Линдсей разозлилась еще больше. Каков негодяй! Хочет унизить ее, заставить снова ощутить то, что прежде, когда им было так хорошо вдвоем. Ну нет, такого она ему не позволит!
Но, вопреки этому твердому решению, по телу ее уже начала расходиться жаркая волна желания. Эдвард ХОРОШО Знал, что делает.
— Нет! Прекрати! — Она наугад зашарила по полке у себя за спиной, выискивая хоть что-то, что можно было бы пустить в ход против своего мучителя. — Немедленно перестань! Кому я сказала!
Но зубы виконта легко прикусили ее сосок — и возмущенный возглас оборвался слабым вскриком. Линдсей словно бы пронзали раскаленные стрелы, одна за другой. Забившись в руках виконта с новой силой, она пыталась не поддаться его колдовскому влиянию, но жгучие ласки наполняли ее истомой, хотя сегодня к этой истоме примешивалось острое унижение. Внезапно пальцы девушки сомкнулись на чем-то холодном — ножке тяжелого медного кубка.
— Так вот что вам нравится, миледи? — Эдвард страстно целовал ее ноющую грудь. — Драться. Рад вам угодить.
— Драться! — Линдсей занесла над головой руку с массивным кубком и со всех сил опустила его, метя по затылку виконта. — Я тебе покажу драться.
Но она промахнулась, и удар пришелся Эдварду по плечу. Вскрикнув от боли, он ловко поймал запястье девушки и вырвал кубок.
Потеряв равновесие в пылу борьбы, Линдсей наступила на еще болтавшийся на ней последний лоскут разорванной одежды и упала. А когда попыталась подняться, Эдвард одним толчком снова отбросил ее на пол.
— Я тебе покажу, покажу… — Из горла ее вырывались судорожные всхлипы. Но Эдвард удерживал ее на полу, не давая встать, а сам с чем-то возился в темноте рядом. До слуха ее доносился шелест поспешно снимаемой одежды.
Он раздевался! Прямо возле нее! Несколько мучительно долгих мгновений — и он уже снова схватил ее обеими руками за плечи, приподнимая с пола и притягивая к себе.
— Покажите-ка мне ваши таланты, мадам. Дьяволица. Искусительница. Ты прекрасно знаешь, что делать. Давай же. Покажи мне, чему тебя обучали.
— Вы обезумели, милорд, — слабо прошептала девушка. — Довольно. Опомнитесь, не то сами пожалеете.
— Угрожать мне вздумала, ведьма? — недобро засмеялся виконт и прижал ее лицом к своему животу, вниз, где подрагивало и пульсировало то самое непонятное, твердое и продолговатое, что уже ощущала девушка несколько раз, когда Эдвард обнимал ее прежде. — Ваша очередь, миледи.
Не может же он… Линдсей задохнулась. Нет, невозможно.
— Давай-давай, что ты медлишь? — процедил Эдвард сквозь стиснутые зубы.
Пронзительно завизжав, девушка полоснула его ногтями и рванулась вверх, встать, однако виконт молниеносно опрокинул ее навзничь, на скомканную груду тряпья, должно быть, представлявшего собой жалкие остатки нарядного пеньюара, а сам навалился сверху, придавливая Линдсей к полу и зажимая ей рот рукой.
— Хорошенького понемножку, мадам. А то слуги, чего доброго, переполошатся от таких громких изъявлений нашей взаимной страсти. Лучше изливай свои чувства телодвижениями, моя маленькая дикарка..
Линдсей забилась, пытаясь выскользнуть из-под него. Тело его было таким тяжелым, горячим… и совсем другим на ощупь, чем ее нежное, хрупкое тело. Даже в пылу отчаянной борьбы девушка вновь ощутила прилив испепеляющего желания, тем более острого и мучительного, что сейчас к нему примешивался страх. Эта странная смесь страха и чувственного наслаждения становилась все сильнее и непереносимее. Девушка невольно выгнулась навстречу Эдварду.
