А почему бы ему так и не сделать? В течение трех недель все предсказания Уодроу сбывались, акции приносили ему то скромный, то более ощутимый доход. Никакие акции не падали в цене значительно, будь все проклято, и не было причины предположить, что Уодроу когда-нибудь ошибется.
Каждая инвестиция, о которой рассказывал ему Ферсби, с тех пор как он: купил акции Макдугалла, всю следующую неделю предсказания Уодроу снова оказались блестящим выбором, хотя у него было всего несколько пенсов, которые он мог бы вложить в акции, и это было ужасно жаль. Но он не беспокоился. Да и почему ему нужно беспокоиться, если вот-вот перегонная машина Макдугалла сделает его очень-очень богатым человеком! Именно так он думал!
В то утро, когда Уодроу сидел в своей маленькой комнате для завтрака, гадая, какую информацию принесет ему сегодня Ферсби, почту он открыл только для того, чтобы прочитать поспешно нацарапанную записку от Дугласа Макдугалла.
«В процессе перегонки, – писал Макдугалл, содержалась ошибка – фатальная ошибка, которая проявилась лишь тогда, когда я приступил к работе в более широком масштабе, чем это было до внесения вклада вами». Он, Макдугалл, очень сожалеет обо всем этом деле, но ему не остается ничего другого, как спешно вернуться в Шотландию и снова заняться своим изобретением. Он благодарен мистеру Уинзлоу за веру в него и прилагает к сему документ на склад в надежде, что мистер Уинзлоу сможет вернуть часть своих денег.
У Нила не было ни малейшего подозрения, ни малейшего намека на предчувствие, что эта инвестиция могла быть неудачным шагом. Неудачным? Нил фыркнул, считая это высказывание слишком слабым. Он разорен, вот что с ним произошло. Или почти разорен, и ему придется продать все акции, уже купленные им, и те, которыми он владел раньше, с целью спасти два заложенных имения. Ему придется немедленно удалиться в деревню, чтобы скрыться от кредиторов, и оставаться погребенным там, по крайней мере, до урожая, когда его казна пополнится – если не придется чинить крышу, или засуха не уничтожит зерновые, или в сарай какого-нибудь арендатора не попадет молния и он не сгорит. Господи, как это все тяжко.
Единственное, что могло бы принести ему облегчение, это если бы он смог узнать, что его сестра и шурин пострадали так же, как и он, от стрел злой фортуны. Но они не пострадали, так? Нет, они не пострадали. Боумонт Ремингтон своего капитала не трогал. Ах, нет. Он совсем не такой дурак, не такой слабоумный идиот. Безмозглое ничтожество. Самый зеленый новичок.
Как смеет Боумонт Ремингтон, этот выскочка, этот неотесанный англичанин с грубыми руками и широченными плечами работяги, стоять, улыбаясь, перед ним, говоря о том, что потерял сотню тысяч фунтов, но это допустимо, потому что может себе позволить это! Неужели этот человек идиот? Неужели он не понимает, что потерял целое состояние? Боже милостивый, но его сестре, старой деве, повезло. Однако насколько богат Боумонт Ремингтон?
Очень богат, по всем оценкам, заключил Нил, глядя на бриллиант, сверкающий в шейном платке Бью Достаточно богат, чтобы не моргнув глазом пустить по ветру целое состояние. И достаточно богат, чтобы вышвырнуть его из Ривер-тик, Господи!
Но зачем ему это? Бью уже давно дал ясно понять, что не любит его, это Нил знал. Хотя после женитьбы на Розалинде он вел себя довольно дружелюбно, однако ему пришлось признаться себе: ни Бью, ни Розалинда за последние недели, с тех пор как они поселились на Портмен-сквер, не искали его общества.
Кроме того, признавшись в нехватке денег, он подтвердил бы превосходство Бью в финансовых делах, а на это Нил никогда бы не пошел. Он, конечно, не смог бы объяснить свои финансовые неприятности тем, что внедрил своего шпиона в особняк на Портмен-сквер. И еще хуже, он не мог обвинить Боумонта Ремингтона в своих потерях, как бы ему этого ни хотелось, потому что его шурин тоже понес потери от неудачного вложения денег.
Только Боумонт Ремингтон мог вынести большие потери, будь он проклят. Нил надеялся, по крайней мере, быть не единственным пострадавшим, но и в этом ему было отказано. Он не может позлорадствовать. Ему некому выразить сочувствие. Он не может заставить себя просить милостыню. Ах, что же делать, что делать? Вот бы послать этого типа к свиньям собачьим!
– Уинзлоу? – окликнул его Бью, посчитавший, что Нил молчал уже достаточно долго. Он прекрасно понимал: сейчас человек разрывается между сожалением о его нынешних бедах и попытками найти выход из них, путь, который, если их планы принесут желанные плоды, включает обращение с просьбой о деньгах к своей «дорогой сестре». – С вами все в порядке? Вы выглядите довольно бледным – хотя я знаю, джентльмены об этом говорить не должны. Может, бокал вина? Я могу позвать какого-нибудь слугу. Кажется, я только что видел благородного оленя с полным подносом.
