Если вы знаете меня, то должны понять, что слово мое свято. Простите мне, что я так покорно выполнил волю вашей матери, судить об ее намерениях я не смел.
- Вы спасли нас! - воскликнула она и взяла его под руку, чтобы сойти в залу.
Узнав о происхождении суммы, которую хранил Эммануил, Маргарита рассказала ему, какая в доме нужда.
- Надо немедленно оплатить векселя,- заметил Эммануил.- Если они все в руках Мерсктуса, вы избавитесь от уплаты накладных расходов. Остальные семьдесят тысяч я вручу вам. Бедный мой дядя завещал мне такую же сумму в дукатах, нетрудно будет тайком перенести их сюда.
- Да,- сказала она,- принесите их ночью; когда отец уснет, мы вдвоем их спрячем. Если он узнает, что у меня есть деньги, он может отобрать их насильно! О! Эммануил, не доверять своему отцу...- сказала она, плача и прижимаясь лбом к сердцу молодого человека.
Это прелестное и скорбное движение, которым Маргарита искала у него покровительства, было первым выражением любви, постоянно окутанной меланхолией, постоянно заключенной в сфере печали. Но душа переполнилась, и случилось это под гнетом нищеты!
- Что делать? Как быть? Он ничего не видит, не заботится ни о нас, ни о себе. Не понимаю, как он еще жив на своем чердаке, ведь там такая жара.
- Чего ожидать от человека, который в любой момент восклицает, подобно Ричарду Третьему: "Полцарства за коня!" - сказал Эммануил. Он никогда не будет знать жалости, и вам следует стать такой же. Оплатите векселя, отдайте ему, если угодно, свое состояние; но состояние вашей сестры, ваших братьев ни вам, ни ему не принадлежит.
- Отдать мое состояние? - спросила она, пожимая руку Эммануилу и бросая на него пламенный взгляд.- Вы мне так советуете, вы, а ведь Пьеркен пускался на тысячу лживых уловок, только бы я сохранила свои богатства.
- Увы!- быть может, я эгоистичен на свой лад! - отвечал он.- Иногда мне хотелось бы, чтобы вы потеряли состояние, мне кажется, что вы были бы ближе ко мне; а иногда мне хочется, чтобы вы стали богаты, счастливы, и я считаю мелочной мысль о том, что людей может разделить ничтожное величие богатства.
- Дорогой мой! не будем говорить о нас...
- О нас! - повторил он в опьянении и, помолчав, прибавил: - Беда велика, но поправима.
- Поправим ее только мы, в семье Клаасов нет главы. Дойти до того, чтобы перестать быть отцом, мужчиной, не иметь никаких понятий о справедливом и несправедливом! Ведь он, такой великий, великодушный, честный, расточил вопреки закону имение детей, защитником которых он должен быть! В какую пропасть пал он? Боже мой! чего он ищет?
- К несчастью, дорогая Маргарита, если он виновен как глава семьи, то как ученый он прав; десятка два людей в Европе будут восхищаться им, тогда как остальные сочтут его сумасшедшим; но вы можете без всяких колебаний отказать ему в деньгах детей. Открытие всегда бывало случайностью. Если вашему отцу суждено натолкнуться на решение проблемы, он найдет его без всяких издержек и, может быть, уже отчаявшись найти.
- Счастлива бедная моя мать, что погибла при первой же схватке с наукой,- сказала Маргарита,- а то ей пришлось бы тысячу раз испытывать смертные муки, прежде чем умереть. Конца не будет этому поединку...
- Конец уже виден,- отвечал Эммануил.- Когда у вас ничего не останется, у господина Клааса не будет кредита, и он все прекратит.
- Пусть же прекращает нынче!- воскликнула Маргарита.- Мы без средств.
Де Солис пошел выкупить векселя и принес их Маргарите. Валтасар спустился вниз еще до обеда, вопреки своему обыкновению. В первый раз за два года дочь заметила на его лице признаки ужасной печали: он вновь стал отцом, разум изгнал науку; он посмотрел во двор, в сад и, уверившись, что, кроме него с дочерью, никого здесь нет, подошел к ней, грустный и добрый.
- Дитя мое,- заговорил он, пожимая ее руку с умилительной нежностью,прости старику отцу... Да, Маргарита, я виноват. Только ты права. Раз мне ничего не удается открыть, я просто жалкий человек! Я уйду отсюда... Не хочу видеть, как продают Ван-Клааса,- сказал он, показывая на портрет мученика.Он умер за свободу, я умру за науку, он - всеми чтимый, я ненавидимый...
- Ненавидимый, папенька? Нет,- сказала она, бросаясь ему на грудь,- все мы вас обожаем. Разве не так, Фелиция? - обратилась она ко входившей в эту минуту сестре.
- Что с вами, милый папенька? - сказала девочка, взяв его за руку.
- Я разорил вас...
- Э! - сказала Фелиция,- братья помогут нам разбогатеть. Жан всегда идет первым в классе.
