– отчетливо выговорила она.
Он все-таки услышал ее, потому что взгляд его сосредоточился на ней, и она увидела в нем самое дно его смятенной души.
– Себастьян, – произнес он, еле шевеля губами. Мэри встряхнула его за плечи.
– Мы должны… вы должны немедленно перестать.
Он следил за движением ее губ, словно читая по ним.
– Себастьян, – повторил он.
– Если я назову вас Себастьян, вы перестанете?
– Я не так глуп! Что бы я был за купец, если бы я согласился на такие условия?
Сознавал ли он, что она была готова уступить? Себастьян коснулся ее уха пальцем, потом языком.
Мэри тщетно пыталась высвободиться, но он был слишком тяжел. Что она могла сделать, не имея под рукой стойки для зонтов? Или… или серебряной крышки от подноса, все еще остававшейся на краешке стола, где она ее положила?
Но как она может ударить его? Ведь ему будет больно!
Себастьян целовал ее грудь, щекоча ее губами. Это ощущение щекотки вызывало у нее желание прижаться к нему. Мэри вздрогнула и уцепилась за него, всхлипнув. Кожа у нее блестела и горела от жара все падавших и падавших звезд.
Вдруг он замер, и Мэри поняла, что, покрывая поцелуями ее шею, он только старался отвлечь ее от своей истинной цели. Ее юбка вдруг оказалась где-то наверху, а рука Себастьяна скользнула по ее колену к краю шелкового чулка. Его загрубевшая кожа цеплялась за шелк. Мэри пыталась сжать колени, чтобы скрыть свою уязвимость. Но он был уже там. Он был везде! Если она что-то немедленно не предпримет, если он еще раз коснется ее обнаженной кожи в самом потайном месте, звезды обратятся в прах. Тогда Мэри Роттенсон пропала, и ее место займет Джиневра Фэрчайлд.
А овладев Джиневрой, Себастьян станет издеваться над Мэри, пока вся ее рассудительность и благоразумие не умрут в ней, увянув и засохнув.
Голова его была запрокинута, глаза закрыты. Он походил на человека, впавшего в экстаз.
Мэри медленно протянула руку за серебряной крышкой. Только бы суметь!
Сейчас.
Его рука нащупала ее подвязку и развязала ее.
Сейчас.
Пальцы Мэри напрасно скользнули по отполированной поверхности крышки. Она сделала еще одну попытку, и на этот раз ей удалось ухватиться за ручку.
– Сейчас. – Глаза его широко раскрылись, и ярко сияли торжеством.
Он провел пальцем между ее ног. Наконец добравшись до цели, он ласкал самое укромное место ее тела.
Мэри вся выгнулась, звезды рассыпались мириадами искр и огня, огня страсти и наслаждения. Если она сейчас сдастся, то власть его над ней будет неизмеримой.
Вне себя, Мэри изо всех сил размахнулась крышкой и с глухим стуком опустила ее ему на голову.
– Это что за..? – Своим промедлением он дал ей возможность размахнуться еще раз и уже ничего не успел сделать.
Этот удар пришелся ему прямо по щеке. С криком боли он закрыл лицо рукой и скатился на пол.
Мэри нагнулась, чтобы снова размахнуться. Она пришла в неописуемое состояние.
Теперь он сумел уклониться от удара.
Разъяренная, униженная, распаленная, Мэри выставила крышку щитком впереди себя.
– Убирайся! – прошептала она, боясь, что если она хоть немного возвысит голос, он сорвется на истерический крик.
– Убирайся вон, и чтобы я тебя здесь больше не видела!
Себастьян отнял руку от лица и посмотрел на кровь на ладони. Потом он поднял взгляд на нее.
Какое там самообладание, какая цивилизованность? С чего ей пришло в голову, что ему вообще знаком смысл этих слов? Даром, что он лорд. В его взгляде она увидела только слепую ярость животного, лишенного естественного права на соединение со своей парой. Некоторое время он молча смотрел на нее.
