— Не горячись! Такое решение без согласия дивизии мы принять не можем. За самовольство намылят нам шею. Выезжайте на стоянку и ждите распоряжений.
Солнце уже склонялось к горизонту, а команды для вылета на Романы не поступало. Дьяченко не переставал возмущаться:
— Ну зачем мы, как ошалелые, носились среди зенитного огня. Какой толк от того, что нанесли на карту аэродром с самолетами…
— Не ной! И так тошно, — оборвал я Дьяченко. — Время еще позволяет. Может быть, вылетим.
В это время с КП раздался телефонный звонок: быть в готовности номер один. Обрадовались, быстро забрались в кабины. Проходят минуты — ракеты на вылет нет. Прибежал телефонист и сообщил, что в направлении нашего аэродрома летят три девятки вражеских бомбардировщиков. Всем быть готовым к отражению налета. Распоряжение передано с КП. Что ж, мы не ударили по ним в Романах, теперь они ударят по нашему аэродрому! Брала злость на такую нераспорядительность и нерасторопность. А как известно, злость до добра не доводит.
Техник самолета И. Вахненко, внимательно всмотревшись в небо, крикнул:
— Товарищ командир! Летят!
Вглядываюсь в сторону, куда показывал он рукой. Увидел вдали группу бомбардировщиков. С первого контакта запустил мотор и вырулил со стоянки. Заработали двигатели на других самолетах. Зная, что взлет производится по команде с СКП с разных направлений, решаю подняться в воздух раньше всех. Но почему нет ракет на вылет по тревоге? Мучительные секунды и вдруг над КП взвились три красных огонька. Тут же взлетел и ринулся к бомбардировщикам. Вот они уже невдалеке. Самолеты выкрашены в черно-зеленые и желтые пятна. Конструкция совершенно незнакомая. Чуть довернул к бомбардировщикам и низкое вечернее солнце ослепило меня. Оно не дало мне рассмотреть более внимательно за эти короткие секунды сближения тип машин. Решаю, что противник сейчас будет бомбить аэродром. Бросаю свой самолет в крутой разворот. Захожу в хвост левому крайнему и метров с пятидесяти открываю огонь. Но успел дать лишь короткую очередь, как мой самолет от струи атакованного самопроизвольно делает бочку. Бомбардировщик, разворачиваясь влево, пошел вниз. «Этому достаточно», — подумал я. Развернул свой самолет на правый фланг группы. Делаю горку для атаки сверху… И тут оцепенел: на крыльях звезды…
Что я наделал! Атаковал своего. Лечу рядом с группой и не соображу, что делать дальше. Увидев, как устремились на группу позже меня взлетевшие «миги», бросаю самолет наперерез. Покачиваю крыльями, подставляю себя под их прицелы, не даю никому стрелять.
Вскоре наши летчики разобрались в обстановке и ушли на аэродром. Лишь один я летел рядом с группой и не мог решить, что делать? Стыд и позор жгли сердце. Мелькнула шальная мысль сделать переворот и — к земле… Удержало от этого поступка появление в воздухе других бомбардировщиков, в колонну которых пристроилась и атакованная мною группа. Значит, все! Все же идут на Романы! Вот там мое оправдание: блокировать аэродром и не дать взлететь истребителям.
Над аэродромом, под сильным зенитным огнем мой истребитель крутился минут пятнадцать. Я был готов атаковать вражеские самолеты. Но никто не взлетал. А наши бомбардировщики так и не подошли. Вероятно, обрабатывали другие цели, решил я и взял курс домой. Подлетаю к Яссам. Внизу столбы дыма. Все понятно. Наши бомбили скопление войск противника у реки Прут. В эти минуты я немного успокоился, понял, что у меня лишь один выход: в дальнейших боях оправдать свой поступок.
В Маяках, стараясь не попадаться на глаза летчикам, направился на командный пункт. Предстал перед Ивановым. Стою, молчу. Командир глядит на меня, и в глазах гнев и боль.
— Ну что, герой, отличился. Как тебя угораздило сбить свой Су-2?
— Не спрашивайте. Самому тошно. Зашел против солнца и на камуфлированной окраске не заметил звезд. Хотел после этого врезаться в землю.
— Ты что? Сдурел? Разве ты один в этом виноват? Не кидайся сломя голову, пока не разобрался, кто перед тобой.
— Группа уже была рядом с аэродромом, думал, немцы, решил быстрее атаковать, не дать сбросить бомбы. В общем, как злой пес сорвался с цепи!
— Ладно, успокойся. В другое время прокурор задал бы тебе другие вопросы… Подбитый самолет сел на вынужденную. Жаль, что штурмана ранил, Технику восстановят…
Несколько летчиков полка внимательно слушали этот разговор.
— Товарищ командир, почему не показали новые наши самолеты? По слухам, есть еще бомбардировщик Пе-2, похожий на Ме-110. Хотя бы альбомы с фотографиями наших самолетов прислали. А то будем бить своих, чтобы чужие боялись, — послышались голоса.
