Как ни странно, единственным, что по-настоящему глубоко задело Лоринду, было поведение лорда Эдварда Хинтона. Несмотря на то что она всегда была с ним непреклонна, в последние дни она часто вспоминала его признания в любви и надеялась, что он-то уж останется ей верным до конца, даже если все остальные бросят ее в беде. Но через два дня после бала в Хэмпстеде она получила от него записку, в которой говорилось:
«По причинам, от меня не зависящим, я вынужден покинуть Лондон. Вы прекрасно знаете, какие чувства я питал к Вам в течение года, и хотя Вы ясно дали мне понять, что для Вас я ничего не значу, я не мог уехать, не попрощавшись с Вами.
До свидания, моя прекрасная зеленоглазая Лоринда. Я всегда буду помнить о Вас.
Эдвард».
Она долго всматривалась в написанное на клочке бумаги послание, затем отправилась на поиски отца, который только собирался уехать в Корнуолл.
— Скажи, папа, — начала она, — кто из твоих друзей был в тот вечер в клубе Уайта, когда ты проиграл так много денег Чарлзу Фоксу и, к большому несчастью для нас, был пойман на обмане?
На лице графа было написано, что вопрос ему неприятен, но Лоринда не тронулась с места, ожидая ответа. Спустя мгновение он угрюмо произнес:
— Со мной были Давенпорт и Чарлз Лэмбет.
— И герцог Дорсет? — спросила Лоринда. Отец кивнул.
Она удалилась, не сказав больше ни слова. Теперь ей стало понятно, чем объяснялась записка Эдварда. Герцог и герцогиня Дорсет никогда не одобряли ее поведения и меньше всего желали видеть ее женой своего сына. Герцог был человеком строгих правил и, конечно, ни за что на свете не допустил бы, чтоб его имя тем или иным образом связывали с карточным шулером. Эдвард, в свою очередь, был полностью зависим от отца, и герцог, по-видимому, решил немедленно принять соответствующие меры.
Хотя в письме об этом не упоминалось, Лоринда была уверена, что Эдварда либо отправили за границу, либо вынудили уехать на время в одно из отдаленных поместий герцога, пока не минует опасность.
«Почему я решила, будто кто-то обязательно должен быть рядом со мной?» — спрашивала себя Лоринда.
Но как бы то ни было, она никогда еще не чувствовала себя такой одинокой и всеми покинутой.
Когда у дверей дома не осталось никого, кроме торговцев, девушка процитировала с горькой иронией: «Ибо кто возвышает сам себя, тот унижен будет!»
Как раз в этот момент она услышала стук молотка у двери и решила, что это, должно быть, один из тех служащих, что готовили дом к предстоящему назавтра аукциону.
Горничные наверху упаковывали последние вещи, которые она собиралась взять с собой в Корнуолл, поэтому ей пришлось самой открыть дверь. Она увидела лорда Вроксфорда. Его лицо было еще более язвительным, чем обычно.
— Меня ни для кого нет дома, Ульрик, — сказала Лоринда, глядя ему в глаза.
— Я хочу поговорить с вами, Лоринда. Вы позволите мне войти?
Некоторое время она пребывала в нерешительности, потом одним движением распахнула дверь.
— Вы пришли, чтобы разведать обстановку? Или, может быть, вы хотите оставить за собой какой-нибудь предмет, который заранее присмотрели?
В ее тоне проскользнула насмешка. Лоринда прекрасно знала, что дом лорда Вроксфорда в Хэмпстеде был битком набит сокровищами со всех концов света и вряд ли что-то из имущества ее отца могло привлечь его внимание.
— Я хочу с вами поговорить. — Он положил шляпу на стол.
— Я бы предложила вам сесть, — сказала Лоринда, — но все стулья собраны, чтобы завтра пойти с молотка.
Она проводила его в библиотеку. Особенно угнетающее впечатление производили пустые полки, откуда были убраны все книги. Ковры свернуты, стулья связаны, картины сняты со стен.
Но лорд Вроксфорд смотрел только на Лорин-ду, казавшуюся ему еще более прекрасной, чем обычно, с ее ярко-рыжими волосами, оттенявшими белизну кожи.
Она остановилась посреди комнаты.
— Итак, что вы хотели сказать? — строго спросила она.
— Я пришел сюда, чтобы вы позволили мне забрать вас с собой, подальше от всех бед.
Лоринда бросила на него надменный взгляд, однако ничего не ответила.
— Мы можем вместе уехать за границу, где вам не придется опасаться злобных сплетников. Я всегда был уверен в том, что мы с вами отлично поладим.
Лоринда улыбнулась:
— Благодарю за любезное предложение, Ульрик, но думаю, вы сами знаете, каким будет мой ответ.
— Что вы теряете? Ничего, кроме неприятностей, в которые вас впутал ваш отец.
Лоринда чуть склонила голову набок:
— Интересно, как скоро я успею вам наскучить? Мне всегда казалось, Ульрик, что вы не из тех, кто способен принести свое положение в свете в жертву любви.