- Вот, папенька,- продолжала Маргарита, прелестным и лукавым движением подводя Валтасара к камину, с которого она взяла какие-то бумаги, запрятанные под часами,- вот ваши векселя; но больше не подписывайте, платить будет нечем...
- Значит, у тебя есть деньги?! - шепнул Валтасар на ухо Маргарите, оправившись от изумления.
От таких слов дыхание остановилось у героической девушки, столько было неистового восторга, радости и надежды на лице отца, который оглядывал все вокруг, точно ища, где спрятано золото.
- Папенька,- сказала она скорбным голосом,- у меня ведь есть свое состояние.
- Отдай его мне! - воскликнул он, жадно протягивая руки.- Верну тебе его сторицею.
- Да, я вам отдам все, что у меня есть,- ответила Маргарита, приглядываясь к Валтасару, не понявшему, какой смысл придает дочь своим словам.
- Ах, дорогая дочь,- сказал он,- ты спасаешь мне жизнь! Я задумал последний опыт, после него все возможности будут исчерпаны. Если и на этот раз я ничего не найду, придется отказаться от поисков Абсолюта. Обними меня, приди ко мне, возлюбленное мое дитя, я сделаю тебя счастливейшей женщиной на земле, ты возвращаешь меня к блаженству, славе; благодаря тебе я могу осыпать вас сокровищами, забросать вас драгоценностями, окружить роскошью...
Он поцеловал дочь в лоб, схватил ее руки, сжал их. Он выражал свою радость нежными ласками, показавшимися Маргарите почти угодливыми. За обедом Валтасар видел только ее, он смотрел на нее заискивающе, внимательно, пристально, как смотрит влюбленный: достаточно было ей сделать движение, и он уже старался угадать ее мысль, ее желание, приподнимался, готовый услужить; ей становилось совестно; в этой предупредительности чувствовалось что-то мальчишеское, несовместимое с его преждевременной старостью. Но в ответ на все эти нежности Маргарита подчеркивала нынешнюю их нищету то словом сомнения, то взглядом, брошенным на пустые поставцы в столовой.
- Э, что там! Через шесть месяцев мы все наполним золотом и диковинками,- сказал он.- Будешь как царица. Вся природа будет принадлежать нам, мы будем выше всего... благодаря тебе, Маргарита! Маргарита! продолжал он с улыбкой,- твое имя пророческое, ведь "Маргарита" означает жемчуг. Стерн где-то об этом говорит. Ты читала Стерна? Хочешь его прочесть? Он тебя позабавит.
- Жемчуг, говорят, плод болезни,- возразила она,- а мы уже достаточно страдали.
- Не печалься, ты дашь счастье тем, кого любишь, ты будешь могущественна, богата...
- У барышни доброе сердце,- сказал Лемюлькинье, скорчив в улыбку свое рябое лицо.
Самым очаровательным человеком, самым обаятельным собеседником показал себя в тот вечер Валтасар перед дочерьми. Как змей-искуситель, изливал он и словами и взором магнетический ток, расточал то могущество гения, ту приятность ума, которые околдовывали Жозефину, и, так сказать, окружал дочерей теплом своего сердца. Когда пришел Эммануил де Солис, он впервые за долгое время увидал отца и детей вместе. Несмотря на свою настороженность, молодой директор поддался очарованию этой сцены - так бесконечно привлекательны были речи и ласковость Валтасара. Хотя люди науки и погружены в бездны мысли и постоянно заняты жизнью умственной, тем не менее они замечают мельчайшие частности окружающей жизни. Эти люди, не столько рассеянные, сколько делающие все невпопад, никогда не находятся в гармонии с окружающими, все они знают и все забывают; заранее судят они о будущем, пророчествуют самим себе, знают о событиях, прежде чем те произошли, но ничего не говорят. Если в тиши размышлений они прилагают свои способности к познанию происходящего вокруг, то довольствуются тем, что правильно угадывают: их увлекает самый процесс, и приобретенное ими понимание житейских дел они применяют почти всегда неловко. Порою пробуждаясь от такой апатии в отношении к обществу или из мира духовного попадая в мир внешний, они обнаруживают богатую память, и оказывается, что они ничему не чужды. Так, Валтасар, соединивший в себе проницательность сердца с проницательностью ума, понимал все прошлое своей дочери, знал или угадывал малейшие события таинственной любви, соединявшей ее с Эммануилом, он тонко это им показал и одобрил их любовь, разделив ее с ними. То была самая сладостная нежность, какая только может исходить от отца, и оба влюбленных не могли ей противиться. А по контрасту с огорчениями, осаждавшими со всех сторон эти бедные юные создания, вечер был восхитительным. Когда, так сказать, напитав их своим светом и омыв нежностью, Валтасар удалился, Эммануил де Солис, в движениях которого сказывалась какая-то принужденность, вынул, наконец, три тысячи дукатов золотом, которые он держал у себя в карманах, все время опасаясь, как бы этого не заметили. Он положил их на рабочий столик Маргариты, прикрывшей их бельем, которое она чинила, и отправился за остальными деньгами. Когда он вернулся, Фелиция уже ушла спать. Пробило одиннадцать часов. Марта, не ложившаяся, чтобы помочь раздеться барышне, была занята у Фелиции.
