Можно сказать: "Ах, я недостаточно усидчив!" или: "Я ленив!" В чем еще не стесняются признаваться? "Грешен - люблю хорошо поесть (выпить, одеться, погулять)!" То есть в мелочах, подразумевая, что в случае необходимости эти недостатки легко преодолеть...
А кто посмеет сказать: "Я глуп, жаден, подл, труслив"? Какая женщина произнесет: "Я развратна"? Даже не произнесет, подумает? Нет таких! Перед собой всегда находится тысяча оправданий, объяснений, уважительных причин и веских аргументов, чтобы задрапировать голую правду.
А если все-таки это не удается, можно махнуть рукой и не держать ответа перед собой, а окружающим нетрудно замазать глаза, запудрить мозги, заткнуть рты. И все в порядке! Как легко быть чистым, честным и порядочным! Мало кто занимается самокопанием...
Но я же не принадлежу к серой массе! Правда, так думают все - каждому человеку свойственно оценивать себя выше остальных... Но я могу доказать это очень просто: признаться себе в том, в чем рядовой середнячок признаться не способен: да, если исходить из объективных критериев и общепринятых оценок, то иначе, как негодяем, меня не назовешь! То, что я это понимаю, и возвышает меня над толпой!
И не всегда был таким, и моя беда, а не вина, что я таким стал. "Бытие определяет сознание". Точно! Окружающим пришлось немало постараться, чтобы сделать из меня того, кто я есть. Так что теперь пусть не обижаются..."
- Валера, ты что, заснул? - Голос Федора вывел его из задумчивости.
- Да, вроде задремал - разморило. По-моему, засиделись мы здесь...
Когда они вышли на улицу, оживление спало - то, что связывало этих четверых людей, осталось в ресторанном зале. Первым откланялся Хамид, потом засобиралась Вершикова, а Федор вызвался ее проводить.
- Счастливо, - улыбнулся им Золотов. - С Федей я не прощаюсь, вечерком зайду, поговорить надо.
Он шел в сторону лесополосы, и мягкая рыхлая земля приятно подавалась под ногами. Между молодыми деревцами Золотов лег на траву и, заложив руки за голову, закрыл глаза. Хотелось безмятежности и абсолютного покоя, но мысли о Деле продолжали терзать мозг.
О Деле он начал думать давно, с тех пор, как пришел к выводу, что деньги дают не только все доступные удовольствия, но и власть, авторитет. Зарплаты хватало только на такси, да и то не всегда. Он начал вертеться оптом брал у знакомого продавца или завмага дефицитный товар и через своих людей сбывал его в розницу. Хлопотно, опасно и не очень выгодно: со многими приходилось делиться.
Попробовал заняться "самолетом". Доверенный человек приводил заботливого папашу, желающего "подстраховать" свое чадо на вступительных экзаменах в институт. Золотов придирчиво изучал документы, особое внимание обращал на аттестат. При хороших оценках говорил, что может попробовать, но ничего не обещает и ничего не просит вперед: если получится, тогда...
Один раз система сработала, и растроганный родитель принес пакет с "благодарностью", но дальше пошли неудачи: абитуриенты срезались все подряд, а когда один все-таки поступил, папа "забыл" выполнить свою часть обязательств.
Тогда и зародилась мечта о собственном деле. Он знал, что есть люди, свободно оперирующие суммами, которые ему только снились. Случай и услужливый посредник свели Золотова с одним из таких дельцов. Добиться расположения Шаха было нелегко, даже вспоминать неприятно...
Однажды Шах зашел без предварительной договоренности, смуглое лицо отливало серым, движения были резкими, дергаными.
- Послушай, Золото, надо оставить у тебя одну вещь. На хранение.
Он положил на стол маленький тяжелый пакет.
- На днях я его заберу. Если... - Шах задумался, напряженно глядя в одну точку. - В общем, пусть пока полежит. У тебя же будет в сохранности, как в сберкассе? До востребования... Никому не болтай. Отдашь мне или человеку, которого я пришлю... Да, и еще... - Он пристально посмотрел Золотову в глаза. - Я тебя не предупреждаю, это и так ясно, но за сохранность отвечаешь головой. Понял?
Предчувствие не обмануло Шаха - в эту же ночь его арестовали. После суда Золотов вернулся домой и развернул сверток. Он знал, что в нем, но хотел убедиться, насколько велик капитал, волею судьбы попавший в руки. Капитал оказался солидным... И тогда пришла идея - запустить его в оборот.
Солнце слепило глаза даже сквозь закрытые веки, и Золотов повернулся на бок.
Несчастливая идея... Как раз началась полоса невезения: один прогар, второй, третий... Содержимое пакета уменьшалось, не принеся ожидаемых дивидендов. И появился страх, что в любую минуту посланный Шахом человек потребует вернуть оставленное...
Обратного пути не было, и Золотов придумал сложную многоходовую комбинацию, которая могла поправить положение, вернуть утраченное и принести немалый доход. Но... только в том случае, если каждый участник сработает точно, умело и четко.