— Если бы вы любили меня, то, уверяю вас, я бы никогда не стал ни о чем сожалеть и не пожелал бы увидеть Англию снова.
— Вот именно — «если бы»! — воскликнула она. — К этому все сводится. Вы знаете не хуже меня, что успеете прискучить мне чуть ли не с самого начала.
— Я не могу жить без вас, Лоринда! Я сумею добиться вашей взаимности.
Она рассмеялась:
— Неужели вы настолько наивны, чтобы поверить в это? Я вообще не выношу мужчин и никогда никого не полюблю! Я даже представления не имею, что такое любовь, и, честно говоря, меня это нисколько не занимает.
Он приблизился к ней.
— Черт возьми, Лоринда! Вы способны вывести из терпения даже святого!
— Но вы-то далеко не святой!
Бросив на него лукавый взгляд, она добавила:
— Я прекрасно понимаю, Ульрик, чего вам стоило явиться сюда с этим предложением, зная, что я его отвергну.
— Неправда! — возразил он. — Вы вызываете во мне безумную страсть — и это неизменно! Если у вас есть хоть капля здравого смысла, вы согласитесь уехать со мной и примете мое покровительство.
— Я никогда не отличалась здравомыслием и понимаю гораздо лучше вас, что мы поссоримся, еще не успев пересечь Ла-Манш. Вы непременно пожелаете прикоснуться ко мне, а я этого не потерплю!
Страстность, звучавшая в ее голосе, заставила вспыхнуть с новой силой огонек, тлевший в его глазах.
— Не глупо ли с вашей стороны так упорствовать?
Она ничего не отвечала, а лорд Вроксфорд между тем произнес, меряя шагами опустевшую комнату:
— Вы подумали, на что обрекаете себя в будущем? Вы сознаете, что значит навсегда заточить себя в корнуоллском поместье с отцом, потерявшим голову от отчаяния, что он больше не сможет играть в карты?
По выражению лица Лоринды Он понял, что удар попал в цель.
— Никаких вечеринок, никаких поклонников, — не отступал он, — если не считать нескольких деревенских олухов. — Он помолчал и затем добавил не без злорадства: — В таких обстоятельствах, Лоринда, едва ли ваша красота сохранится надолго.
Он уловил в ее взгляде смятение и, приблизившись, положил руки ей на плечи.
— Давайте вместе уедем отсюда, — сказал он тихо. — Думаю, мы сумеем развлечься в обществе друг друга. Мы даже можем отправиться на Восток, который мне всегда хотелось посетить.
Лоринда не сделала ни единого движения, но он почувствовал, как от его прикосновения все ее тело напряглось.
— А когда Восток нам надоест? — спросила она чуть слышно. — Что тогда?
— Моя жена может умереть. У нее слабое здоровье.
Лоринда коротко рассмеялась и высвободилась из его объятий.
— Ах, Ульрик, это такая же банальная отговорка, как и ваши жалобы на то, что она не в состоянии вас понять. Люди никогда не умирают, когда вы сами желаете им смерти.
Лорд Вроксфорд нерешительно взглянул на нее. Солнечный свет, лившийся в окна, играл золотыми отблесками в ее волосах, как бы образуя золотой ореол.
— Боже мой, как вы прекрасны! — воскликнул он. — Я хочу, чтобы вы стали моей, Лоринда! Я испытываю к вам такое влечение, какого никогда еще не вызывала во мне ни одна женщина, и твердо намерен добиться своего!
Лоринда бросила на него взгляд, полный нескрываемого озорства:
— Моя старая няня часто говорила: «Хотеть — не значит получить», и это мой ответ.
— Вы не можете говорить так всерьез! — промолвил он. — Вы не настолько глупы, чтобы отвергнуть единственное приемлемое предложение, на какое можно рассчитывать в вашем нынешнем положении.
Он прищурил глаза и добавил:
— Я уже слышал, что Эдварда отослали в отдаленное поместье, а другие кавалеры, до сих пор склонявшиеся к вашим ногам, уже подыскивают себе другой предмет обожания. — Он заметил улыбку на ее губах, и это привело его в бешенство. — Я очень богат, Лоринда, и готов потратить все свое состояние до последнего пенни на вас. Неужели вы действительно способны на такую чудовищную глупость, как отказ от моего предложения?
— Я так и предполагала, что рано или поздно мы доберемся до ваших денег, — съязвила Лоринда. — Если бы завтра на аукцион выставили меня, я уверена — вы стали бы торговаться и, возможно, сумели бы купить меня за бесценок! Но коль скоро решение остается за мной, то меня все это нисколько не занимает.
— Будь я в здравом уме, — с горечью сказал лорд Вроксфорд, — то покинул бы вас, не сказав больше ни слова. Но, учитывая случившееся, я все же хочу дать вам еще одну, последнюю, возможность. Вы согласны уехать со мной?
Лоринда развела руками:
— Дорогой Ульрик, я никогда не забуду, что вы предложили мне помощь, какой бы она ни была, тогда как другие не сделали даже этого.