— Все высказались? — не выдержал Иванов. — Ваши просьбы командование полка учтет.
Он собирался что-то еще сказать, но невольно прислушался. Над аэродромом появились «миги». Мы поняли, что прибыла группа с аэродрома Бельцы.
Садились летчики с ходу. Один из истребителей с остановившимся мотором не долетел до полосы. Приземлился он на кукурузном поле. Летчик успел своевременно убрать шасси. Как позже выяснилось, у самолета Алексея Овсянкина мотор заглох ввиду полной выработки горючего. Но он не растерялся, справился со сложной посадкой.
На прибывших пилотах мы сосредоточили все внимание. Каждый хотел увидеть тех, кто сегодня уже схватился с врагом. Они для нас были героями. Атрашкевич, приведший группу, доложил командиру полка о событиях первого боевого дня.
Перед рассветом поступил сигнал боевой тревоги. На аэродроме было всего семь летчиков первой эскадрильи. Они быстро рассредоточили и замаскировали самолеты, в том числе требующие ремонта. В этой обстановке командир звена Миронов проявил высокие организаторские качества.
А на рассвете на аэродром вышел разведчик «Хеншель-126». На перехват его мгновенно поднялось звено Миронова. Действовали летчики мастерски. Они сбили разведчика. Возвращаясь на аэродром, встретили западнее Бельцы большую группу бомбардировщиков. Ю-88 прикрывали «мессершмитты». С ними уже вели бой четыре наших летчика. Дрались смело. Но соотношение в количестве было явно в пользу врага. Удар по аэродрому семерка не смогла отразить. Бомбардировщики сбросили бомбы на стоянки, по бензоскладу и казармам, где жили строители. Молодые, плохо обученные строители побежали врассыпную с аэродрома. Многие попали под бомбы.
— При отражении налета погиб Овчинников, — рассказывал Атрашкевич, — а на земле были убиты старший техник звена Камаев и моторист Вахтеров. Бензосклад был взорван, и аэродром остался почти без горючего. А на аэродром и на город уже заходила новая группа бомбардировщиков врага. Навстречу ей поднялся летчик Суров. У него на самолете кончалось горючее. И все же он сбил Ю-88. Но тут остановился мотор. На планировании он был атакован парой Ме-109 и подожжен. Так и погиб этот смелый боец. Автотранспорт был передан для эвакуации женщин и детей. Их отправку в Одессу организовал комиссар полка, — закончил свой рассказ Атрашкевич. — В Бельцах их оставлять нельзя.
— Все ясно. На ужине подведем итоги первого боевого дня.
В столовой я спросил у Атрашкевича, почему не прилетел Миронов.
— Как не прилетел? Вылетал вместе с группой. Видимо, кончилось горючее и где-то сел на вынужденную. Займись поисками его, — попросил он меня.
Подошел Валентин Фигичев, усмехнулся:
— Сашка, говорят, ты тоже сегодня отличился, сбил свой Су-2?
— Не тревожь душу. Лучше скажи, что произошло в Пырлице?
— Да особенно рассказывать нечего. Перехватили в четверг нарушителя. Он стал отстреливаться, ну и полоснул очередью из пулеметов. Увлеклись и проскочили границу. В субботу прилетел Иванов и прибыл Атрашкевич. Было много упреков… Прилетел даже представитель прокуратуры округа.
— Как это все получается? Они, гады, нахально нарушали нашу границу. А их нельзя трогать, — вступил в разговор Дьяченко. — Надо было их сбивать.
— Я сам жалею, что не уничтожил, а только продырявил этого разведчика. А сегодня утром накрыли нас артогнем и мы едва оттуда сумели вылететь под разрывами снарядов.
— А как погиб Овчинников? — спросил я у Атрашкевича.
— Вел бой на виражах. Но МИГ-3 это же не «Чайка». Его зажала пара Ме-109 и сбила. Упал на границе аэродрома.
На ужин собрались все летчики полка. Командир постучал ножом по стакану. Все затихли.
— Товарищи! Прежде чем начать ужин, я хочу провести краткий разбор действий полка в первый день войны с фашистской Германией и ее союзниками. Прежде всего почтим стоя память тех, кто отдал свою жизнь сегодня за нашу Родину. Погибли Семен Яковлевич Овчинников, Александр Матвеевич Суров, техник звена Дмитрий Аркадьевич Камаев и моторист Фаддей Викторович Вахтеров.
Минуту молча стояли, поглядывая на места, где всегда сидели однополчане. На тарелках лежали маленькие букеты полевых цветов. Сколько еще будет таких потерь? А может быть, и на мою тарелку ляжет букет цветов…
Майор Иванов рассказал о смелости и отваге наших летчиков в первых боях. По данным полковой разведки в районе Бельцы нами сбито около десяти самолетов. Миронов утром сбил разведчика «Хеншель-126». Атрашкевич сбил командира вражеской авиагруппы, майора, награжденного Железным крестом.
