Ей показалось, что это другой, совсем другой Фроди, а не тот, о ком идет дурная слава.
И она на миг поддалась этому ощущению.
– Фроди, – сказала она, – я действительно жду Кари. Мне казалось, что это он стоял вот здесь, на том месте, где стоишь ты. Но, как видно, я ошиблась.
– Ошибка явная, – сказал Фроди, – поскольку я налицо, а Кари бог весть где.
– Он где-то здесь. В этом я уверена.
– Возможно. Однако есть на свете петухи ранние, а есть поздние. Вторые всегда остаются в проигрыше. Так вот, скажу я тебе, Гудрид, я из петухов ранних. Из тех, кто не спит, а кукарекает всю ночь напролет.
Гудрид стало смешно. И она дала волю своему смеху. Посмеялся с нею вместе и Фроди. А потом сказал:
– Кроме шуток, Гудрид, я хочу посвататься к тебе.
И скосил на девушку изучающий взгляд.
– Что? – спросила Гудрид. – Мне послышалось…
– Нет, Гудрид, не послышалось. Я хочу посвататься к тебе.
– Ты? – с трудом выговорила Гудрид.
– А что удивительного? Разве ты безобразна? Или мало уважаем твой отец? Постой… – Фроди поднял руку кверху, словно указывал на макушку ближайшей сосны, – Постой! Или, может, я недостоин тебя?
Гудрид молчала.
– Я спрашиваю: может, недостоин тебя?
– Я этого не говорю…
– Так что же ты говоришь?
– Ничего.
– Уф! – громко вздохнул Фроди. – Ты было огорошила меня. Я полагаю, что нет в мире девушки, которая не пошла бы за меня замуж…
– Во всем мире?
– Во всяком случае, от Финланда до Агдира, от Гаутланда до Эстланда. Этого тебе мало?
В голосе Фроди послышались новые нотки – угрожающие или просто раздраженные. Ладонь его левой руки сама собою легла на рукоять меча. Бесцветные глаза вдруг зажглись огнем – холодным, отталкивающим. Недаром же Фроди был берсерком…
Девушку пронял холод – до самого сердца. Она вдруг ощутила страшную опасность. Да, этот берсерк опасен не только в битве. Она попятилась к лодке и попыталась вскочить в нее…
– Куда?! – заревел Фроди. Он кинулся на Гудрид, подобно лесному хищнику, и сгреб ее хрупкое тело в охапку.
Она попыталась высвободиться из страшных объятий, но разве ей это было под силу?
Он поставил ее на ноги. Сказал:
– Я боюсь, что ты утонешь в этом фиорде.
Она молчала.
– Я спрашиваю, Гудрид: могу посвататься к тебе?
– Нет, – сказала Гудрид тихо.
– Почему?
– У меня есть жених.
– Этот Кари?
– Да.
Фроди сказал:
– Не только жених, но и конунги порой исчезают неведомо куда. Я уже не говорю об иных незадачливых берсерках. Я, к счастью, к ним не причисляю себя.
Он попытался улыбнуться во всю ширь своего круглого лица.
– Фроди, – сказала девушка, стараясь не глядеть на берсерка, – я – чужая. Ты это знаешь…
– Откуда мне знать?
Девушка набралась духу и выпалила:
– Я выйду замуж только за Кари.
– Подумай, Гудрид…
– Подумала.
– Тебе известно имя моего отца?
– Да.
– Ты знаешь, где я живу?
– Да, знаю.
– И то, как мы богаты?
– Да, знаю.
– Что конунг нашего края часто гостит у нас?
– Тоже знаю.
Он повертел головой, точно отгонял назойливую комариную стаю:
– Значит, ты все знаешь обо мне?
– Возможно, Фроди… Но об этом поговорим потом. А сейчас мне надо плыть домой.
Фроди нахмурился. Его рыжие брови глухо надвинулись на глаза. Он отшвырнул ударом носка большой булыжник. И камень полетел, точно мяч, свалянный из бычьей шерсти. Это был недобрый знак.
– В последний раз, Гудрид: могу я посвататься к тебе?
– Разве это можно возбранить кому бы то ни было?
– Мне важно твое мнение. Тебе это ясно?
