Попадались еще такие, кто меня сторонился, но теперь их было очевидное меньшинство. Так я опять родился заново – третий раз в своей жизни.Впечатления сегодняшнего дня до сих пор переполняют сердце, и мне трудно сосредоточиться на путешествии Клэя, хотя я уже чувствую действие красоты. Сегодня, вместо того чтобы перенести меня в Запределье, она рисует мне картины блестящего будущего… Маленький домик на окраине городка. Верные друзья и простая, ни к чему не обязывающая беседа. А сколько я принесу людям пользы, выполняя самую тяжелую работу и охраняя город от врагов! С другой стороны, разве не найдется применения моему интеллекту? После стольких прочитанных книг, я тоже мог бы стать школьным учителем. Я так люблю Эмилию, да и вообще ребятишек… А как здорово было бы перевезти из развалин все книги и устроить тихий, спокойный уголок, где любой мог бы почитать, или поговорить о философии, или рассказать сказку… Да, мысль просто гениальная!Я уношусь мечтами в такие непостижимые дали, что даже спрашиваю себя, а не хватит ли у какой-нибудь горожанки смелости стать моей спутницей? А может, даже – смею ли я подумать об этом! – женой? Интересно, как выглядели бы отпрыски женщины и демона…Пока мой мозг занят этим вопросом, я замечаю, что пол в комнате прорастает травой, с потолка спускаются лианы, а в углу, там где только что стоял шкаф с часами, шелестит дерево. Вено становится моим собственным Раем. Но что это? Ребенок? Розовый, гладкий, извивающийся… Но постойте, вместо кожи на нем чешуя и – о, нет! – рогатая голова с пастью, полной острых, как иглы, зубов. Он тянется ко мне – безрукий, безногий, чудовищный монстр. Змея вползла в мой Рай, и я исчезаю… Вуаль на ветру Изнутри мирок полой горы со всех сторон ограничивался внутренними гранитными склонами, вздымавшимися все выше и выше – к широкому отверстию, за которым летнее небо синело далекой мечтой об океане. Пышущий буйной зеленью сад имел форму почти правильного круга, и хотя окраины его большей частью пребывали в тени, центр ярко освещался солнцем.Клэя ошеломило природное великолепие – сверкающая зелень листвы и трав, изобилие птиц и бабочек, пестрота цветов… Все это напоминало тот оазис, где он впервые повстречал Васташу, но теперь островок зелени в пустыне выглядел поблекшей фотографией в сравнении с окружавшей красочной действительностью. Легкий ветерок ерошил волосы и ласкал кожу. Всевозможные ароматы сливались воедино в тот запах фруктов, цветов и земли, что казался духом самой жизни.Направляясь к центру заповедника, Клэй оставил позади рощицу, больше походившую не на лес, а на заботливо созданный сад – так привольно раскинулись в ней деревья, и подошел к мягкой зеленой лужайке. В отдалении виднелся просторный водоем, а в центре этого искусственного озера – остров с протянувшемся к нему узким перешейком моста. Клэй был уверен, что змея он найдет именно там.Бархатная трава ласково гладила босые ноги, и, выйдя на солнце, охотник почувствовал, что мог бы сейчас лечь и уснуть навечно. Он сладко зевнул, и серебристые листья деревьев на другом берегу качнулись от его дыхания. Душу его больше не тревожили ни Вуд, ни Приз, ни Вилия, ни оба Вено. Образ Арлы Битон растворился без следа, а вместе с ним – и все грехи прошлого. Теперь в голове у Клэя билась одна мысль – соблазнить змею. Он слышал что-то вроде музыки – еле различимые переливы колокольчиков и голоса, но не мог понять, откуда она льется – то ли из воздуха, то ли из его собственных ушей.Сжимая темный плод в одной руке и кристалл – в другой, Клэй прошел по земляному мосту. Только тяжесть этих предметов в ладонях удерживала его от того чтобы взлететь – или уснуть. Солнце поблескивало в прозрачной воде – миллионы искорок, собирающих и вновь разбивающих геометрические узоры. В воде плавали толстые оранжевые рыбы, из губ которых, будто ноты из флейты, вылетали пузырьки воздуха.Пройдя сквозь полосу деревьев к самому центру острова, охотник добрался до огромной спящей туши. Эта змея раза в четыре превосходила размерами те скелеты, которые он видел на равнине. Она была такая же гигантская, как тот дымный призрак, которого вызвал татуировщик, и действительно могла обвить кольцом целую деревню. Стальная броня розовой чешуи жизнерадостно блестела на солнце. Тело дракона было толщиной в человеческий рост, голова не уступала размерами домику Олсенов, рога больше напоминали заостренные колья, а в пасть легко могла поместиться лошадь.Но охотник не чувствовал страха. Подойдя совсем близко, он провел рукой по гладкому розовому боку. Дыхание змеи осталось спокойным и ровным. Тогда Клэй поднес плод к выпуклым ноздрям и стал следить: не мелькнет ли в безвеких глазах искра сознания. Но они все так же смотрели в одну точку – загадочные круглые окна с желтыми шторами и вертикальной прорезью зрачка.