Затем Виктор Петрович сообщил о боевых успехах других частей дивизии. Летчики 4-го истребительного авиационного полка успешно отразили налеты вражеской авиации на Григориопольский и Тираспольский аэродромы. Полк также вел бои над Кишиневом и за день сбил около двадцати самолетов противника. Командир эскадрильи Морозов таранил Ме-109, а капитан Кафтанов, тоже командир эскадрильи, сбил три самолета. Я знал этого отважного бойца. До прибытия в полк он был летчиком-испытателем, в совершенстве владел боевой машиной.
В первые часы войны хорошо проявил себя и личный состав 63-го истребительного авиационного полка. Здесь также организованно отразили два налета румынской авиации. Было сбито более двадцати самолетов.
Такая информация Иванова обрадовала нас. Она как-то уменьшила боль души за погибших однополчан. Выходит, умело ведя бой, можно успешно бить хваленых гитлеровских асов.
Атрашкевич спросил командира части:
— Товарищ майор, а где Крюков и Миронов?
— Крюков по приказанию командира дивизии вылетел парой на разведку в район Плоешти и не вернулся. Пока никаких данных о нем нет. Миронов вылетел в Бельцы, но сюда, на аэродром, не прибыл.
Сообщение о Павле Павловиче Крюкове, характере его задания вызвало недоумение у летчиков. Полет далекий, «на пределе запаса горючего, район не изучен. Каждый невольно представил себя на месте Крюкова. Такую разведку надо тщательно готовить, проводить более сильными группами.
Майор Иванов сердито глянул в зал, и все притихли. Мы знали, что командир полка, кадровый офицер, не терпел каких-либо проявлений неудовольствия.
— Командирам эскадрилий приказываю завтра же организовать оборудование укрытий для всех самолетов и предупредить личный состав о том, что во время бомбежки нельзя бегать, а надо лежать на земле, в щелях, укрытиях. Прямое попадание в человека бывает очень редко. Если мы научим личный состав правильно вести себя при бомбежках, то жертвы на земле будут крайне редки. А теперь всем спать. Рано утром начнется боевая работа.
Долго не мог заснуть в ту ночь, волновался за Костю Миронова, моего друга. А надо бы за короткую июньскую ночь сбросить с себя нагрузку сегодняшнего дня. Заснуть мешали и думы о Су-2, а также моя попытка в одиночку блокировать аэродром в Романах. Все больше сознавал, что, взяв на себя такую задачу, я зарвался. Одному это сделать не под силу. На мое счастье, в воздухе не оказалось «мессершмиттов», а то мог бы «красиво» погибнуть на глазах летчиков и техников врага.
Раннее утро. С востока все заметнее светлело небо. И лишь на западе оно покрыто ночной мглой. С летного поля доносился нарастающий гул работающих моторов. Его перекрывал треск коротких очередей из пулеметов. Это технический состав проверял исправность вооружения. Отстрел оружия с сегодняшнего дня приказано производить со стоянок, а не в тире, как было установлено в мирные дни.
Летчики стояли поэскадрильно, вокруг своих командиров. Наблюдали за трассами, прочерчивающими с разных направлений темный горизонт. Все молчали, изредка посматривая в направлении командного пункта полка. Невольно думали об итогах вчерашнего дня, о том, «что день грядущий нам готовит». Семейных летчиков беспокоила судьба родных, оставшихся в Бельцах. Короткий сон не принес отдыха, одолевала дремота. Молчание нарушил Дьяченко.
— Эх! Поспать хочется, хотя бы пару часиков! Разве это отдых, каких-то четыре часа!
— Вот чего захотел! Вчера почти весь день провалялся под крылом самолета и сегодня повторить свой «подвиг» хочешь! За тебя дядя воевать будет? Доживешь до зимы, тогда и отоспишься, — откликнулся Фигичев.
— Но и вы вчера не так уж много сделали, — отпарировал Дьяченко. Он хотел еще что-то сказать, но сдержался.
Из командного пункта выходили Иванов и Матвеев. Что-то долго они «колдовали». Летчики с планшетами и карандашами в руках приготовились выслушать указания. Иванов посмотрел на всех внимательно.
— Линия фронта в пределах действий нашего полка без изменений и проходит по реке Прут. Наша задача на сегодня: нанесение ударов по скоплениям войск и колоннам противника в Румынии, отражение налетов вражеской авиации в полосе действий полка, а также, — сообщил командир, — ведение разведки и недопущение прорыва авиации противника в глубь Украины.
В эскадрильях Иванов приказал держать по одному звену в готовности для отражения возможного налета на наш аэродром.
— Конкретные боевые задания, — предупредил он, — будут поставлены позже. А сейчас — к самолетам.
Быстро погрузившись в кузовы автомашин, все разъехались. Заслушав техника Ивана Вахненко о готовности самолета, я стал ждать распоряжения на выполнение боевой задачи. Чувствовал себя в это утро скверно. Нет-нет да в сознании всплывала картина атаки Су-2, мучила неизвестность о Косте Миронове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67