Рене властно позвонила в колокольчик, и через несколько секунд вошла горничная. Это была полная женщина средних лет, начинавшая седеть. Но лицо у нее было доброе, и Рене обратилась к ней с дружеской теплотой:
— Мари, нам нужна ваша помощь. Видите эту даму? Посмотрите на ее платье, на ее волосы.
— О, мадам, это что-то… особенное, — удивленно вскинула брови Мари.
— Вот видите, — рассмеялась Рене. — И, простите меня, мадам, сейчас я забуду о том, что вы знатная и высокопоставленная дама, и буду помнить только то, что вы — маленькая кузина Арчи.
— Я прошу вас об этом, — сказала Корнелия умоляющим тоном.
— Хорошо. С кузиной Арчи я могу говорить откровенно. Ваше платье, моя дорогая, ужасно. Я уверена, что оно стоило очень дорого и было куплено у одного из пресловутых модных кутюрье, услугами которого пользуются английские дамы и воображают себя хорошо одетыми. Но если и этого было недостаточно, чтобы изуродовать вас, то есть еще и волосы, которые можно уложить в такую безобразную прическу, что я содрогаюсь, глядя на нее.
— Я чувствовала, что здесь что-то не так, — ответила Корнелия, — но знаете, я жила в Ирландии и за модой не следила. Лошадям нет никакого дела до моды, и, по правде говоря, я вообще не укладывала волосы в прическу, пока не переехала в Англию.
— Лучше уж было оставить их распущенными, — сказала Рене суровым тоном. — Пойдемте, Мари, у нас очень мало времени. Хорошо, что у мадам примерно те же размеры, что и у меня.
— Но вы же намного, намного тоньше! — воскликнула Корнелия.
— Сомневаюсь, — усмехнулась Рене. — Все портят ваши корсеты. В Англии не имеют представления о том, как создавать фигуру.
Мари достала из шкафа небольшой черный корсет, сильно отличавшийся по форме от того, что был на ней. Мари туго зашнуровала его, но он был сделан так искусно, что Корнелия нашла его гораздо более удобным по сравнению со своим.
Потом Рене вынула нижнее белье, какого Корнелия никогда не видывала и даже не представляла, что такое бывает, — сорочку и панталончики из тончайшего шелка, отделанные кружевом и украшенные изящно вышитыми, крошечными бантиками из розочек. Потом появилась и нижняя юбка, которую, как говорится в волшебных сказках, можно было пропустить через обручальное колечко.
Затем Мари быстро усадила ее перед туалетным столиком и ловкими пальцами принялась вынимать подкладной каркас и расчесывать похожие на колбаски локоны.
Когда шпильки были вынуты, волосы Корнелии рассыпались у нее по плечам и коснулись пола. Рене тихо ахнула от восхищения.
— У вас чудесные волосы! — воскликнула она. — Грешно уродовать то, что так красиво в своем естественном виде.
— Красиво? Вы называете мои волосы красивыми?
— Они такие и есть, — сказала Рене. — Их нужно только расчесывать и ухаживать за ними. Разве вы никогда не расчесывали свои волосы?
— Изредка, — призналась Корнелия. — У меня как-то никогда не хватало на это времени.
— По сто раз утром и вечером, это минимум, не так ли, Мари?
Мари проворчала что-то об «этих англичанах» и взяла в руки щетку.
Горничная расчесывала каждую длинную прядь ее волос плавными, размеренными движениями, и каждое из них, казалось, усиливало их блеск и упругость. Наконец, под руководством Рене, она начала укладывать волосы в прическу.
— У вас голова идеальной формы, — заметила Рене. — Зачем прятать ее под таким безобразным сооружением, с каким вы сюда пришли? Ваша королева Александра достаточно умна, чтобы не скрывать красоту своей головы. Берите пример с нее.