Долго стоял охотник перед невероятной громадой, и мысленному взору его являлись сцены древней войны. В страшной битве сходились армии древесных людей и жителей внутреннего океана. Уничтожая все живое, на лес надвигались органические машины – огромные, обвешанные водорослями, черные моллюски без раковин. Лианы опутывали этих неумолимых монстров своими побегами, стаи воронов падали с небес, разрывая их на части. Воздушные флотилии надутых пузырей левиафанов заслоняли собою солнце и извергали жидкий огонь, превращавший сочные луга в пустыни. Па-ни-та насылала на Палишиз зудящие облака ядовитых москитов, а подводный народ в ответ изобретал дюжины новых эпидемий.Клэй видел сотни гибнущих Сиримонов, видел плачущих бешанти и онемевшее от горя племя Слова, и тут в голову ему пришла неожиданная мысль. «Если у дебрей есть сознание и воля – зачем им обращаться против самих себя? Ведь внутренний океан – такая же часть Запределья, как леса, луга и болота… Оно сделало все это само, а теперь нуждается в спасении».Охотник все еще размышлял, поглощенный своими видениями, когда тело Сиримона почти незаметно всколыхнулось и дрожь пробежала по всей его длине. Ноздри раскрылись, зрачки завибрировали. Клэй понял, что чудовище пробуждается от кошмара своего одиночества и что оно жаждет отведать плод.Налетевший внезапно порыв ветра опрокинул охотника навзничь. Это вскрикнул Сиримон, и этот крик переменил все – будто свет, ворвавшийся в комнату без окон. Клэй наконец пришел в себя. В последнее мгновение он успел откатиться вправо, когда дракон, молниеносно выгнув спину и перекинув хвост через голову, вонзил в землю костяную иглу – там, где только что лежал человек.Сиримон проворно обернулся вокруг себя, чтобы пронзить чужака клыками, но тот уже был на ногах и во весь дух бежал к деревьям. Змей распрямился, подпрыгнув как пружина, и ударился оземь в паре дюймов от пяток охотника. Тот споткнулся, перекувыркнулся, снова вскочил и побежал. За спиной слышалось зловонное дыхание и оглушающие вопли.Клэй несся по земляному мосту, и только теперь в его груди собственной внутренней змеей развернулся страх, заставляя сердце бешено колотиться о ребра. Добежав до берега, он обернулся назад. Это был единственный шанс исполнить задуманное. Змея скользила по мосту, стремительно извиваясь и разинув пасть. Заведя руку назад, Клэй приготовился ждать до последнего. Как только первые розовые чешуйки коснулись берега, он швырнул плод. И промахнулся. Черная слива упала на землю в шаге от Сиримона… Но затем каким-то чудом срикошетила прямо в пещеру драконьего рта.Охотник снова мчался со всех ног. Мирное очарование райского сада теперь казалось насмешкой над его ужасом. Волшебная музыка потонула в реве чудища, аромат цветов увял от его смрадного дыхания. Травы и кусты стегали Клэя по лодыжкам и путались под ногами. Солнце повернуло к закату, и тени на земле росли быстрее, чем в мозгу охотника проносились воспоминания.Едва впереди мелькнула голубая рябь портала и фигура Васташи по другую сторону мембраны, как змея отчаянным броском метнулась вперед и нанесла удар. Клэй упал, и на миг над ним зависла оскаленная морда Сиримона. Оказавшись в пасти чудища, охотник почувствовал, как иглы зубов погружаются в его плоть, и услышал треск собственных ребер. Он хотел закричать, но крик захлебнулся. Сиримон взметнул голову вверх, легко подняв Клэя в воздух, и принялся яростно мотать его из стороны в сторону, все туже сжимая челюсти. Покончив с пришельцем, дракон выплюнул его на камни в нескольких шагах от голубой завесы. После этого чудище развернулось, словно обмякший после удара кнут, и спокойно заскользило обратно к острову.Кровь хлестала у охотника из прокушенной груди и носа, изо рта и ушей… Он попытался шевельнуться: кости затрещали так, будто по деревянному полу тащили мешок с битым стеклом. Подтягиваясь на одной руке, Клэй ползком одолел расстояние, отделявшее его от портала. Подъем здесь был небольшой, но проделать остаток пути он был уже не в состоянии. Из последних сил охотник рванулся всем телом – и рука с кристаллом прошла сквозь голубую преграду.Глаза Клэя закрылись, и перед ним проплыла зеленая вуаль. Потом она затрепетала на ветру, схлопнулась в полный мрак, и он умер. «Признание твоей человечности» Теперь я уже не сомневаюсь, что разум есть не только у Запределья, но у всего мира, и можете мне не верить, но это разум циника. В его иронии чувствуется тонкое изящество и остроумие мастерского рассказчика. Стоит вам подумать, что счастливый конец уже близок, что герой вот-вот совершит свой подвиг, любовь найдет взаимность, а обещание будет исполнено, как жизнь тут же переворачивает всё с ног на голову, как песочные часы, и на вас тонкой струйкой начинает сыпаться лавина неприятностей.