– И можно только надеяться, что для вашей мачехи придет день расплаты.
Он отвернулся, глядя в окно на запущенный сад, и в комнате воцарилось молчание.
Герцог, как и Сефайна, старался овладеть собой. Он думал, что только такая безнравственная женщина, как. Изабель, могла пригрозить беззащитной девушке, что объявит ее сумасшедшей. И, вероятно, ей, как опекунше падчерицы, было бы не трудно это устроить. А такое ужасное испытание действительно могло ввергнуть юное неопытное существо в безумие.
«Она настоящее воплощение зла!» – подумал герцог.
Мысль о том, что он не устоял перед ее бешеной чувственностью, вызвала у него жгучий стыд. Теперь чувственность эта казалась ему болезненно-ненормальной.
– Может быть… мне лучше… возвратиться назад… во Флоренцию? – спросила Сефайна.
Герцога поразило сочувствие в ее голосе, и он вернулся к камину.
– Конечно, нет! – ответил он. – Во-первых, мне кажется, вы вовсе не хотите удалиться от мира. Несомненно, положение, в котором вы оказались, вас смущает и тревожит, но, возможно, мы со временем сумеем что-нибудь сделать.
– Вы… подразумеваете… что хотите… восстановить свой дом… сделать его… таким красивым, как он… наверное… был прежде?
– Конечно, я этого хочу! – ответил герцог почти грубо. – Но шансов на это у меня не больше, чем снять с неба луну или найти горшок с золотом у подножия радуги.
– Боюсь, что… денег, которые у меня есть… на многое не… хватит, – сказала Сефайна. – А если я попрошу… остальные деньги… моей мамы, то моя… мачеха… не позволит папе… отдать их мне… Она так пригрозила.
– Вот эту свою угрозу она приведет в исполнение, можете не сомневаться, – заметил герцог. – Ваша мачеха молода и намерена, пока жив ваш отец, прибрать к рукам столько денег, сколько ей удастся.
– Да, я знаю… это, – ответила Сефайна. – И у меня даже… нет ни одной… маминой драгоценности, хотя… она всегда… говорила… что они… мои.
– Ну, слезами горю не поможешь, – сказал герцог, меняя тему. – Должен предупредить, что вас ждет нужда, и будет не удивительно, если иногда вам придется поголодать. Я ведь в состоянии предложить вам только крышу над головой, но и та течет.
К его удивлению, Сефайна, засмеялась.
– Извините!.. Мне не следовало… смеяться, – сказала она, – но ведь так… смешно, что… вы герцог, владелец этого дворца и… громадного поместья, но… у вас нет… денег.
– И еще у меня есть долги, – заметил герцог, – и я могу в один прекрасный день угодить в долговую тюрьму.
– Неужели все так плохо? – растерянно спросила Сефайна.
– Если вы найдете в доме что-нибудь подходящее для продажи, – ответил герцог, – я тут же продам эту вещь. Вероятно, вы знаете, что дворец и поместье – майорат должны перейти к моему сыну, которого у меня нет. А все, что я имел право продать, уже продано.
– Но что вы намерены предпринять? – спросила Сефайна.
– Не имею ни малейшего представления, – ответил герцог. – Мне хватало забот, чтобы как-то держаться с двумя старыми слугами, которым отсюда одна дорога, в работный дом, а теперь мне на шею повесили жену, как альбатроса из поэмы Колриджа.
Он тут же поспешно добавил:
– Простите меня, я не хотел быть грубым, но, к сожалению, таковы факты.
– Я не обиделась, – ответила Сефайна. – Ну, во всяком случае, у нас остаются проценты с моего капитала, пока мне не исполнится двадцать пять.
– У нас? – переспросил герцог. – Вы правда намерены быть моей союзницей в этом жутком положении?
Сефайна посмотрела на него с некоторой растерянностью.
– Вы полагаете… у меня есть… еще какой-нибудь… выход? – спросила она нерешительно.
– Если вас пугают лишения, – указал герцог, – вы, несомненно, можете найти приют у кого-нибудь из ваших родственников.
– Право, не знаю, кто из них захочет меня принять, – ответила Сефайна, – и ведь начнутся… сплетни… если мы поселимся… отдельно сразу после того… как поженились?
– Да, это верно, – сказал герцог, – но я просто думал о том, как тяжело вам будет здесь.
– И… вам, – еле слышно произнесла Сефайна.
– Согласен, хотя это и звучит очень грубо, – отозвался он. – Но прежде чем мы перейдем к дальнейшему, разрешите сказать вам, что вы совершенно не такая, как я думал.
– А что вы думали? – спросила Сефайна?
– Откровенно говоря, я предполагал, что вы либо впадете в истерику, либо начнете жеманничать.
Сефайна вновь засмеялась.
– У меня правда чуть было не началась истерика, когда маменька сообщила мне свой план, и потом, когда я… вошла в… часовню.
– Я думала… – добавила она после паузы, – что вы… старик… или калека… и очень… дурной человек.