Она чуть схитрила. Это было вполне понятно в ее положении.
– Фроди, – сказала она, – разве так сватают? Это же не битва на мечах?
Он прохрипел:
– Это хуже битвы на мечах.
– До свидания, Фроди.
– Вернись!
– До свидания.
– Я сказал: вернись!
Он взял ее за руку и сильно потянул к себе.
А в следующее мгновение бросил девушку на землю. Как обыкновенное полено. У него просто иссякло терпение.
XII
Фроди снова свистнул, и четверо головорезов выросли перед ним как из-под земли.
– Вот она, – сказал Фроди, кивая в сторону распластанной на земле Гудрид.
Был среди этих головорезов и Эгиль.
– Не подохнет, – сказал он брату. – Эта порода живуча.
– Ей нужен Кари, – прохрипел Фроди. – Видите ли, не может она без него.
Головорезы расхохотались.
– Если это так… – начал один из них.
– Да, так! – гаркнул Фроди.
– В таком случае она получит кое-что получше, чем этот ублюдок Кари. Кари перед нами просто котенок!
– Она упряма. Заладила свое и плюет на меня, – мрачно проговорил Фроди. – Я решаю так: каждый должен получить свое.
Эгиль достал короткий, с широким лезвием нож. Он сказал, что нет надобности в особых церемониях. Пусть все увидят, как это делается…
Головорезы жадно обступили девушку. Только Фроди хмуро смотрел в сторону фиорда.
– Хозяин здесь я, – сказал он, – без меня никто даже пальцем не прикоснется к ней.
Эгиль стоял в нерешительности с обнаженным ножом.
– Кто же разденет ее?
– Ты, – бросил Фроди.
Эгиль нагнулся над Гудрид. Он потянул на себя ее белоснежный воротничок и разрезал платье до самого подола. Под платьем оказалась белоснежная сорочка из тонкого льна. Эгиль мигом разделался и с сорочкой.
Когда Фроди оглянулся, поворотясь спиною к воде, то увидел чудный комок – нежный, подавленный, но живой. И глаза увидел девичьи, полные слез, и услышал тоненький плач, напоминающий писк лесной пичуги. На большее, как видно, у Гудрид не хватало сил.
– Поставьте ее на ноги. Пусть покажется нам, какова она на самом деле. Может, и свататься не стоило.
Так сказал Фроди, и его приказание мигом было исполнено. Гудрид стояла нагая посреди залитой солнцем лужайки, и пять пар мужских глаз – похотливых до крайности – глядели на нее неотрывно.
– Шире круг! – приказал Фроди. – На такую кралю любуются с некоторого отдаления.
– Груди что надо, – сказал кто-то.
Фроди посмотрел на косоглазого, произнесшего эти слова. Тот был не только косоглаз, но и слегка горбат, что объяснялось ранением, полученным в поединке. Коричневато-красный рубец пересекал его левую щеку от подбородка до уха, во лбу зияла дырка, точнее, углубление, которое могло бы вместить голубиное яйцо.
– А что ты понимаешь в грудях, – ухмыльнулся Фроди. – Ведь ты, пожалуй, ничего и не видел, кроме кобылиц. Скажешь – нет?
Косоглазый хихикнул. Потер руку об руку, будто мыл их под струей воды. Сказал:
– Фроди, пусть я буду первым. Ты получишь золота, сколько пожелаешь.
Фроди расхохотался. Остальные – тоже.
– Золота? – спросил Эгиль. – Откуда у тебя золото? Может, ты и серебром богат?
– Богат и серебром, – произнес косоглазый.
– Постой, – обратился к нему Фроди, – ты, вечно жующий чужой хлеб, вечно подстерегающий зазевавшихся путников в лесу, чтобы ограбить их, ты – богатый человек?
– Представь себе, Фроди!
– Доказательство? – воскликнул Фроди и протянул руку.
Его дружок возмутился:
– Кто же носит с собою золото и серебро? Я еще в своем уме. Они лежат в надежном месте. Я очень богат, Фроди, и за эту кралю ничего не пожалею.
– Да погоди ты со своими похвалами! – сказал Фроди. – Эта Гудрид, чего доброго, еще возомнит о себе. Дайте посмотреть на нее с другой стороны. Та сторона сказать по правде, мне милее этой.
