Ее исследовательская группа не обнаружила подтверждений этого факта, а они изучили тысячи табачных реклам, изготовленных за последние сорок лет. Они наблюдали, вели исследования, каталогизировали всю рекламу сигарет, обнародованную с тех пор, как существует телевидение. И даже заметили, что после введения запрета на рекламу табачных изделий на телевидении количество курильщиков увеличилось. Она потратила годы, чтобы найти доказательства того, что табачные компании намеренно адресуют свою рекламу подросткам, потому что, начиная свой проект, имела смутное подозрение, что это именно так. Но оказалось, что это неправда.
По мнению свидетельницы, единственный способ оградить детей от воздействия рекламы табака - это запретить ее вовсе, всю: рекламные щиты, надписи на автобусах, рекламу в газетах, журналах, на всякого рода листовках. Однако она убеждена, что это не приведет к падению уровня продажи сигарет и не окажет ровным счетом никакого влияния на уровень курения среди детей.
Кейбл поблагодарил доктора Спролинг-Гуди так, словно та добровольно согласилась выступить в суде, в то время как на самом деле ей уже заплатили шестьдесят тысяч долларов и пошлют еще чек на пятнадцать. Pop, который был чем угодно, но только не джентльменом, знал уязвимые места, удар по которым здесь, на глубоком Юге, мог достичь желаемого эффекта. Однако вместо того, чтобы нанести такой удар, начал очень осторожно расспрашивать свидетельницу об Институте потребительских товаров и восьмистах тысячах долларов, которые тот отвалил ей за это исследование. Свидетельница рассказала все, что знала: это академическое заведение, основанное для изучения тенденций и выработки соответствующей политики. Учредители - частные производители.
- В том числе табачные компании?
- Насколько мне известно, нет.
- Получает ли институт какие-нибудь субсидии от табачных компаний?
- Точно не знаю.
Он спросил ее о компаниях, имеющих отношение к табачному производству, компаниях, владеющих контрольными пакетами акций каких-либо табачных предприятий, дочерних компаниях, подразделениях и конгломератах. Она о них ничего не знала.
Она не знала о них потому, что так задумал Фитч.
В четверг утром след Клер обнаружился в весьма неожиданном месте. Бывший приятель подруги Клер, взяв тысячу долларов наличными, сообщил, что его бывшая подружка работает теперь в Гринвич-Виллидж официанткой, одновременно предпринимая усилия, чтобы получить серьезную работу в мыльных операх. Когда-то они вместе с Клер работали в "Маллигане" и были близкими подругами. Свенсон вылетел в Нью-Йорк, прибыл туда ближе к вечеру, на такси доехал до маленькой гостиницы в Сохо, где, заплатив наличными, снял номер на одну ночь и повис на телефоне. Он нашел Беверли на работе в пиццерии. Она не могла говорить долго.
- Это Беверли Монк? - спросил Свенсон, стараясь подражать Николасу Истеру. Он множество раз прослушал запись его голоса.
- Да. Кто это?
- Та самая Беверли Монк, которая когда-то работала в "Маллигане" в Лоренсе?
Пауза. Затем:
- Да. А кто это?
- Это Джефф Керр, Беверли. Давненько мы не виделись. - Свенсон и Фитч рисковали, допуская, что после отъезда Клер и Джеффа из Лоренса они не виделись с Беверли.
- Кто? - переспросила девушка, и Свенсон почувствовал облегчение.
- Джефф Керр. Ну помнишь, я встречался с Клер. Я еще учился на юридическом.
- А, да-а-а, - протянула она так, что было непонятно, то ли она действительно вспомнила Керра, то ли сделала вид.
- Послушай, я в городе и хотел узнать, не было ли у тебя в последнее время вестей от Клер?
- Я с Клер не разговаривала года четыре.
- А, понимаю.
- Послушай, у меня много работы. Может, как-нибудь в другой раз поговорим?
- Ну конечно, - ответил Свенсон, повесил трубку и тут же позвонил Фитчу. Они решили, что стоит рискнуть и попробовать подкупить Беверли наличными, чтобы порасспросить о Клер. Если она не виделась с ней четыре года, то едва ли сможет быстро найти ее и сообщить о звонке "Джеффа". В ожидании следующего дня Свенсон наблюдал за девушкой.
Фитч требовал от своих консультантов представлять ему ежедневный доклад о впечатлениях от последних дней суда. Одна страница, через два интервала, только по делу, без слов, содержащих более четырех слогов, надо было ясно изложить свои впечатления от свидетелей и то, как восприняли их выступления присяжные. Фитч требовал честных отчетов и всегда бранил экспертов, сочинявших приукрашенные доклады. Он предпочитал пессимистов. Отчеты должны были лежать у него на столе через час после того, как судья Харкин объявлял судебное заседание закрытым до следующего дня.