– Ну, во всяком случае надеюсь, что я ни то, ни другое и ни третье, – заметил герцог.
– Да… конечно… вы… совсем другой, – заверила его Сефайна и, занятая разговором, машинально сняла шляпу, положив ее на пол у кресла.
Герцог увидел, что ее волосы разделены прямым пробором и собраны в пучок на затылке. Два длинных локона ниспадали по сторонам нежного овала ее лица.
Взглянув на ее прямой нос, еще раз посмотрев на большие выразительные глаза, он внезапно воскликнул:
– Теперь я понял, на кого вы похожи!
– На кого же?
– На очень юных итальянских мадонн в галерее Уффици.
Сефайна уставилась на него в изумлении.
– Вы… говорите… серьезно? Я… смотрела на… них тысячи раз… и мне так… хотелось… быть… похожей на них.
– Ваше желание исполнилось, – ответил он. – Сходство поразительное. – Он улыбнулся, и улыбка удивительно преобразила его лицо. – Так, может быть, вы вовсе не моя жена, а небесный ангел, и вновь исчезнете, вернувшись туда, откуда снизошли в наш мир.
– Ах, если бы! – проговорила Сефайна. – Тогда бы… вы… быть может… нашли счастье…
Она не договорила. Герцог пожал плечами и опять отошел к окну.
– Это мне недоступно, – проговорил он. – Во всяком случае, пока я не приведу в порядок мои дела.
– Я помогу вам! Мне кажется, я… способна вам… как-то помочь, – сказала Сефайна, – хотя… у меня нет… столько денег… как вы… думали.
– Я не думал о ваших деньгах, когда отказывался жениться на вас! – гневно воскликнул герцог. – Я сказал вашей мачехе, что не намерен продавать свой титул.
Так, значит, ее деньги его не прельщали! Сефайна больше не сомневалась, что он был вынужден жениться на ней по причине, как-то связанной с бумагами, которые ее мачеха отдала ему в часовне. Она чуть было не спросила, что это были за бумаги, но тут же испугалась, что ему это покажется желанием вмешиваться в его жизнь. Ну, может быть, он когда-нибудь сам расскажет ей, почему был вынужден уступить графине. Герцог отвернулся от окна.
– Время второго завтрака, – сказал он, – и, полагаю, мне следует проводить вас в вашу комнату. – Помолчав, он прибавил: – Боюсь, вам придется обходиться без горничной.
Только тут Сефайна сообразила, что экипаж с горничными и курьером не последовал за каретой; в которой мачеха увезла ее утром. Видимо, они отправились прямо в Лондон.
До этой минуты она даже про них не вспомнила. Видимо, ее багаж погрузили в карету графини.
– После завтрака, – сказал герцог, – я покажу вам дом, и вы увидите, как здание превращается в развалины, если его не подновляют.
В его голосе звучала горечь, и Сефайна поторопилась сказать:
– Я уверена, что до этого еще очень далеко, а кроме того, я придумала, что нам следует сделать.
– Что именно? – осведомился герцог.
Внезапно Сефайна смутилась.
– Я очень хочу… посмотреть дом, – произнесла она, запинаясь. – И, разумеется, ваши сады и… все ваше… поместье. Оно очень большое?
Герцог понял, что она собиралась сказать что-то другое, но никакого интереса это у него не вызвало. Он чувствовал только, что Изабель, хотя Сефайна оказалась не так ужасна, как он опасался, вышла из их столкновения победительницей.
Она нанесла ему сокрушительное поражение, как и хотела, а теперь будет злорадно смаковать пытку, которой его подвергла, связав браком с девушкой, которую он не любит, пытку, которой собралась его подвергнуть с самого начала.
И она отлично знала, что Сефайна получит право воспользоваться своими деньгами только через семь лет!
Глава четвертая
После весьма скудного и, как про себя решила Сефайна, почти несъедобного завтрака, герцог сказал:
– Теперь я покажу вам дом, и вы увидите, что мне приходится терпеть изо дня в день! – И вновь у него в голосе послышалась горечь.
Так, наверное, бывает всегда, когда он говорит о том, что принадлежит ему, решила Сефайна.
Сначала он провел ее по анфиладе комнат на первом этаже. Когда-то они, несомненно, не уступали в великолепии парадным апартаментам Уика. Но теперь все обветшало и выцвело.
Вода просачивалась сквозь потолки, разрушая плафоны. Все комнаты, где они побывали, требовали полного ремонта, от пола до потолка. Только мраморные камины XVIII века время пощадило. И в некоторых на решетках лежала зола. В бальном зале, где давно не чистили дымоходы, паркет был весь в грудах осыпавшейся сажи.
Сефайна волей-неволей признала, что осмотр ничего хорошего не сулит.
Герцог почти все время молчал, а когда нарушал молчание, его голос и выражение страдания в его глазах вызывали у нее мучительную жалость к нему.
Нет, она не ошиблась, предположив, что проценты с ее капитала будут лишь каплей в море. Чтобы восстановить дворец в прежнем его блеске, требовалось целое состояние.