Под хохот своих подручных Фроди обошел вокруг несчастной полуживой Гудрид и сказал, что доволен и той, и этой стороной, что за такую, действительно, ни золота, ни серебра не жаль.
– Пожалуй, – согласился с братом Эгиль.
– Тебя не спросили! – рассердился Фроди. – Тоже ценитель отыскался! Ты соверши свое, когда позовут. Небось проголодался!
– Очень, – признался Эгиль.
– Для слишком голодного пирог вреден, – объяснил Фроди, размышляя над чем-то. – Пирог для сытых, а для голодных – черствый хлеб. Разве я не прав?
Он не получил ответа на свой вопрос. Да, собственно, ответ его не интересовал.
– Я полагаю, – откашлявшись, сказал Фроди, – что такая голубка любого жеребца выдержит. И не одного к тому же. Вся эта нежность – одна только видимость. Вот вопрос: не понесла ли она от этого Кари?
Гудрид рухнула наземь и разрыдалась таким рыданием, что каменное сердце и то содрогнулось бы.
– Слышите? – скривил рот Эгиль.
– Пусть поплачет, – хихикнул самый низенький из головорезов. – Зато ее ждет большая радость.
– Какая? – спросил Фроди коротышку, – Ты что, ублюдок, много видел таких красоток? Скажи спасибо, что лицезришь ее. Это тебе не вдова-потаскушка, а дочь бонда, уважаемого к тому же. И невеста Кари… Понял?
Фроди опустился на корточки перед девушкой и погрузил свои пальцы в ее шелковистые волосы.
– Все это шутка, – сказал он хрипло (эта хрипота возвращалась к нему каждый раз, когда он волновался). – Гудрид, встань и оденься. Слышишь?
Нет, она ничего не слышала. Тело ее вздрагивало, и Фроди решил, что она жива-целехонька, что все эти рыдания – обычное женское притворство. Или же от страха. Что тоже возможно.
– Одевайся и уплывай отсюда!
Гудрид застыла.
«Ага, попалась», – подумал Фроди и сказал вслух:
– Уплывай. Это говорю тебе я, Фроди.
Она обратила к нему заплаканное, бледное, вдруг постаревшее лицо. В ее глазах были мольба, надежда, недоверие… Все вместе…
– Да, уплывай, – продолжал Фроди. – Эти негодяи тебя не тронут.
Она не верила своим ушам.
– Только с одним условием…
«Каким?» – спросил ее тусклый взгляд.
– Ты будешь моей. Сейчас же. Безотлагательно. И я женюсь на тебе. И ты будешь жить как жена богатого бонда. Да что там бонда! Как жена конунга. Не какого-нибудь конунга-замухрышки, а который с достатком…
«Нет!» – решительно сказали ее глаза.
– Скоро сюда явится Кари… – пролепетала она.
– Дура! – прикрикнул Фроди. – Он давно уже здесь. Теперь пеняй на себя! Эй, ребята! К делу! Первым буду я. Затем Эгиль, а дальше – как кому повезет. Добыча прекрасная! Клянусь О?дином!
XIII
– Ну, что она там? – недовольно спросил брата Фроди.
– Льет слезы.
Фроди стоял по пояс в воде.
– Была без изъяна, – заметил он. – Можно подумать, что я участвовал в кровавой сече.
Эгиль махнул рукой.
– Пусть благодарит богов – не каждая удостаивается сразу пятерых.
Четверо мужчин поплескались в воде и оделись. Только тогда к ним присоединился коротышка. Он подошел, чертыхаясь, и сказал:
– Мне кажется, что мне досталась мертвая.
– От этого еще ни одна девушка не умирала, – сказал Эгиль.
– Это верно! – Фроди вылез из воды. – Однако меня замучила. Мне казалось, что я взламываю дубовую дверь, запертую на щеколду.
Коротышка сказал:
– Надо все-таки посмотреть – жива ли.
– Ты смотри. Ведь ты был с нею последним.
– Я был предпоследним, и тогда она была жива, – сказал рыжий дылда. – Она даже укусила меня за руку.
