— вспылила Тина. — Вы же знаете, мне совершенно не нужно это нелепое, сумасбродное приданое, которое навязала мне ваша бабушка! Но что я могла сделать? Она же считает, что я богата… достаточно богата, чтобы заплатить за все это. Как только я выйду замуж, предполагаю, моему мужу тотчас же представят счета. Вы действительно думаете, что меня интересует, во что я одета? Я была счастлива и в том, в чем приехала сюда! Только когда вы все стали смеяться над моим платьем, я поняла, какой у меня, должно быть, деревенский вид!
— Как выглядит ваше свадебное платье? — неожиданно поинтересовался лорд Уинчингем.
— Оно очень красивое, — запинаясь, ответила Тина, — во всяком случае, мне так говорили. Я не смотрела на него.
— Не смотрели? — рассердился он. — На него будет смотреть сэр Маркус, не так ли? Сэр Маркус увидит вас сияющей, в полном блеске. «Прекрасная невеста», — скажут все. Вы ведь ждете не дождетесь того момента, когда он наденет кольцо вам на палец и вы станете леди Уэлтон? Леди Уэлтон! Слуги будут распинаться перед вами и называть вас «миледи»!
Тина закрыла лицо руками.
— Замолчите! Сейчас же замолчите! — закричала она. — Почему вы говорите с такой ненавистью? Вы же знаете, что я не хочу выходить за него, но этот план придумали мы с вами! Только сэр Маркус сделал мне предложение, а у нас не было времени ждать!
— Не было времени, — повторил лорд Уинчингем, словно старался убедить самого себя. — А когда мы придумали этот план, нам казалось, что времени полно. Вам пора делать выбор, пора, вероятно, найти какого-нибудь приятного, незаметного молодого человека. Но нет… именно Уэлтон с его подмоченной репутацией! Он записной сердцеед! Уэлтон, который щеголяет по клубам, хвастаясь своими победами!
— Повторяю вам, я его не выбирала, — перебила его Тина. — Я возненавидела его с первого взгляда. Я боялась его, но никто больше не появился… Никто! Мистер Ламптон назначил вам срок оплаты, и у меня не осталось времени, чтобы найти более подходящую партию!
— Не думаю, чтобы это что-нибудь изменило, — сердито проворчал лорд Уинчингем, отвернувшись от окна и посмотрев ей в лицо. — Что вы здесь делаете? Ступайте наверх и отдохните, чтобы ваш жених увидел вас красивой! Наденьте ваше лучшее платье, чтобы соблазнить и очаровать его, и напомните, чтобы он ни в коем случае не забыл о деньгах! Вы очень выгодно продали себя! Сто тысяч фунтов мне… но посмотрите, что будет у вас: загородный особняк сэра Маркуса в Ньюмаркете… его лошади… ложа в опере… обширные владения… тяжелые денежные мешки! Все это будет принадлежать вам и принесет вам массу счастья!
Его голос бил по ней словно хлыст, и Тина почувствовала, как кровь приливает к ее лицу.
— Вы злой, мерзкий человек! — вышла она из себя. — Зачем вы мне это говорите? Зачем пытаетесь сделать меня еще более несчастной? Что я еще могу предпринять, какой у меня выбор? Я попала, как крыса, в ловушку, и вы это прекрасно знаете! Неужели вы не видите, что я должна через это пройти?
— Разумеется, должны, — признал он, и в его голосе снова зазвучала такая нетерпимость, что она задрожала от гнева и горя. Однако прошептала:
— Ума не приложу, чем я навлекла на себя вашу немилость. Я лишь пыталась помочь вам, сделать что-то для вас!
Ее голос сорвался на последнем слове, по щекам Тины потекли слезы; и все же она смотрела ему в лицо, не отрывая от него глаз, немного приоткрыв губы, а сцепленные руки говорили о силе ее чувств.
Какое-то время они стояли совершенно неподвижно, словно оба окаменели, а потом вдруг напряжение лорда Уинчингема прорвалось.
— Черт вас подери! — бешено вскричал он. — Черт вас подери!
Прежде чем Тина поняла, что происходит, он сгреб ее в объятия и коснулся губами ее губ. Она раскрыла рот от удивления и затихла, чувствуя твердое, почти грубое прикосновение его губ. Лорд Уинчингем крепко прижал ее к себе, но инстинкт подсказывал ей, что, целуя ее со страстью, он, тем не менее, все еще пребывает в ярости и негодовании.
Впрочем, Тина не могла думать ни о чем, кроме как о чуде этих поцелуев. Пламя страсти охватило всю ее целиком. Ей казалось, что мир остановился, что они с лордом Уинчингемом остались вдвоем, пелена спала с их глаз и они стали лишь мужчиной и женщиной, связанными друг с другом и принадлежащими друг другу.