— О да, — прошептал тот ей на ухо — Да, моя красавица. Время пришло.
Одной рукой удерживая оба запястья девушки у нее за головой, он снова впился поцелуем ей в губы, но тут же отдернулся, решив, что она собирается снова пустить в ход зубы.
— Отличная забава, верно?
— Ах, я для тебя — забава? — злобно прошипела Линдсей. — Ну погоди. Ты у меня запомнишь эту ночь.
В ответ он прильнул губами к ее шее и заскользил вниз, меж грудей девушки, по животу и еще ниже. Глаза ее распахнулись. Она хотела закричать — и не могла. Не могла даже пошевелиться.. Тело сковала вдруг непонятная слабость, изнеможение. Язык Эдварда раздвинул шелковистые волоски у нее между ног и достиг той точки, прикосновение к которой всегда возносило Линдсей на вершину блаженства…
— А-а-а. — Девушка тщетно пыталась вырваться из стальной хватки виконта. — Нет!
Эдвард не ответил. Движения его губ и языка делались все настойчивее — и наконец, не выдержав этой сладкой муки, девушка начала корчиться и извиваться, задыхаясь, совершенно теряя рассудок, качаясь на границе чего-то небывалого, чего она и жаждала, и боялась.
— Эдвард! Пожалуйста!
Против воли она сама прижималась бедрами к губам Эдварда.
— О Боже, да!
Но в тот миг, когда ей уже казалось, что этот вихрь ощущений вот-вот увенчается каким-то упоительным взрывом, виконт вдруг оторвался от нее.
— Эдвард?
— Сейчас, сейчас. Не бойся, ты получишь то, чего так хочешь.
Он снова навалился на нее всем телом, и Линдсей ощутила там, где только что были его губы, что-то твердое и горячее, неуверенно продвигающееся вперед, точно разведывая дорогу. Девушка замерла. Сердце ее бешено забилось.
Та непонятная вещь продолжала протискиваться между ее бедер, а сам Эдвард двигался, покачиваясь взад-вперед над девушкой. Тела их соприкасались, и Линдсей чувствовала, какой влажной и скользкой стала кожа виконта.
— Да!
Одним мощным движением он рванулся вперед — и лоно Линдсей пронзила острая боль. Девушка почувствовала, как то твердое входит внутрь ее и продвигается все глубже, оставляя за собой боль и жгучее ощущение, будто ее плоть раздирается надвое. Она закричала.
— Линдсей! — В голосе Эдварда звучало отчаяние и изумление. — Линдсей! Что это, во имя всего святого? Я уже не могу остановиться.
Новый рывок — и внутри девушки что-то разорвалось, но в следующий миг Эдвард уже оставил свою жертву и вскочил на колени рядом с ее безвольно обмякшим телом.
Не в силах даже плакать, Линдсей лишь жалобно всхлипывала.
— Боже мой, что я наделал! — вскричал виконт. — Но зачем? Зачем ты сказала, что… О Господи! Нет! Нет!
Вскочив, Эдвард поспешно отворил дверь к себе в спальню. Снова упав перед Линдсей на колени, он взял бедняжку на руки и как можно осторожнее, боясь опять причинить ей боль, отнес ее на кровать, откинул одеяло, бережно уложил ее на белую простыню и накрыл.
Вода, которую Стоддарт подал для вечернего умывания, еще не успела остыть. Виконт торопливо схватил салфетку, налил в миску немного воды и поставил на тумбочку возле кровати.
Линдсей безмолвно глядела на него. Ее огромные синие глаза напоминали ночное небо при восходе луны.
— Зачем ты сказала мне, будто это твой ребенок? Она молчала, все так же глядя на мужа. Покачав головой, Эдвард снова приподнял одеяло. Вид прелестного обнаженного тела, такого хрупкого и нежного, наполнил его благоговейным восхищением — и отвращением к себе самому. Ведь видно же было, что перед ним — сама невинность, а он не поверил собственным глазам и надругался над ней. Он вел себя гнусно, непростительно, он недостоин того великого дара, который предлагала ему Линдсей, — доверия.