– Видишь, – обратился Эгиль к коротышке. – Если она мертва, то в этом, значит, повинен ты.
– Да погодите вы! – проворчал Фроди. Он пошел на лужайку и вскоре вернулся. – Она живее нас с вами. Я на нее накинул платье. Как-никак невеста!
– Чья?
– А того, который привязан к дереву.
– Он все видел.
– Это хорошо. Жених должен увериться, что невеста его целомудренна… Была!
Мужчины загоготали.
– Ладно, – сказал Фроди. – Пора домой. Мне кажется, что урок пойдет на пользу этому Кари.
– А если призовет на тинг? – спросил Эгиль.
– На тинг? Пожалуйста! – отозвался Фроди. – Тинг есть тинг.
– И мы явимся?
– Почему бы нет?
– А что делать с ним сейчас?
– С Кари, что ли?
– Меня это мало беспокоит, – сказал Фроди. – Развяжите ему руки, а кляп сам изо рта достанет. А дальше пусть поступает с невестой как ему заблагорассудится.
На том и порешили.
Коротышка разрезал мечом веревку. И вскоре все пятеро исчезли в лесу.
Кари достал изо рта вонючую тряпку и повис на веревке, охватывающей поясницу. Он все больше клонился к земле, а Гудрид лежала без чувств на мягкой и теплой траве.
Потом Кари пришел в себя. Первая мысль, первое желание: убить себя, всадить в сердце меч. Зачем ему жить теперь?
Он ничего не видел все время – плотно закрыл глаза. Но не мог он заткнуть себе уши – он слышал все. Нет, он должен умереть!
Кари с трудом развязывал прочную веревку, от которой вздулись и онемели ноги.
А спустя еще несколько мгновений он плелся к лужайке, к ней, к своей Гудрид. Не ведая зачем, повинуясь некой силе, словно лунатик…
С первого взгляда Кари решил, что Гудрид мертва, и почел это за благо. Но, опустившись на колено, убедился, что Гудрид жива, точнее – что в ней теплится еще то, что называют жизнью. Лицо ее было мертвенно-бледным, с кровавыми подтеками на щеках и на шее. Он бессознательно направился к воде и принес ее в кожаной шапке. Вылил всю на лицо Гудрид.
Она вздрогнула. Сквозь мутную пелену увидела его. И нашла силы, чтобы приказать:
– Уйди! Не смотри на меня!
Он стал к ней спиной и зашептал:
– Гудрид, я слышал все. Я был привязан к дереву, во рту у меня был кляп… Гудрид, ты должна жить…
– Жить! – сказала она, рыдая. – Жить? Для чего?
Он не знал – для чего…
Она всхлипнула и затихла. Он медленно повернулся к ней.
– Отвернись! – приказала она шепотом.
– Гудрид, я отомщу и за тебя, и за себя.
– Зачем?
– Чтобы уехать потом из этой проклятой страны. Чтобы бежать отсюда! Тейт был прав, но я не послушал его: надо было бежать. Бежать вместе с тобою.
Она плакала, плакала навзрыд. А он не успокаивал ее. Можно ли успокоить девушку, ставшую добычей зверья?
– Плачь, – советовал он, – плачь и не жалей себя. Со слезами уходит горе. Хочешь, и я поплачу вместе с тобой?
Что мог он предложить дороже слез? Слез поруганной любви. Слез глубочайшей из обид…
– Гудрид, – сказал он тихо, – скальд говорил, что в жизни случается многое. Он учил, что нет более жестокой шутки, чем жизнь. Я не верил. А скальд был прав.
Потом они долго-долго молчали. Недоставало слов ни ему – для утешения, ни ей – для жалобы.
– Гудрид, – сказал через какое-то время Кари, – если моя любовь может послужить тебе хотя бы малым утешением, то прими ее.
– Ты говоришь о любви?
– Да.
– После всего, что произошло?
– Да.
Она прижалась щекою к земле и зарыдала горше прежнего.
Он наклонился к ней, прижался щекою к ее щеке.
И слезы их слились в один поток…

Часть пятая
I
Был у Кари, сына Гуннара, единокровный брат – сын вдовы, жившей за горушкой недалеко от дома Гуннара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21