«Я люблю вас», — хотела она признаться, но его губы по-прежнему держали ее в плену, а объятия сковывали, словно стальными обручами. Тина не могла , пошевелиться, даже если бы захотела. Золотой, блестящий и восторженный мир кружился вокруг нее, пока лорд Уинчингем со стоном, чуть пошатнувшись, не оторвался от ее губ и не оттолкнул ее от себя. Она покачнулась и упала бы, если бы не удержалась за спинку стула.
— Уходите! — услышала Тина его голос. — Уходите сейчас же… пока я не передумал. Ради бога, не подходите больше ко мне!
— Но… но, С… Стерн… — Робко, впервые она назвала его по имени.
Ее лицо и тело, казалось, светились от его волшебного прикосновения. Лорд Уинчингем повернулся к ней спиной, опустил голову и ссутулился.
— Уходите! — резко повторил он. — Делайте, как я говорю… уходите!
Она заколебалась, ей так хотелось сказать гораздо больше, но приказ был непреклонен. Тина не осмелилась ослушаться. Медленно волоча ноги, надеясь на отсрочку, она прошла по комнате. У двери остановилась и оглянулась. Лорд Уинчингем по-прежнему стоял у окна и выглядел старым, подавленным человеком.
— Стерн! — снова прошептала она его имя и, не дождавшись ответа, вышла из комнаты.
Сама не зная почему, Тина направилась в свою спальню. Там она некоторое время стояла, прижавшись спиной к двери и закрыв руками горящие щеки, слушала, как бешено бьется ее сердце. Теперь Тина знала, что он любит ее так же, как она его!
Тина не понимала одного: за что он на нее сердился? Но теперь все встало на свои места. Свое неутоленное желание Стерн с головой выдал этими поцелуями, которые начались грубо, а кончились плохо скрываемой нежностью и требовательностью.
— Он любит меня! — Произнеся вслух эти слова, она вдруг опустилась на колени перед постелью. — О, слава богу! Слава богу! Он любит меня!
Все прочее, казалось, не имеет значения. Прошлое, будущее, настоящее с его проблемами — все это было мелкими, незначительными неприятностями по сравнению с тем бесконечным счастьем, что он любит ее. Почему-то Тина никогда не представляла, что такое возможно; никогда не представляла, что настанет момент, когда он захочет ее так же, как она хочет его, когда боль в груди будет не одинокой, а разделенной.
Сейчас для нее не имело значения даже то, что в будущем они не будут вместе. Важно было лишь то, что она его завоевала, что его любовь полностью принадлежит ей.
— Я люблю его! Я люблю его! — повторяла она в своей комнате, и та казалась еще красивее потому, что принадлежит ему, так же как и ее сердце!
Тина понимала, что после охватившей ее на первых порах эйфории очень скоро погрузится в бездну отчаяния, потому что их любовь никогда не сможет стать совершенным союзом двух людей, как хотелось бы. Инстинкт подсказывал ей, что впереди ее ждут отчаяние, опустошение и горе. И все же сейчас это не имело значения. Главное, что она любима, любима человеком, которого любит так глубоко и так сокровенно!
— Благодарю тебя, Господи! Благодарю тебя, Господи!
Это была молитва, идущая от самого сердца, без мольбы о чем-то большем. И вдруг ее взгляд наткнулся на белое платье, лежащее на постели.
В первоначальном экстазе, войдя в комнату, она его не
заметила, а теперь очень медленно встала и сняла покрывало.
Это было ее свадебное платье — поверх кружевной нижней юбки белая шелковая тафта, расшитая серебром и бриллиантами. Затейливой формы лиф, украшенный крошечными цветочками флердоранжа спрятавшимися в кружевных оборках. Ее свадебное платье!
Тина смотрела на него почти невидящими глазами, понимая, что ее предстоящее замужество — насмешка не только над ее любовью, но и надо всем, что есть святого и чистого. Брак означает союз мужчины и женщины, готовых до конца своих дней любить и ласкать друг друга. Она же предает не только себя, но и идеалы всех влюбленных женщин.
Тина повернулась к двери. Ей хотелось спуститься к лорду Уинчингему и сказать ему, что они не должны губить свои жизни и разбивать свои сердца. В голове сразу возник план: они убегут вместе, уедут во Францию и останутся там жить тайно, наслаждаясь обществом друг друга. И вдруг испугалась: это невозможно! Их совместная жизнь не должна начинаться с бесчестия и трусости. Она не могла представить себе лорда Уинчингема сбежавшим от своей семьи, своих владений, своих долгов, возмущенных кредиторов и прозябающим на чужбине. Лучше продать Уинч и распределить вырученную сумму среди тех, кому он должен.
Хотя и эта идея безнадежна! Тина уже не раз обдумывала такой вариант. Сначала надо заплатить мистеру Ламптону — это долг чести, а после его уплаты очень мало что останется. Отказ же уплатить карточный долг не только вызовет скандал, но и может привести во «Флит».
Тина отвернулась от двери и снова посмотрела на свадебное платье. В этот момент она поверила, что любовь даст ей силы пройти через все это! По крайней мере, она испытала полное счастье и теперь до конца своих дней будет помнить поцелуи лорда Уинчингема, тот восторг, который они в ней пробудили.