И ведь у нее есть деньги. Она же унаследовала огромные богатства своей матери. Суммы, необходимые для восстановления дворца, составят лишь небольшую долю того, что перейдет в полное ее распоряжение после кончины отца.
На втором этаже они осмотрели парадные спальни. Внушительные кровати под балдахином с занавесями, ниспадающими от золотой короны, некогда были очень красивы. Но об этом можно было лишь догадываться, в такое убогое состояние они пришли. В окнах не хватало стекол, шторы свисали лохмотьями. И, разумеется, повсюду густые слои пыли.
Сефайна понимала, что двум старикам было не под силу поддерживать хотя бы подобие порядка. Довольно и того, что они готовили для герцога еду. Бэнксу миновало семьдесят пять лет, жена была моложе его года на два.
Сефайне скоро стало ясно, что они редко выходили за пределы кухни, столовой и холла. Остальные помещения были оставлены на произвол судьбы.
«Ну, я хотя бы смогу платить двум-трем слугам помоложе!» – подумала она.
Во-первых, миссис Бэнкс безусловно требовался помощник на кухне. Ну, и провизию придется покупать не только для герцога и для нее, но и для слуг.
Когда они завершили этот беглый осмотр дома, герцог повел Сефайну поглядеть конюшни. Там царило то же запустение: крыша в нескольких местах провалилась, в стойлах, предназначенных для породистых лошадей, валялись гнилая солома и навоз.
У герцога остались только две лошади, обе старые.
Сефайна увидела, что за ними никто не ухаживает.
– Прежде мне помогал деревенский парень, – сказал герцог, словно отвечая на ее вопрос, – но он нашел лучше оплачиваемую работу, и кто его может упрекнуть?
От конюшни они пошли назад к парадному крыльцу.
Сефайна поглядела на длинную подъездную аллею. Деревья по ее сторонам были старыми, но крепкими и величавыми дубами. Перед фасадом дворца расстилалось озеро, и Сефайна увидела, что на нем плавают несколько уток.
– Прежде здесь плавали лебеди, – заметил герцог, проследив направление ее взгляда, – но они улетели, потому что голодали, а утки, как вы можете себе представить, это дар судьбы, за который я весьма ей благодарен.
– Но ведь вы сейчас не охотитесь? – спросила Сефайна. Она заметила, что почти за всеми утками плывут утята.
– Разумеется, нет, – ответил он. – Это пополнение очень нам пригодится ближе к осени.
– Мои деньги, в любом случае, обеспечат нас хорошими продуктами, – сказала Сефайна. – И я как раз думала о том, что денег хватит, чтобы нанять еще слуг.
Герцог помрачнел. И она без слов поняла, что он в ярости, потому что не может сам обеспечить все это.
– Если вы дадите волю гордости, – вырвалось у нее, – то все еще больше осложнится.
– «Осложнится» – это не то слово, – возразил он. – Точнее сказать, положение станет просто невыносимым.
Она восприняла это как упрек и, ничего не ответив, пошла к озеру по травянистому откосу, который когда-то был ухоженным газоном.
Герцог нагнал ее у самой воды, и она почувствовала, что он весь кипит от гнева и бессилия.
– Я вижу, что озеро очень глубокое, – заметила Сефайна, чтобы переменить тему. – Вы купаетесь в нем?
– Да, и часто, – ответил герцог. – Во всяком случае, это проще, чем пытаться принять ванну в доме.
Снова в его голосе прозвучало страдание, и Сефайна поспешила сказать:
– Вы просто счастливец. Я всегда мечтала научиться плавать, но мама говорила, что купаться в Уике мне было бы неприлично, потому что вокруг всегда люди. Ну, а монахини во Флоренции пришли бы в ужас, заикнись я об этом.
– Ну, здесь вам придется купаться или вообще не мыться!
При этих словах он отвернулся от озера. Сефайна смотрела на уток и обнаружила, что их гораздо больше, чем ей показалось издалека. Полюбовалась она и лютиками с ирисами, которыми густо поросли низкие берега.
Вдруг она заметила, что герцог идет назад к дому и последовала за ним. Она подумала, что положение, действительно, плохое, но что он словно ищет все самое скверное.
Они подходили к саду, и тут она увидела дуб-великан, который осенял бывшую аллею для игры в шары, так заключила Сефайна.
Дуб выглядел неуместным среди заросших бурьяном клумб и остатков розового сада, в центре которого сохранились солнечные часы.
Сделав еще несколько шагов, Сефайна увидела под дубом какую-то женщину. Герцог остановился и заговорил с ней.
– Добрый день, миссис Хьюинс, – сказал он. – Вы хотели видеть меня?
– Нет, ваша светлость. Я пришла сорвать парочку листьев с Магического дерева. Для моей дочки. – Помолчав, она продолжала: – Дочка-то завтра свадьбу справляет, ну, и сказала, что ей дороже всякого подарка будут эти листья, так как они принесут ей удачу и детки у нее будут рождаться здоровенькие.
Сефайна подошла к ним и увидела, что герцог улыбается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13