Она прочла в его глазах обещание будущих встреч. Преодолевая возбуждение и страх, она попыталась укрыться за безопасной личиной Мэри Фэрчайлд, но ей это не удалось.
Себастьян подошел к постели ближе. Мэри подняла крышку, приготовившись защищаться, несмотря ни на что.
– Положи, – сказал он обычным холодным тоном. Лорд Уитфилд уже вполне овладел собой. – Если бы я захотел, я бы мог отнять ее у тебя вместе с твоей девственностью. Но сейчас не время.
Они услышали стук в дверь. Как долго кто-то пытался привлечь их внимание? Мэри не могла придумать ничего лучше чем:
– Там кто-то стучит.
Стук возобновился с новой силой, и они услышали внятный отчетливый голос леди Валери:
– Себастьян!
Он только небрежно оглянулся на дверь, с полынным равнодушием ко всем правилам приличия. Мэри вновь судорожно схватилась за крышку. Что бы он там ни говорил, она не верила ни единому его слову. Теперь она знала истинную цену его самообладания. Мэри не сомневалась, что ему было все равно, хоть бы и сам король дожидался там за дверью. Пока он не скажет всего, чего хочет, он не откроет. А она ни за что не выпустит из рук крышку.
– Теперь ты знаешь, что нас связывает друг с другом. – Его щека распухла, ссадина на ней наливалась багровым цветом, из рассеченной скулы тонкой струйкой сбегала кровь. – Я хочу, чтобы ты хорошенько запомнила, что случилось в этой постели. Когда ты будешь лежать в ней сегодня одна, думай обо мне. О том, что мы чуть было сейчас не совершили! Лежи и представляй себе, как это было бы хорошо.
Себастьян не спеша подошел к двери, сдернул кресло с ручки и снова повернулся к Мэри.
– Нам скоро снова будет так же хорошо и даже еще лучше. Полагаю, что не раз.
Он отвесил ей поклон.
– До следующего свидания, Мэри.
Глава 11
– Миcc Роттен… я хочу сказать, мисс Фэрчайлд, да какая же вы, оказывается, красивая! – взвизгнула Джилл.
Мэри охотно простила своей горничной такое нелестное для себя удивление. За многие годы Джилл так привыкла видеть Мэри в унылом обличье экономки, что никак не могла сдержать своих чувств, когда та же самая экономка стала… Мэри не могла оторваться от своего отражения в зеркале. Та же самая экономка стала совершенно ослепительна. Есть чему изумиться.
Но все это суета и тщеславие, напомнила себе Мэри. Самолюбование только развивает в ней пустую гордость жалкими остатками ее красоты. Кому, как ни ей, хорошо известно, как быстротечна юность. Отвернувшись от прелестной девушки в зеркале, одетой в белый атлас, с бриллиантами в ушах, на кистях рук и вокруг шеи, Мэри спокойно сказала:
– Не по хорошу мил, а по милу хорош. А потом не забудь, без твоего искусства я по-прежнему оставалась бы бесцветной мисс Роттенсон.
Джилл завернула остывшую длинную шпильку для завивки в прихватку.
– Ну нет, мисс Фэрчайлд, не скажите. Мы, горничные, бывало судачили между собой, как бы нам хотелось за вас хорошенько взяться. Немного-то и надо было. Мы всегда знали, что только приодень вас как следует, и вы расцветете в такую красавицу, что только держись. Я жду не дождусь, когда вернусь домой и всем расскажу, что мы были правы. И что кое-кто теперь богатая наследница.
Мэри взяла кружевной носовой платок и положила в кошелек, висевший у нее на поясе, потом помогла Джилл натянуть себе на руки длинные, украшенные бриллиантами перчатки. Затем она завершила свой туалет, взяв резной веер слоновой кости. Тут Джилл притворно засуетилась, захлопотала над чем-то невидимым, но Мэри, выразительно кашлянув, протянула руку. Джилл молча подала ей шаль, всем своим видом выражая неодобрение. Эту деталь она считала явно лишней.