— Я люблю тебя, — снова прошептала Тина внезапно дрогнувшим голосом. Но на сей раз в этих простых словах не было ликования и торжества, а всего лишь выражение верности.
Она подошла к туалетному столику, села на низкий табурет перед зеркалом в золоченой раме и посмотрела на свое отражение. «Я стану старой, — подумала она, — старой и уродливой, но всегда буду помнить прикосновение его губ, его объятия. Пламя, загоревшееся во мне, зажгло и его». И вдруг, не ожидая того, горько заплакала.
Не из жалости к себе и не от отчаяния, а безнадежно, как плачет человек, у которого нет будущего, нет надежды, нет спасения.
Глава 11
Его светлость не вернулся, ваша светлость. — Не вернулся? — почти вскрикнула герцогиня. — Его не было вчера вечером, когда он мне понадобился, а сейчас… через двенадцать минут мы отправляемся в церковь!
Тина отвернулась от трюмо, перед которым горничные в последний раз поправляли на ней платье и фату.
— Его светлость не ночевал дома? — спросила она. Горничная, получившая информацию от лакея, который слышал ее от дворецкого, присела в реверансе.
— Нет, миледи… то есть, мисс. Мистер Джарвис сказал, что постель его светлости не расстелена.
От Тины не ускользнула оговорка в обращении к ней — ведь всего через час этот титул «миледи» будет принадлежать ей по праву. Она станет леди Уэлтон, а лорд Уинчингем, похоже, не увидит ее свадьбы.
Тина не видела его с того момента, как они целовались, и в глубине души понимала, что он просто боится — боится своих, а может быть, и ее чувств. Боится прощания, к которому их неумолимо ведет поток событий.
Накануне день прошел скучно и в суете: потерялась фата, сломалась застежка бриллиантового ожерелья, подаренного ей на свадьбу герцогиней, сапожник не прислал туфли, заказанные к ее дорогому, элегантному платью. И было много других мелких неприятностей, досаждавших с минуты на минуту, из часа в час! Герцогиня волновалась и без всякой причины находилась в дурном расположении духа. Абдул постоянно получал затрещины, и только появление мамонта среди пирогов на кухне могло бы унять его крики. Все слуги, казалось, пребывали в смятении, и даже мистер Грейчерч, похоже, утратил свое обычное безмятежное спокойствие.
Тина провела день как во сне, и как многие сны, он казался ей то кошмаром, то безмерным счастьем. Всеми фибрами души она чувствовала, что лорд Уинчингем любит ее, и одновременно прекрасно понимала, (Что после свадьбы будет редко видеться с ним, если вообще будет. Одно дело — принести себя в жертву любимому человеку, и совсем другое — осознавать, что никогда больше его не увидишь и он не сможет даже выразить ей свою благодарность за принесенную жертву!
Ближе к вечеру, страстно желая увидеть Стерна, услышать его голос, пусть резкий и властный, она направилась в библиотеку.
Лорда Уинчингем там не оказалось, но Тина знала, что на столе лежит ее брачный контракт, подписанный, скрепленный печатью и ожидающий, когда мистер Грейчерч заберет его и со свойственной ему пунктуальностью приложит к остальным документам.
Почти не видящими глазами она прочла свое имя и имя сэра Маркуса, а внизу страницы заметила подпись лорда Уинчингема, нацарапанную с такой яростью, что перо прорвало бумагу.
В библиотеке все напоминало о нем. На столе стоял бокал, наполовину наполненный бренди, и дверь в сад была открыта. Тина решила, что он просто вышел прогуляться перед сном, как это делал обычно. Горя желанием видеть его, она тоже вышла в сад, глядя на мощеные дорожки. Лорда Уинчингема поблизости не было.
Тина грустно пошла по одной из них к большим воротам, скрытым от дома деревьями, откуда тропинка вела к конюшням. Возможно, он пошел проведать своих любимых лошадей? Ворота оказались открыты. Заглянув за них, она оглядела дорожку, идущую вдоль стены конюшни. Дорожка оказалась довольно сырой, и Тина не рискнула ступить на нее в своих атласных туфельках. Решила, что лорд вот-вот вернется, а ей лучше подождать его в беседке.
Интересно, что он ей скажет? Застигнутый врасплох, покажет ли свои истинные чувства или твердо решил не делать этого? Почему-то ей подумалось, что, сохраняя безукоризненное самообладание, лорд Уинчингем начнет убеждать ее в своем полном безразличии к ней.
Вечер был тихим и безветренным. Она ждала в беседке, слушая журчание фонтанов и пение птиц, свивших гнезда в кустарнике. Как хорошо жили бы они с лордом Уинчингемом в каком-нибудь маленьком деревенском коттедже, вдали от этой роскоши, от многочисленной армии слуг и арендаторов, вдали от цепких лап высшего света, жадно поглощавшего их драгоценное время!
Ей вдруг представились долгие дни, полные солнечного света и удовольствий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26