глубже, Люси издала пронзительный вопль и резко поднялась на кровати, страсть и желание вдруг разом оставили ее. Эдуард прекратил свои исследования, но руку не убрал, несмотря на ее настойчивые попытки высвободиться.— Эдуард, нет! — запротестовала она.— И последний урок, властительница моей души, — нежно проговорил он. — Не закрывайся передо мной, Люси. Будет лишь одно мгновение боли, а потом, я клянусь тебе, ты испытаешь наслаждение.Слова Эдуарда были нежны, но голос звучал резко, ибо он сдерживался изо всех сил. Люси услышала только резкость тона. Ужасные рассказы куварских женщин вкупе с полученным ханжеским викторианским воспитанием сделали свое дело. Напуганная, озадаченная, сгорающая от стыда из-за собственных ощущений, она застыла в потрясении и ужасе.Все тело Эдуарда неистово пульсировало, прежде он не догадывался, что желание может быть таким сильным. Огромным усилием воли он заставил себя сдержаться и подождать, пока жена успокоится. Не разжимая объятий, он вновь припал к ее устам и вскоре почувствовал, как она расслабляется.Подавляя жгучую страсть, Эдуард принялся ласкать ее грудь. Одновременно его рука вновь проникла меж ее бедер.Люси крепилась изо всех сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39