– Я ни за что не покажусь на люди в таком декольте, – сказала Мэри.
– Как изволите, мисс Фэрчайлд, – сухо сказала Джилл.
Ну хоть в чем-то Мэри удалось настоять у своем.
Джилл не позволила Мэри надеть фижмы, настояв на гладкой нижней юбке. Она не позволила Мэри надеть парик, потому что парики вышли из моды. Джилл слегка надушила ее духами с нежным запахом розы, потому что мода требовала природной свежести и только намека на искусственные ароматы. Мода, мода… не сходила с языка бойкой горничной.
Когда Мэри спросила с раздражением, зачем ей все это, Джилл таинственно улыбнулась со знающим видом. С момента своего первого появления в обществе Мэри, безусловно, должна утвердиться в нем как законодательница моды.
А кто такая Мэри, чтобы спорить в таких вопросах? Последние десять лет она мало следила за модой, а кроме того… ей нравились легкие цветочные ароматы. Ее чудные волосы отливали золотом, и ей не очень хотелось прятать их под париком. Если ей и было неловко без фижм, она могла скрыть краску в лице за веером, а грудь под кружевной шалью.
Мэри подтянула повыше вырез на платье и завязала на груди шаль свободным узлом.
– Я готова.
Джилл убрала в нижний ящик шкафа ненужные фижмы.
– Смотрите, не позволяйте лорду Уитфилду уводить вас в сад. Травяные пятна потом не отмоешь.
Мэри выпрямилась во весь рост, который был у нее чуть-чуть повыше Джилл.
– Ты уж не дерзить ли вздумала?
Джилл бросила на нее удивленный взгляд.
– Что вы, вовсе нет, мисс Фэрчайлд.
Быть может, это действительно совсем и не дерзость, а обыкновенная правдивость, подумала Мэри. Ведь она сама виновата – позволила Себастьяну задержаться у себя в спальне. Она по глупости сочла, что сумеет с ним справиться, что его выдержка никогда ему не изменит, что он слишком презирает всех Фэрчайлдов, чтобы сойтись с одной из них. Да, ошибка на ошибке!
Теперь она приобрела опыт и стала умнее. Она, конечно, знала, что он будет сегодня на балу. Ей придется встретиться с ним впервые лицом к лицу после этой потрясающей – нет, этой унизительной! – вчерашней сцены. Она не могла себе представить, как он собирается ей отомстить.
Что он скажет? Что он сделает? Как ей вести себя с ним после всего этого? Мэри никак не ожидала от себя, что она способна позволить мужчине такую фамильярность.
Позволить? Да уж что обманывать себя? Правильнее было бы сказать, поощрить его к этому, мысленно высказала она упрек в свой адрес. Она позволила ему целовать и ласкать себя и сама отвечала ему поцелуями и ласками, с наслаждением впитывая в себя его запах и вкус. Как он и предсказал ей, она в панике проснулась ночью, думая о том, что они чуть было не совершили, и, мучаясь, воображала себе, насколько это было бы хорошо.
А ведь Мэри, лучше чем кто-нибудь другой, знала, к чему ведут такие мечты. Ах мечты, как опалила она уже однажды крылышки. Ей было хорошо известно, к каким бедам приводит воображение. Она с яростью схватила подушку, все еще хранившую его запах, и отшвырнула ее как можно дальше от постели. Да что с того?
Такая выходка, конечно, не помогла, но все-таки она хоть немного облегчила свои чувства.
– Мисс Фэрчайлд, вам пора. – Джилл распахнула перед ней дверь. – Но вы не выходили из своей комнаты с тех пор, как приехали сюда, и я боюсь, вы можете заблудиться. Хотите, я вас провожу?