Нил выдавил из себя улыбку, что было подвигом, если учитывать его страстное желание броситься на пол и разрыдаться. И вдруг он вспомнил что-то или, точнее, кого-то. Еще не все потеряно!
– Нет-нет. Все хорошо, правда. Но тут все идет к концу. Оставим на совести леди Стаффорд, что она превратила отличный дом в какой-то луг. Не вернуться ли нам в бальный зал? Я ведь еще не видел свою сестру, только сейчас это понял. Уверен, она отругает меня за такое пренебрежение. Но если я ей объясню, что общался со своим новым братом, она меня простит.
– Конечно, – сказал Бью, давая знак Нилу вернуться в зал и чувствуя некоторую жалость к парню, следовавшему его плану настолько точно, будто знал все его варианты. Бью глубоко вздохнул, вспомнив, как выглядела Розалинда, когда обнаружила проделки Нила на территории церкви св. Леонарда, и вся симпатия улетучилась. – Думаю, ее пора спасать. Когда я видел Розалинду в последний раз, она была в дальнем углу, возле двери в сад, и громко кричала в ухо барону.
– Барон Чамберс здесь? – спросил Нил, качая головой. Барона гораздо легче обратить в бегство, чем этого ирландского мужлана. Уж этот богатый ирландский мужлан, будь он проклят! – Я думал, он уже умер. Но не важно. Я спасу маленькую Розалинду от этого глухого, как пень, старца. Почему бы вам не принести нам всем что-нибудь выпить, как вы предлагали?
– Конечно, – согласился Бью, кланяясь, следуя урокам Уодроу, что так полагается, с одной стороны, а с другой стороны – боясь обнаружить торжествующий блеск в своих глазах. Пока его план осуществлялся чрезвычайно успешно. Теперь настало время ему отойти в сторону и, как обещал, позволить своей восхитительной жене нанести le coup de grace. – Пожалуйста, передайте моей жене, что я скоро присоединюсь к вам.
– Не спешите, не спешите, – махнул рукой Нил, который уже заметил свою сестру. Его все еще поражало, хоть и с опозданием, что эта женщина – настоящая красавица. Если бы он заметил это раньше, он привез бы ее в Лондон и устроил бы выгодный брак с каким-нибудь влюбленным поклонником, слишком увлеченным ею, чтобы заметить, что она, если ее спровоцировать, может быть упрямее осла.
Но откуда ему было это знать? Когда он посетил Уинчелси в последний раз, то увидел ее во дворе церкви св. Леонарда, где она проводила раскопки, одетая как настоящий бродяга, с грязью на лице, и лепетала что-то о раскопке «важных древностей» – а он гроша медного не дал бы ни за какое дело, которое нельзя повернуть в его пользу. Тот день, когда его, Нила Уинзлоу, увидели бы с лопатой в руках ради истории – или по любой другой причине – еще не наступил!
Нил прокладывал себе путь в переполненном зале, с удовлетворением наблюдая за тем, как барона уводят три высохших как пергамент старика (углубленных, очевидно, в обсуждение стратегии Веллингтона во время битвы при Ватерлоо или чего-нибудь такого же не важного), освобождая ему поле для чрезвычайно важного разговора с Розалиндой.
Увидев его (по правде сказать, она уже минут десять или больше нетерпеливо высматривала его, гадая, почему Бью задерживает его в салоне для азартных игр), Розалинда приветственно помахала ему.
– Как поживаешь, братец? Ешь достаточно овощей? Помню, что ты их не любил. А их есть необходимо, знаешь ли. Выглядишь ты не очень хорошо.
– Со мной все хорошо, Розалинда, – сдержанно ответил он, отметив про себя блеск бриллиантов у нее в ушах и на стройной шейке. Удастся ли ему выманить их у нее? – гадал он. Удастся ли ему сочинить трогательную историю и довести ее до слез и, что еще важнее, до желания спасти его? Это возможно, если считать ее вопрос насчет овощей проявлением участия. Может быть, ему стоит поддержать это направление разговора и сказать, что он болен. Считается ведь, будто женщины мягкосердечны в вопросах здоровья. – Позволишь присоединиться к тебе?
Розалинда указала ему на недавно освободившийся стул рядом с собой, с удовлетворением отметив пот, выступивший у него на лбу. Очевидно, Бью неплохо поработал в игровом салоне, потому что она не видела Нила таким расстроенным с того дня, как отец отказался увеличить ему ежемесячное содержание. Ему тогда нужно было заплатить долг чести, от чего зависела его способность сохранить привязанность некой танцовщицы из оперы, а еще важнее было другое: не заплатит он свои долги, ему придется покинуть свой клуб.