Началось самое трудное. Упрямо не давался в руки Федя, уходила из-под влияния Марочникова, даже Вершикова время от времени пыталась бунтовать... Чтобы держать их в повиновении, приходилось все время изобретать новые способы, что-то придумывать, постоянно плести интриги. Это раздражало, возбуждало глухую, затаенную злобу.
Прямо под ухом послышалось надрывное жужжание. Золотов открыл глаза. В толстой, геометрически правильной паутине отчаянно билась большая навозная муха. Видать, погналась за запутавшейся здесь же мошкой. Едят мухи мошкару? Впрочем, теперь она сама попадет на обед... Ишь как дергается... Чувствует что-то, соображает. Или просто инстинкт? А где же хозяин?
Паук не спеша опускался из левого верхнего угла сложной ажурной конструкции, желто-коричневого цвета с белым крестом на жирной спине. Огромный: между кончиками передних и задних лап не меньше трех сантиметров. Мерзость!
Все как в его жизни! Муха гонится за мошкой, паук сжирает муху... А есть кто-то еще более сильный и могущественный.
Он подобрал сухую, с палец толщиной ветку и сильно ударил, размозжив крестовика и сорвав паутину. Все.
Он засмеялся над собой. Глупо! Ну а ты, Валерка, кто: мошка, муха или паук? Крутишься, ловчишь, старательно плетешь хитроумную паутину, опутывая тех, кто тебе нужен... Но и сам запутан в еще более крепкой и липкой, дрожишь, прислушиваясь к ее подергиванию, потому что есть пауки крупнее, сильнее и опаснее. А еще есть люди, которые могут разорить паучиные гнезда, разорвать все их сети, а самих посадить в банку и отправить куда-нибудь далеко-далеко на север, где они - и большие и маленькие, опасные и не очень - будут заниматься непривычным для себя делом: валить лес, пилить дрова, дробить камни...
Черт возьми, те же самые мысли! Вот тебе и расслабился, отдохнул, отвлекся! Но в общем день прошел хорошо, одновременно сделано несколько дел. Осталось довести до конца еще одно.
Федор лежал на кровати в одних трусах, бессмысленно глядя в потолок.
- Опять в меланхолии? Я надеялся, что сумею тебя расшевелить!
- Тошно, Валера. Все равно тошно.
- Так лечись, дурачок! Я же тебе и лекарство нашел! Или не понравилась Маринка?
Федор поднялся.
- Понравилась. Только... Какая-то чересчур свободная, развязная, что ли...
Вот черт! Такую реакцию надо было учесть.
- Видишь ли, Федя, - печально начал Золотов. - К сожалению, это печать современной молодежи. Мы с тобой такими не были. А сейчас соблазнов много: бары, рестораны, танцульки... Все это налагает определенный отпечаток...
Он прошелся по комнате, озабоченно поглаживая затылок.
- Но у Марины все это внешнее, наносное. Она приехала из деревни, стала приспосабливаться к городской жизни и, боясь в чем-то отстать, чересчур активно копировала окружающих. А окружение - сам понимаешь... Так что она по-своему несчастная - мечется, ищет чего-то, найти не может... Ей бы помочь надо...
Краем глаза Золотов наблюдал за реакцией Федора. У того на лице отразилось сочувствие.
- Оденься, Федя, пойдем воздухом подышим, а то ты опять закиснешь. Когда у тебя рейс?
- Через пять дней уходим. Короткий конец, месяца за полтора обернемся. А потом судно на ремонт станет.
- Ну ничего, хоть по твердой земле походишь. А то все волны, вода кругом... Небось скукотища?
- Да нет... Привык.
- А что ты вообще думаешь дальше делать? В училище поступишь, тут я тебе помогу железно, а потом? Зарплату прибавят на полсотни, а остальное все то же: три-шесть месяцев в море, коротенькая передышка, и опять... Не успеешь оглянуться - старость подошла... А что ты видел, кроме штормов, штилей да торговых кварталов иностранных портов? Да ничего!
- Прям-таки и ничего?
- Федя, систематическое пересечение границы, разная конъюнктура рынков, перепады цен - да это же золотое дно!
- Контрабанду вертеть, что ли? На это намекаешь?
- А почему бы и нет? Это же не грабеж, не разбой и даже не кража использование экономических законов!
- За такое использование в тюрьму сажают!
- Не всегда! - Золотов поднял палец. - Только если попадешься.
- Все попадаются. Рано или поздно.
- Да брось чепуху городить! Попадается только дурак. Если все хорошо продумать, риска практически не будет.
- А ты все хорошо продумал?
Золотов насторожился, почувствовав подвох.
- Чего я буду за тебя думать? У тебя своя голова на плечах. - Он протянул Петренко распечатанную пачку сигарет. - Но на добрый совет всегда можешь рассчитывать. Жизнь-то я знаю получше...