— Вы действительно намерены упорствовать в своем отказе?
— Пока я буду прозябать в корнуоллской глуши, глядя целыми днями на море и предаваясь заботам о хлебе насущном, я, без сомнения, не раз вспомню о вашем состоянии и испытаю ни с чем не сравнимое удовольствие при мысли, что всех ваших денег оказалось недостаточно, чтобы купить меня.
— Что вы имеете в виду?
— Если говорить прямо, то я имею в виду, что вам нечего мне предложить. У вас нет ничего, за что я была бы готова продать свою душу.
— Я вас не понимаю.
— Что ж, может быть, это и к лучшему. Прощайте, Ульрик.
— Вы на самом деле этого хотите?
— Да. Благодарю вас за то, что пришли меня навестить.
Не в силах больше сдерживать себя, лорд Вроксфорд шагнул вперед и протянул к ней руки, но ей каким-то образом удалось от него увернуться.
— А теперь вы начинаете мне докучать, — произнесла она резко. — Уходите, Ульрик. У меня сейчас слишком много дел, и я больше не собираюсь тратить попусту время.
— Проклятие! — выругался он. — Я не шучу. Вы не можете вот так просто взять и прогнать меня!
— В таком случае вам лучше удалиться самому.
С этими словами Лоринда открыла дверь библиотеки и вышла. Лорд Вроксфорд слышал, как она взбегала вверх по лестнице.
Какое-то время он не двигался с места, на его лице было не только разочарование, но и искреннее удивление. Он не сомневался, что Лоринда предпочтет его предложение, напуганная перспективой похоронить себя заживо в корнуоллской глуши.
Какое-то время он терпеливо ждал, словно втайне надеясь, что она одумается и вернется. Но так как кругом все было тихо, он, тяжело ступая, пересек опустевший холл и вышел через парадную дверь.
Торги привлекли к себе даже большее внимание, чем рассчитывал аукционист. Хотя они должны были начаться только в одиннадцать часов утра, уже за час до назначенного времени в дом хлынул поток посетителей. Предполагалось, что аукцион состоится в большой гостиной, и все приготовленные заранее стулья оказались занятыми.
Лоринда не ошиблась, думая, что добрая половина присутствующих явились сюда из чистого любопытства. Она узнала в толпе многих своих недоброжелателей и не могла не заметить их злорадные усмешки, вызванные незавидным положением, в котором она оказалась. Среди них были те, кого она презирала и к кому относилась свысока; те, кто возмущался ее манерой поведения, а также немало тех, кто втайне восхищался такими ее поступками, на которые они сами никогда бы не решились.
Кроме того, с удовлетворением отметила про себя Лоринда, в зале присутствовало большое количество настоящих покупателей и посредников — они станут поднимать цены, соперничая друг с другом.
— Вы действительно намерены присутствовать в зале, миледи? — спросил аукционист.
— Я должна быть там! — решительно заявила Лоринда.
— Мне казалось, что вы будете чувствовать себя неловко, — заметил он. — В большинстве подобных случаев все передается в наше ведение.
— Мне не терпится узнать, как проходят торги. Она понимала, что большинство людей сочтут ее присутствие на распродаже собственного имущества чем-то из ряда вон выходящим, однако гордость не позволяла ей скрыться от посторонних глаз, как это недавно сделал отец.
«Пусть они думают все что угодно, — решила она, — но я не позволю им считать, будто я убита горем или в отчаянии рыдаю, лежа на кровати».
Она была очень красива и надменна в своем лучшем платье и широкополой шляпе с перьями, сидела рядом с аукционистом и запоминала каждого покупателя. Различные предметы обстановки, выставленные на продажу, оставили ее почти равнодушной, так как с ними не было связано никаких личных воспоминаний. Но вот в зал внесли драгоценности матери, и тут она впервые испытала острый приступ сожаления, вызванного, как она сама пыталась себя убедить, чистой сентиментальностью.
— Ты вся сверкаешь, словно сказочная фея, мама, — сказала Лоринда как-то раз в детстве своей матери — та зашла пожелать ей спокойной ночи перед тем, как спуститься к обеду.
— Это ожерелье принадлежало еще одной из моих прабабок. — Мать прикоснулась к изумрудам на шее. — Когда-нибудь, дорогая, оно перейдет к тебе, эти изумруды под цвет твоих глаз!
Теперь, глядя на изумруды, Лоринда сожалела о том, что ей так и не довелось их надеть. Они слишком бросались в глаза, чтобы их могла носить молодая девушка, а Лоринда всегда гордилась своим непогрешимым вкусом в одежде. Однако она часто вспоминала об изумрудах и не раз, вынимая из сейфа менее массивные украшения, мечтала надеть это ожерелье на свою свадьбу. Оно бы выглядело чрезвычайно эффектно на белоснежной коже, под пару крупным серьгам, сверкавшим у нее в ушах. Теперь же все это пойдет с молотка, и Лоринда окинула взглядом гостиную, невольно задаваясь вопросом, кто из присутствовавших дам сумеет оценить драгоценности по достоинству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19