Джилл тактично дала ей понять, что заметила ее беспокойство. Она подумала, что это застенчивость, но Мэри-то знала, что это – страх быть узнанной.
Десять лет назад она была всего лишь гувернанткой, существуя под покровом анонимности, распространяющимся на всю прислугу. К несчастью, глупая Джиневра Фэрчайлд была молода, прекрасна, порывиста и своим поведением привлекла к себе внимание. Если кто-нибудь узнает в ней гувернантку, исчезнувшую сразу после убийства графа Бессборо… Мэри встряхнула головой. Если кто-нибудь узнает, она будет все отрицать. Или, еще лучше, обратит все в шутку. Или, бросив вызов своему обвинителю, потребует, чтобы он доказал реальность своих подозрений. Или… растеряется и признается во всем… Нет. Нет, только не это. Она найдет наилучший выход.
Экономки не теряются перед лицом опасности. И богатые наследницы тоже.
– Я прекрасно дойду одна. Если я действительно заблужусь, я спрошу дорогу у слуг или других гостей.
– Хорошо, мисс Фэрчайлд. – Джилл улыбалась, глаза ее блестели. – Я буду ждать, пока вы вернетесь и расскажете мне, как вы были царицей бала.
– Ну, конечно, я буду царицей бала. Там ведь не найдется других таких богатых наследниц.
Мэри величественно выплыла в коридор, но до нее все же еще долетели слова Джилл:
– О, совсем не деньги вскружат им голову, мисс Фэрчайлд, а ваша грудь – если только у вас хватит ума ее показать.
Мэри медленно шла в направлении парадных зал. Она сама не знала, надеялась ли она встретить кого-нибудь по дороге или, наоборот, боялась таких встреч. Вдруг дверь, с которой она поравнялась, отворилась. Мэри охнула от испуга, и ей захотелось исчезнуть, слиться с деревянными панелями стены.
В коридор вышел всего лишь дядя Кэлвин. Он держал в руке парик, а редкие перья еще оставшихся у него на голове волос топорщились в разные стороны. Жилет у него был застегнут не на те пуговицы, краски на лице расплылись, и, судя по виду его талии, он был без корсета.
«Что за чудо?» – удивилась Мэри.
Ее он, казалось, совершенно, не заметил. Судя по ошеломленному выражению его лица, он вообще не замечал ничего вокруг. Он обернулся и, глядя в темноту покинутой им комнаты, дрожащим голосом проговорил:
– Дорогая, это было такое захватывающее переживание. Могу я надеяться, что мы вскоре его повторим?
Мэри еще теснее прижалась к стене. Пожалуй, и вправду лучше остаться незамеченной.
– А ты считаешь, что оно так потрясло нас обоих, Кэлвин? – отозвался из глубины комнаты довольно равнодушный женский голос.
– Н-н-но, неужели… – пробормотал он, заикаясь.
– Если будешь хорошо себя вести и достаточно любезно беседовать с моим крестником, я, быть может, потанцую с тобой сегодня.
Мэри узнала этот голос. Она с трудом могла поверить своим ушам и не знала, ужаснуться ей или рассмеяться.
– Но ты обещаешь? – умоляюща произнес Кэлвин.
Пухлая в кольцах рука, показавшись из темноты снисходительно похлопала его по плечу.
– Обещаний я никогда не даю. Они слишком связывают. Я уже говорила тебе вчера ночью. А теперь, будь пай-мальчиком и ступай, откуда пришел. Я должна готовиться к балу.
Дверь захлопнулась. Кэлвин бессмысленно таращился на крашеные доски, а Мэри с изумлением взирала на Кэлвина. С видом человека, сразившегося с судьбой и потерпевшего поражение, он поплелся по коридору.
Мэри неторопливо следовала за ним на почтительном расстоянии, размышляя о том, какой хитроумный план изобрела ее бывшая хозяйка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38