В среду доклады о выступлении Дженкла были неутешительными, зато четверговые впечатления о свидетельских показаниях доктора Дениз Маккуейд и доктора Майры Спролинг-Гуди оказались почти восторженными. Помимо того, что дамы расшевелили сонный зал, набитый унылыми мужчинами в строгих костюмах, обе очень хорошо выступили. Присяжные слушали внимательно и, похоже, поверили им. Особенно мужчины.
И все же Фитчу было неспокойно. Он никогда не чувствовал себя так скверно перед окончанием слушаний. С отставкой Херреры защита лишилась одного из наиболее сочувствующих ей присяжных. Нью-йоркская финансовая пресса вдруг объявила, что защита висит на волоске, и открыто сожалела о том, что будет вынесен обвинительный приговор. Колонка Баркера в "Магнате" была у всех на устах. Дженкл нанес им непоправимый ущерб. В обеденный перерыв позвонил Лютер Вандемиер из "Трелко", самый интеллигентный и влиятельный человек в Большой четверке, и устроил разнос. Жюри в изоляции, и чем дольше тянется процесс, тем больше раздражения вызывает у присяжных та сторона, которая в настоящий момент представляет своих свидетелей.
Десятая ночь в изоляции прошла без инцидентов. Никаких капризных любовников. Никаких несанкционированных походов в казино. Никаких спонтанных сеансов йоги по полной программе. По Херрере никто не скучал. Он уложил вещи за минуту и уехал, несколько раз клятвенно заверив шерифа, что инцидент этот был против него сфабрикован.
Импровизированный шахматный турнир состоялся в столовой во время обеда. У Хермана была брайлевская шахматная доска с пронумерованными полями, и накануне вечером он разгромил Джерри одиннадцать раз. Нашлись охотники попробовать свои силы, жена Хермана принесла доску, и вокруг него стал собираться народ. Менее чем за час он выиграл три блица у Николаса, еще три - у Джерри, три - у Хенри By, который вообще в жизни не играл в шахматы, еще три - у Уиллиса и был готов снова сразиться с Джерри, уже по более низким ставкам, когда в столовую, чтобы взять себе еще десерта, вошла Лорин Дьюк. В детстве она играла в эту игру с отцом. Когда Лорин выиграла у Хермана первый раз, никто не проявил к слепому ни малейшего сострадания. Турнир продолжался вплоть до "комендантского часа".
Филип Сейвелл, как обычно, оставался у себя в номере. Во время обеда в мотеле или во время перерыва в суде, когда они пили кофе, Сейвелл иногда разговаривал с коллегами, но в основном сидел, уткнувшись в книгу и ни на кого не обращая внимания.
Николас дважды пытался разговорить его, но безуспешно. Сейвелл не любил болтать и предпочитал, чтобы никто о нем ничего не знал.
Глава 31
После почти двадцати лет ловли креветок Хенри By редко просыпался по утрам позже половины пятого. В пятницу утром, после отчисления из жюри полковника, он сидел в столовой один за чашкой горячего чая и просматривал газету. Вскоре к нему присоединился Николас. Как обычно, быстро покончив с приветствиями, Николас стал расспрашивать By о дочери, которая училась в Гарварде. Она была объектом невероятной гордости отца, и глаза Хенри сияли, когда он рассказывал о ее последнем письме.
Кто-то входил, кто-то выходил из столовой. Разговор перешел на вьетнамскую войну. Николас впервые упомянул, что его отец погиб во Вьетнаме в 1972 году. Это было ложью, но Хенри история отца Николаса глубоко тронула. Потом, когда они остались одни, Николас спросил:
- А что вы думаете об этом процессе?
Хенри отпил большой глоток чая, щедро сдобренного сливками, и облизал губы:
- А ничего, что мы говорим об этом?
- Конечно, ничего. Ведь нас никто не слышит. Все болтают между собой о процессе, Хенри. Это свойственно любому присяжному. Все, кроме Хермана Граймза.
- И что думают другие?
- Полагаю, большинство из нас еще не приняли своего решения. Но самое главное, чтобы мы держались вместе. Очень важно, чтобы наше жюри вынесло вердикт, желательно единогласный или в худшем случае девятью голосами в пользу той или иной стороны. Если жюри не сможет прийти к определенному решению - это катастрофа.
Хенри отпил еще немного чая и задумался. Он прекрасно понимал по-английски и хорошо говорил на этом языке, хотя и с акцентом, но как большинство людей, для которых английский - неродной язык, независимо от того, являются ли они иммигрантами или родились в Америке, испытывал особый пиетет перед законом.
- Почему? - спросил он. By доверял Николасу, как, впрочем, и остальные присяжные, потому что Николас изучал юриспруденцию и, казалось, умел как никто разбираться в фактах и процессуальных событиях, которые просто проскакивали мимо других.