Что бы там ни было с этим ребенком, это может и подождать. Сейчас девушка слишком потрясена и измучена, чтобы что-либо объяснять. Да, впрочем, она и не обязана ничего объяснять, если сама не захочет — особенно после того, что он с ней сделал.
Смочив салфетку, Эдвард протер лицо Линдсей, дюйм за дюймом омыл ее шею, плечи, безупречную грудь. Но когда попробовал чуть раздвинуть плотно сжатые ноги, она закричала и закрыла лицо руками.
— Все хорошо, родная. Не бойся. Я хочу только умыть тебя.
Девушка немного расслабилась, и виконт узрел, что он натворил. Намочив новую салфетку, он тщательно вытер кровавые дорожки, страстно желая уничтожить все следы страданий, причиненных девушке его вероломным поведением.
— Спи, Линдсей, милая. — Он снова укрыл ее. — Тебе больше нечего бояться.
Он уже повернулся, чтобы уйти, но дрожащий голосок с кровати остановил его: — Не бросай меня.
— Что ты сказала? — Должно быть, он ослышался!
— Пожалуйста, не уходи. Нам еще так много надо узнать друг о друге, Эдвард. Ничего, если ты ляжешь рядом со мной?
Виконт вернулся. Бедная девочка. Наверняка она просто бредит после перенесенного потрясения.
— Никто тебя больше не обидит.
— Нет. — Она покачала головой и протянула ему руку. — Что сейчас произошло? После этого у женщин и появляются дети, да?
У Эдварда все так и перевернулось внутри от жалости.
— Не думай больше об этом.
Вот глупец! Сам лишил себя такого сокровища.
— Обними меня. — Голос у нее стал сонным.
Боясь, что в любой момент Линдсей может опять разрыдаться, Эдвард устроился рядом с ней под одеялом. Девушка уютно прижалась к его груди, обвив руками шею и уткнувшись лицом ему в плечо. Виконту показалось, что у него вот-вот разорвется сердце — это ведь из-за него Линдсей сейчас так похожа на больного, обиженного и беззащитного ребенка, тянущегося к ласке и теплу.
Он бережно погладил ее по волосам.
— Любимая моя. То, что сейчас произошло, совершенно возмутительно. И я должен буду сам пожинать плоды того, что натворил.
На несколько часов Линдсей забылась прерывистым, беспокойным сном и при любой попытке Эдварда тихонько встать лишь сильнее жалась к нему. Наконец ему удалось бесшумно выскользнуть из комнаты и принести новую ночную рубашку. Когда он натягивал ее на сонную жену, та проснулась и что-то пробормотала, но тут же заснула снова.
Лишь когда за окном забрезжила первая заря, девушка, наконец, перестала вскрикивать во сне и прижиматься к виконту. Теперь она спала глубоким ровным сном, и Эдвард надеялся, что она не проснется еще долго.
И в эти часы виконту Хаксли предстояло предпринять то, что только и оставалось ему в этой ситуации.
Глава 23
Записка лежала на подушке, приколотая изысканной сапфировой брошкой в оправе под пару кольцу, что Эдвард подарил своей нареченной перед свадьбой.
Просыпаясь, Линдсей машинально потянулась к возлюбленному — но постель была пуста. Лишь письмо на подушке, Стряхнув сон, она обнаружила, что бережно закутана в одеяло и одета в свежую ночную рубашку.
И тут ей вспомнилась минувшая ночь, Безумие, сменившееся нежностью, ярость, на смену которой пришли тихая забота и ласка, наполнившие сердце девушки любовью и сожалением. Почему она сразу не доверилась Эдварду? Отчего не открыла ему всю правду? Но теперь пришла ему пора все узнать. Иного пути нет.