– Ты видел моего мужа? – невинным тоном спросила она. – Я им очень недовольна, знаешь ли. Он отказал от дома Уодроу. Ты ведь помнишь Уодроу? Такой милый человек, хотя я никогда не понимала, что именно связывает его с Бью и какое положение он занимает в нашем доме. Однако этим утром Бью был с ним довольно резок. Произошла ужасная сцена. А потом, не успела я понять, что происходит, Уодроу ушел, уехал во Францию, полагаю. У него во Франции есть добрые друзья, так он мне рассказывал. Я…
– Розалинда, – попытался прервать ее Нил, которого нисколько не волновало, куда именно отправился Уодроу Фитцклер. Человек – этот «Мерлин» – был ходячим несчастьем! Что нашло на Ремингтона, который инвестировал деньги по его указаниям? А сам он, Нил Уинзлоу, о чем он только думал, доверив свое состояние человеку, который носит плащ с капюшоном и пялится в хрустальный шар? Должно быть, он тогда лишился разума! Но теперь он снова полностью контролирует свои действия и знает, что ему нужно делать. Только бы сестра заткнулась и выслушала его! – Розалинда, я…
Она вздохнула, театрально разведя руками в лайковых перчатках, и прервала его.
– Но он скоро вернется, этот Уодроу, я уверена, даже если Бью согласится нанять его только на должность дворецкого, или еще что-нибудь в таком роде. Да, я уверена, что Бью так и поступит. Уодроу был бы очень хорошим слугой для джентльмена.
– Розлинда, – снова сказал Нил, дрожащей рукой нервно теребя свою прическу, – случилась беда.
– Да, Нил. Как хорошо, что ты это понимаешь. У нас в доме на Портмен-сквер сейчас такая суматоха. Видишь ли, сегодня Бью лишился и своего дворецкого. Ферсби сообщил нам, что должен уехать в деревню, потому что его мать заболела. Какой позор, болезнь – ужасное состояние, а я, по правде сказать, не могу с этим согласиться, сама всегда была совершенно здорова. Мне будет не хватать Ферсби – конечно, не так, как Молли, моей служанке. Я привыкла видеть его бродящим по дому. А Риггз? Ну этот человек совсем пал духом. Но это уже другая история. И, должна признаться, я до сих пор ничего в ней так и не поняла, поэтому не буду тебя утомлять рассказом. Дорогой Ферсби. Всегда при деле, Ферсби этот, каждое утро следовал за Бью в его кабинет, для того чтобы убедиться, не нужно ли ему что-нибудь. Ах, такой заботливый. В Уинчелси таких нет.
Нил нахмурился, гадая, когда же его сестра стала такой словоохотливой… и такой ужасно надоедливой. Не то чтобы он когда-нибудь раньше тратил время на разговоры с ней, она никогда не говорила ему ничего, кроме самого необходимого, когда он оказывался в поместье Уинзлоу. И тогда она давала ему понять, что терпит его в доме только из милости. Похоже, замужество выявило ее красоту, что неплохо, но оно же привело к тому, что у нее развязался язык, а это его не радовало. Хотя, про себя подумал он, она теперь стала лучше относиться к нему. Возможно, он мог бы использовать это ее вновь обретенное расположение себе на пользу.
– Розалинда, – в третий раз начал он, когда сестра наконец закончила свой монолог и замолчала, с глупым выражением лица: – Дражайшая сестрица, могу ли я попросить тебя об одолжении? Могу ли я убедить тебя стать моим доверенным лицом?
Розалинда прижала руки к груди. Все происходило именно так, как и предполагал Бью.
– Твоим доверенным лицом? – переспросила она, решив как следует развлечься, используя этот момент. Разве он не поступал так же, когда она день за днем копалась в одной и той же земле, думая, что делает нечто важное? Мудрецы правы, месть сладка!
– Ах, Нил, это так лестно для меня! Правда! Бью очень милый, и я его ужасно люблю, но он не посвящает меня в свои переживания, в свои планы. Ну, как я уже тебе говорила, я понятия не имела о том, что Уодроу так огорчил его. Представь себе мое удивление, когда я проснулась утром и обнаружила их закрывшимися в кабинете, при этом Бью громко кричал, это было вскоре после того, как младший лакей принес утреннюю почту, на самом деле. Позже я спросила Бью, почему он так кричал. Я так и спросила его: «Почему, Бью?» Но он ничего мне не рассказал. Не ломай свою очаровательную головку над моими делами, сказал он. Но я же не совсем без мозгов. Я хочу, чтобы ко мне относились с уважением. Кроме того, я же не какая-то глупая баба и не зеленая девчонка, я хочу, чтобы со мной советовались, когда что-то случается.
Нил едва сдержался, чтобы не заткнуть ей рот рукой. Стиснув ее руки в своих, он быстро заговорил, – ему не хотелось слышать свои слова, но не хотелось бы, чтобы сестра прервала его и продолжила свои разглагольствования о ее невозможном муже.
– Мы, мужчины, можем быть такими невнимательными к желаниям женщин, правда, моя дорогая девочка… – сочувственно проговорил он. Потом быстро перешел к теме, которая интересовала его. – Розалинда, я в беде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20