- Очень просто. Нынешний суд - решающий этап в ходе всех этих "табачных процессов", можно сказать, их Геттисберг, их Армагеддон. Именно здесь стороны сошлись с намерением обрушить на голову противника всю мощь своих боеприпасов. И в этой битве должен быть победитель и должен быть побежденный. Ясно и определенно. Вопрос о том, будут ли табачные компании признаны ответственными за ущерб, наносимый сигаретами здоровью курильщиков, решается здесь. Нами. Нас выбрали, и наша задача вынести вердикт.
- Понимаю, - все еще смущенно кивнул в знак согласия Хенри.
- Худшее, что мы можем сделать, это разойтись во мнениях, расколоться - и тогда суд будет признан несостоявшимся.
- А почему это плохо?
- Потому что беспринципно. Мы оставляем "труп" следующему жюри. Если мы, ничего не решив, разойдемся по домам, это обойдется каждой стороне в миллионы долларов, потому что через два года им придется собираться и все повторять снова - тому же судье, тем же адвокатам, тем же свидетелям, только жюри будет новое. Мы тем самым как бы расписываемся в своем бессилии и признаем, что у нас не хватило здравого смысла, чтобы прийти к согласию, а вот следующее жюри, набранное здесь же, в округе Гаррисон, может оказаться посообразительнее.
Хенри чуть склонился вправо, поближе к Николасу.
- И что вы собираетесь теперь делать? - спросил он как раз в тот момент, когда Милли Дапри и миссис Глэдис Кард, весело посмеиваясь, вошли в столовую, чтобы налить себе кофе. Они немного поболтали с мужчинами и отправились смотреть Кати в "Сегодняшнем шоу". Они обожали Кати.
- Так что же вы собираетесь делать? - шепотом повторил свой вопрос Хенри, не сводя глаз с двери.
- Пока не знаю, да это и не так важно. Важно, чтобы мы все держались вместе. Все до единого.
- Вы правы, - согласился Хенри.
В ходе этого процесса у Фитча выработалась привычка еще за несколько часов до открытия заседаний в суде работать у себя за письменным столом, почти не сводя глаз с телефонного аппарата. Он знал, что она позвонит в пятницу утром, хотя представить себе не мог, что еще она выкинет такого, от чего у него может случиться инфаркт.
Ровно в восемь Конрад сообщил ему по внутренней связи:
- Это она.
Фитч схватил телефонную трубку и любезно произнес:
- Алло.
- Эй, Фитч, попробуйте догадаться, кто теперь мешает Николасу.
Подавив стон и крепко сжав веки, он ответил:
- Не знаю.
- Я хочу сказать, что этот парень действительно тревожит Николаса, видимо, придется от него избавиться.
- Кто он? - умоляющим голосом простонал Фитч.
- Лонни Шейвер.
- О! Черт! Нет! Вы не можете так поступить!
- С чего это вы взяли, Фитч?
- Не делайте этого, Марли! Черт побери!
Она помолчала секунду, чтобы дать ему излить свое отчаяние, и сказала:
- Вам, должно быть, очень дорог этот Лонни?
- Марли, послушайте, остановитесь. Это заведет нас в тупик. - Фитч прекрасно отдавал себе отчет в том, что выдал себя: голос его звучал почти истерически, но он уже не владел собой.
- Николасу необходимо согласие среди членов жюри, а этот Лонни - что гвоздь в ботинке.
- Не нужно, прошу вас. Давайте все обсудим.
- Мы это как раз и делаем, только не долго, пожалуйста. Фитч сделал глубокий вдох, потом еще один.
- Игра подходит к концу, Марли. Вы порезвились, теперь скажите, что вам нужно.
- У вас есть карандаш под рукой?
- Конечно.
- На Фултон-стрит есть дом номер 120. Белое двухэтажное здание из старого кирпича. В нем расположено множество разных офисов. Комната 16 на втором этаже вот уже около месяца принадлежит мне. Она не очень хороша, но именно там мы с вами встретимся.
- Когда?
- Через час. Только мы вдвоем. Я прослежу, когда вы будете входить и выходить, и если замечу ищейку, вы меня больше никогда не услышите.
- Ну разумеется. Как скажете.
- И я проверю, нет ли на вас микрофонов и "жучков".
- Не будет.
Все адвокаты из команды Кейбла считали, что Pop потратил слишком много времени на своих ученых свидетелей: полных девять дней. Но первые семь дней из них присяжные по крайней мере могли в конце дня свободно уходить домой. Теперь их настроение резко переменилось. И было принято решение выделить лишь двух лучших свидетелей-ученых и допросить их как можно быстрее.
Кроме того, было решено оставить в стороне вопрос о привыкании организма к никотину, что являлось радикальным отклонением от обычной схемы защиты на "табачных процессах". Кейбл и его команда тщательно изучили все шестнадцать предыдущих процессов, поговорили со множеством присяжных, участвовавших в них, и пришли к выводу, что самым слабым местом в защите были эпизоды, когда разные эксперты начинали излагать свои диковинные теории, чтобы доказать, что на самом деле никотин вовсе не вызывает привыкания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63