Порывисто сев, Линдсей ощутила боль во всем теле. Интересно, сколько на ней синяков? Ну да не важно, главное сейчас — поскорее увидеть Эдварда..
В спальне было тепло — по-видимому, пока она спала, в камине все время поддерживался огонь. Девушка торопливо отколола брошку. Она еще ни разу не видела почерка Эдварда, но в глаза ей сразу бросилось его имя, подписанное снизу твердыми уверенными буквами. Записка была явно адресована ей.
Зажав брошку в руке, Линдсей с замирающим сердцем впилась глазами в строчки:
«Милая Линдсей!
Если на свете и существуют слова, способные выразить все, что я сейчас чувствую, то я таких слов не знаю. Оставляю тебя человеком отчаявшимся и сознающим, что не заслужил душевного покоя.
Вероятно, настанет день, когда мы сможем быть вместе — хотя бы друзьями. Я буду молиться об этом и ждать. Тем временем, дорогая жена, всякое твое желание будет тотчас же удовлетворяться. Только скажи, что тебе надо, — и немедленно получишь все, что захочешь. Твое благополучие отныне станет моей главной заботой.
И пожалуйста, помни, что тебе больше нечего бояться. Я сам никогда больше не потревожу тебя без приглашения. Миссис Джили будет ждать за дверью, пока ты не позовешь ее. Она женщина славная и скромная.
Остаюсь, бесценная моя госпожа, твоим защитником и рыцарем.
Нежно преданный тебе Эдвард.
P.S. Я улажу вопрос с арендаторами. Тебе больше незачем рисковать жизнью».
Линдсей так долго глядела на листок, что буквы начали расплываться у нее перед глазами. Наконец она аккуратно сложила письмо и опустила его на колени. Послание Эдварда растрогало ее до глубины души. Бедный. Он ведь приехал к нянюшке Томас, считая себя рыцарем и защитником Линдсей, — и оказался в дураках. Да, она была тронута. Но до чего же сердита!
— Ох уж эти мужчины! Если бы они только могли выучиться тому, что женщины умеют в совершенстве — говорить! — Она завернулась в одеяло. — Миссис Джили!
В ту же секунду дверь отворилась, и почтенная матрона — слегка растрепанная, но в остальном столь же безупречная, как всегда, — едва ли не вприпрыжку вбежала в комнату.
— Ах, миледи. Вы наконец проснулись. Как вы себя чувствуете?
Девушке бросилась краска в лицо. Не мог же Эдвард… Ну конечно, он никому не рассказал о том, что между ними произошло.
— Лорд Хаксли сказал, вы не совсем здоровы. Велел тщательнейше заботиться о вашем здоровье.
Линдсей обрела дар речи.
— Со мной все замечательно. А сам лорд Хаксли сейчас завтракает?
На лице миссис Джили отразилось крайнее изумление.
— Нет, миледи. — Она раздвинула шторы. Комната залилась ярким солнечным светом. — Уже полдень. Милорд с утра отбыл в Лондон.
Забыв, что одета лишь в полупрозрачную ночную рубашку, Линдсей отбросила одеяло и вскочила с кровати.
— Он уехал в Лондон?
— Да. На заре.
— Болван! — чуть ли не простонала девушка. — Миссис Джили, скажите, все мужчины такие идиоты?
Домоправительница смущенно улыбнулась,
— Велите оседлать мне коня. Немедленно. Как только оденусь, последую за мужем.
— О нет, как можно?
— О да, миссис Джили.
— Нет, миледи. Лорд Хаксли нам этого никогда не простит. Знатной леди не пристало скакать в Лондон верхом.
— В самом деле? Что ж тогда его светлость без зазрения совести волок меня в седле столько… — Она опомнилась. — Словом, я еду.
Миссис Джили решительно выпрямилась.
— Только не верхом. Коли вы уж так настроены отбыть в Лондон, я велю запрягать карету.
Девушка собиралась возразить, но встретила возмущенный взгляд домоправительницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47