Вот я, например, сижу сейчас в тюремной камере, как какой-нибудь лохматый Брисден, в другом крыле того самого здания, где еще вчера люди рукоплескали моей правдивости и доброте. Места в этой клетушке едва хватает на то, чтобы расправить крылья, и везде, всюду эти полосатые тени от прутьев на двери и на высоком оконце, что смотрит на город. В это окно беспрепятственно сквозит ветер, принося с собой шумы города, который я, глупец, надеялся назвать своим домом… Хорошо хоть есть стол и стул. Койка в углу мне без надобности, а на потолке нет ничего такого, на чем можно было бы повиснуть. Поэтому приходится спать стоя. Вы спрашиваете, что все это значит? Хотите верьте, хотите нет, но вот как все вышло.Прошлой ночью, склонившись над рукописью, я сидел в той комнате, которую устроил для меня Фескин, и, закрыв лицо руками, безудержно рыдал, оплакивая ужасную утрату. Сами слова, словно рыкающие чудища, повергали меня в ужас, когда я описывал гибель Клэя. Его путь я проследил от начала и до конца – но какого конца! Это разбило мне сердце. Мне хотелось стереть продиктованные Запредельем строки и заставить охотника двигаться дальше, к истинному Вено – но это было бы так же нелепо, как пытаться исправить душу Арлы Битон, изменив ее черты. После целого дня счастья известие о смерти друга обрушилось на меня слишком внезапно, и обычная броня скептического фатализма не успела защитить меня от боли.Когда слез не осталось и я уже смирился с тем, что придется теперь брести по жизни одному, без ночных свиданий с охотником и черным псом, в дверь постучали. Час был поздний, но я не придал этому значения – слишком велико было мое смятение и горе.– Одну минутку, – крикнул я, делая над собой усилие, чтобы успокоиться. Смахнув с глаз последние слезинки, я отворил дверь. На пороге стоял Фескин, за ним констебль Спенсер, а позади – еще полдюжины людей с ружьями, которые между голов впереди стоящих целились мне в грудь.– Рад, что вы зашли, – сказал я, не обращая внимания на ружья: при встречах с людьми оружие всегда оказывалось где-то рядом. Я отступил назад, чтобы впустить друзей в комнату.– Плохие новости, Мисрикс, – сказал Фескин и уставился в пол, словно не в силах был продолжать.– Что такое? – забеспокоился я. Вошедшие тем временем люди с ружьями окружили меня. Я почуял их страх – первый признак того, что произошло нечто ужасное.Констебль Спенсер, который выглядел теперь совсем не тем защитником попранной справедливости, что раньше, выступил вперед. На лице его застыло выражение беспощадной решительности.– Сегодня вечером, – объявил он, – ровно в восемь часов тридцать минут, в Вено вернулся Хорас Ватт вместе с остатками экспедиции. Они принесли труп Клэя и другие неоспоримые улики, доказывающие, что ты, Мисрикс, действительно убил его.Мне потребовалось время, чтобы осмыслить сказанное, но и после этого я не мог вымолвить ни слова, онемев от неожиданности.– Но это невозможно… – наконец выговорил я заплетающимся языком.– Это решит суд, – отрезал Спенсер. – А пока что тебе придется пройти с нами.– Куда? – не понял я.– В тюрьму, – ответил за констебля Фескин, который все еще не смел взглянуть мне в глаза.Крылья за моей спиной взметнулись вверх, хвост угрожающе просвистел в воздухе, и стражники не замедлили взвести курки.– Стойте! – крикнул Фескин, поднимая руки. – Он пойдет сам, я знаю. Дайте ему опомниться.– Это так? – строго спросил меня Спенсер.Отчаянье мое было так велико, что первой моей мыслью было оторвать парочку голов и распороть констеблю брюхо. Стражникам так же, как и мне, было прекрасно известно, что я перебью половину из них, прежде чем они всадят в меня достаточно пуль. Но я все же удержался от падения в пропасть низменной звериной натуры.– Да, – произнес я. – Это будет цивилизованное решение.– Я помогу тебе, – предложил Фескин.Я кивнул ему и двинулся к своим бумагам. К счастью, атрибуты чистой красоты я уже спрятал в тайнике под крылом – не то мне грозили бы новые обвинения.Стражники преградили мне путь.– Я хочу взять с собой рукопись, – объяснил я.– Ну что вам стоит обойтись без инцидентов? – вмешался Фескин.Констебль кивнул.– Пусть соберет вещи, – велел он стражникам.И вот я здесь – узник, обвиненный в преступлении, которого не совершал. Фескин проводил меня до камеры и обещал, что на суде будет моим защитником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33