- Где спрятать? - спросила Маргарита, не отказав себе в удовольствии перебрать пальцами несколько дукатов (ребячество, погубившее ее!..).
- Я приподниму эту мраморную колонку, у нее полый цоколь,- сказал Эммануил,- вы сунете туда свертки, и сам чорт их там не найдет.
В ту минуту, когда Маргарита совершала свой последний переход от рабочего столика к колонке, она испустила пронзительный крик, выронила свертки, монеты прорвали бумагу и покатились по паркету: отец стоял в дверях залы, и такая жадность написана была на его лице, что Маргарита испугалась.
- Что это вы здесь делаете? - проговорил он, поглядывая поочередно то на свою дочь, окаменевшую от страха, то на молодого человека, сразу выпрямившегося, хотя, впрочем, само пребывание его около колонки было достаточно красноречиво.
С каким-то ужасным звоном падали червонцы на паркет, что-то зловещее чудилось в том, как они катились по полу.
- Я не ошибся,- сказал, усаживаясь, Валтасар,- мне послышался звон золота...
Он был не менее взволнован, чем молодые люди, сердца которых так бились в унисон, что их биение слыша- лось, как удары маятника, среди глубокого молчания, сразу воцарившегося в зале.
- Благодарю вас, де Солис,- сказала Маргарита Эммануилу, бросая на него взгляд, который означал: "Помогите мне спасти эти деньги".
- Как! Это золото...- вмешался Валтасар, бросая то на дочь, то на Эммануила страшный испытующий взгляд.
- Золото принадлежит господину де Солису, который был так добр, что ссудил его мне, чтобы можно было уплатить сполна все наши долги,- ответила Маргарита.
Де Солис покраснел и собирался уйти.
- Постойте,- сказал Валтасар, за руку удерживая его.- Не скрывайтесь от моей благодарности.
- Вы мне ничего не должны. Деньги принадлежат вашей дочери, она берет их у меня взаймы под свои земли,- сказал он, взглянув на возлюбленную, которая поблагодарила его неприметным движением ресниц.
- Этого я не допущу,- сказал Клаас, взяв перо и лист бумаги со стола, за которым обычно писала Фелиция.
И, обернувшись к изумленным молодым людям, он спросил:
- Сколько здесь?
Страсть сделала Валтасара хитрее самого ловкого плута-интенданта: он уже готов был завладеть деньгами. Маргарита и де Солис замялись.
- Сочтемте,- предложил Клаас.
- Здесь шесть тысяч дукатов,- заметил Эммануил.
- Семьдесят тысяч франков,- сказал Клаас. Взгляд Маргариты придал ее возлюбленному мужества.
- Ваше обязательство ценности не имеет,- сказал он, весь дрожа,простите мне это чисто техническое выражение: нынче утром я ссудил вашей дочери сто тысяч франков, чтобы выкупить векселя, которые вы были не в состоянии оплатить, значит и мне никаких гарантий вы дать не могли бы. Все сто семьдесят тысяч франков принадлежат вашей дочери, которая может располагать ими, как ей угодно, но я даю их взаймы, только взяв с нее обещание подписать закладную на ее долю в землях Вэньи, в тех угодьях, где недавно вырублен лес.
Маргарита отвернулась, чтобы скрыть выступившие у нее на глазах слезы,она знала, каким чистосердечием отличался Эммануил. Воспитанный своим дядей в самом суровом соблюдении добродетелей, предписываемых религией, молодой человек особенно опасался лжи; вручив Маргарите свою жизнь и сердце, он жертвовал теперь и своею совестью.
- Прощайте,- сказал ему Валтасар.- Я думал, вы больше доверяете человеку, который смотрит на вас как на сына...
Эммануил обменялся с Маргаритой печальным взглядом. Марта пошла проводить его и запереть дверь на улицу. Когда отец и дочь остались одни, Клаас сказал дочери:
- Ты любишь меня, не правда ли?
- Бросьте ваши уловки, папенька. Вы хотите денег? Их вы не получите.
Она стала собирать дукаты, отец молча помогал ей поднимать их с полу и пересчитывать, Маргарита приняла его помощь без малейшего недоверия. Когда две тысячи дукатов были сложены в столбики, Валтасар сказал с отчаянием:
- Маргарита, это золото мне необходимо!
- Было бы воровством, если бы вы его взяли,- ответила она холодно.Послушайте, папенька, лучше убить нас сразу, чем заставлять нас каждый день претерпевать тысячу смертей. Что ж, посмотрим, кто одолеет,- вы или мы...
- Значит, вы убьете своего отца! - продолжал он.
- Мы отомстим за мать,- сказала она, указывая на то место, где умерла г-жа Клаас.
- Дочь моя, если бы ты знала, зачем оно мне нужно, ты не произнесла бы таких слов. Послушай, я объясню тебе, какую задачу должен я разрешить... Но ты ведь не поймешь! - вскричал он с отчаянием.- Словом, дай мне деньги! Хоть раз поверь в своего отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28