Они закурили.
- Судно большое, ты в рейсе посмотри внимательно, может, и найдешь какое-нибудь укромное местечко... Обязательно найдешь... И подумай на досуге, между вахтами, что жизнь человеческая проходит очень быстро...
- Знаешь что, смени пластинку!
Золотов изобразил обиду и замолчал. На сегодня хватит. Понемножку, исподволь ему можно будет внушить задуманное. Капля камень точит! Но чересчур нажимать не стоит. Пусть он думает, что сам пришел к тому решению, которое будет вложено ему в голову.
ВЫПАД ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ
Роль потерпевшего играла борцовская кукла, подвешенная на четырех растяжках к стойкам и перекладине турника. Проволока соединялась с динамометрами, показания которых лягут в основу расчетов экспертов.
Громко хлопнула дверца автомобиля.
- Привезли, - сказал фотограф.
- Всем приготовиться, сейчас начинаем.
Рослый милиционер и женщина-сержант ввели Вершикову. Она непонимающе смотрела по сторонам, но, увидев висевший на стене неподалеку от куклы кортик, вскинула голову.
- Проверять будете? Я же сказала: не помню, что да как. И потом - раз на раз не приходится...
Чувствовалось, что она уже обсудила интересующие вопросы с соседками по камере.
- Ничего не поделаешь, порядок есть порядок.
Я объяснил условия и цели эксперимента. Конвоиры недовольно переглянулись и придвинулись поближе: по вполне понятным причинам они не любят, когда в руки арестованных попадает оружие.
- Начали!
Вершикова стояла неподвижно. Минута, полторы, две...
- Пожалуйста, Вершикова, мы ждем.
Она помедлила еще несколько секунд, потом, решившись, подошла к стене и протянула руку. Сейчас имело значение каждое ее движение, каждый жест. Едва слышно зашумела камера, щелкнул затвор фотоаппарата. Фотографии и видеозапись помогут запечатлеть то, что может не успеть схватить человеческий глаз: направление удара, угол наклона клинка, траекторию его движения...
Вершикова замешкалась, чем дольше она возилась с кортиком, тем очевиднее становилось: она не знает, что клинок заперт в ножнах и освободить его можно, только нажав кнопку замка, маленькую незаметную кнопочку, о существовании которой она тоже не подозревает.
Все сильнее дергая неподдающуюся рукоятку, не понимая, в чем дело, она осознала, что бесстрастная пленка фиксирует и неуверенность и беспомощность и ее ложь становится сейчас до неприличия наглядной. Оставив безуспешные попытки, Вершикова опустилась на пол и заплакала.
Результат эксперимента превзошел все ожидания. Обвиняемая не только не могла нанести сокрушительного смертельного удара, но даже не способна была вытащить кортик из ножен!
Чудес на свете не бывает. Сейчас совершенно ясно, что Вершикова оговаривает себя. С какой целью? На этот вопрос следует получить ответ перед тем, как предпринимать что-либо еще. Но добиться правды от Вершиковой просто так вряд ли удастся. Человек, добровольно взваливающий на себя обвинение в убийстве, будет упорствовать до конца. Поэтому надо подобрать ключ к механизму психологической блокировки, включенному в ее сознании. А это дьявольски трудная задача...
Но пружина следствия закручена достаточно туго, теперь ряд событий произойдет и без моего вмешательства, остается ждать результатов. И разумеется, не упускать возможности по крохам собирать новые факты.
Последняя мысль пришла не случайно: на глаза попалась запыленная, с треснувшим стеклом вывеска "Городской Дом физической культуры". Здесь в секции фехтования когда-то занимался Золотов.
Зал был старый, с потрескавшимися стенами и давно не беленным потолком, стекла в окнах тусклые, почти не пропускающие света, поэтому лампочки горели даже днем. Фехтовальщики теснили друг друга, наступали и отступали, обменивались ударами, плели блестящими иглами тонкое кружево атак и защит. Мне это зрелище нравилось, тренеру - нет.
- Саша, это не работа! У тебя нет резкости! Выпад делается синхронно, всем телом! Иди к зеркалу. Витя и Гриша по очереди сражаются с Сергеем.
И, повернувшись ко мне, окончил прерванную мысль:
- Раз не помню его, значит, выше второго разряда не поднялся, да и ничем не отличился...
Тренер подошел к Саше, который стоял перед зеркалом, резко припадал на согнутую в колене ногу, одновременно выбрасывая вперед руку со шпагой.
- Корпус ровный, рука - перпендикулярно оси туловища, вот так, видишь? И - раз! Как стрела из тетивы! Чтобы пробить любую защиту!
По дороге домой я пытался ухватить ускользавшую мысль, которая представлялась очень важной, но сделать этого не сумел - мешала усталость и начинающаяся головная боль.
После ужина я просмотрел газеты, журнал и рано лег, хорошо выспался, с аппетитом позавтракал и не спеша отправился на работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9