Понимая, что наблюдает работу настоящего мастера, Корнелия смотрела, как Мари забрала кверху волосы со лба и от ушей и заплела их в длинные симметричные косы, образовавшие небольшую корону над естественными волнами. Когда все было готово, Корнелия даже удивилась: почему она сама не догадалась, как, по замыслу природы, должны лежать ее волосы.
— Какая же вы искусница! — воскликнула она.
В ответ на комплимент Мари только улыбнулась.
— Итак, если мы идем к «Максиму» и надо, чтобы ваш муж вас не узнал, — сказала Рене, — я должна кое-что сделать с вашим лицом. Я знаю, что в Англии дамы не красятся и не пудрятся, но мы с вами сейчас в Париже, и если вам предстоит быть увиденной в моем обществе, то вы будете выглядеть странно без пудры и помады.
— Тетя Лили пользуется пудрой, — ответила Корнелия, — но она сказала мне, что я этого делать не должна, пока не выйду замуж.
— Замужняя женщина получает все преимущества, — улыбнулась Рене, — так что теперь, когда вы замужем, вы сможете делать все, что пожелаете. Прежде всего займемся вашими ресницами.
Достав маленькую щеточку и черную тушь, она подчернила и без того черные ресницы Корнелии. Потом наложила чуточку румян на ее щеки и подкрасила губы. Когда Корнелия хотела повернуться и посмотреть на себя в зеркало, она остановила ее:
— Подождите! Мы еще не закончили. Мари, подай то огненное кружевное платье, которое я купила на прошлой неделе.
— Но, мадам, вы не должны одалживать мне свое новое платье, — запротестовала Корнелия. — Довольно будет какого-нибудь старого, которое вам надоело.
— Чтобы весь Париж говорил, что вы носите мои обноски? — спросила Рене. — Нет-нет, это не годится. У меня есть план. Подождите, дитя мое, через некоторое время я вам все объясню.
Из умело скрытого в стене шкафа Мари вынула платье. Это было самое прекрасное платье, какое Корнелии когда-либо доводилось видеть, — из ярких кружев цвета огня, нашитых узкими рюшами, сильно декольтированное и обтягивающее грудь; далее, подчеркивая узкую талию и крутую выпуклость бедер, юбка расширялась и волнами колыхалась у ног.
— Словно на вас сшито! — в восторге воскликнула Рене. — У нас с вами, должно быть, в точности одинаковый размер.
— Не может быть, мадам, — возразила Корнелия. — У вас такая тоненькая талия.
— У вас тоже, моя дорогая, — улыбнулась Рене.
Из шкатулки с драгоценностями она вынула бриллиантовые серьги в виде длинных подвесок и вдела их в уши Корнелии.
— Снимите ваше обручальное кольцо, — сказала Рене. — Сегодня вечером вы не замужем, вы — мадемуазель.
Корнелия сделала, как ей было велено.
— Черные перчатки, Мари, — распорядилась Рене. — Вот теперь, друг мой, можете посмотреть на себя.
Она подвела Корнелию к зеркалу, освещенному с обеих сторон. Корнелия сначала подумала, что она видит не отражение в зеркале, а портрет очень красивой незнакомки. Неужели это она?
Даже лицо казалось другим. Исчезла не только жалкая и несчастная жена герцога Рочемптона, но и Корнелия из Розарила тоже. От мучительных переживаний двух последних дней и оттого, что она практически ничего не ела, ее лицо сильно исхудало, и по контрасту глаза казались огромными.
Они были безупречной формы, окаймленные длинными, загнутыми темными ресницами, а их цвет был цветом воды в лесном ручье под весенним солнцем. Зеленые, пронизанные золотистыми искрами, они отражали все оттенки чувств, переживаемые Корнелией. Сейчас они сияли и сверкали так, что. при взгляде на нее любой видел бы только эти глаза и ничего больше.
Все черты ее лица, некрупные и правильные, были полностью подчинены ее глазам. Заметен был только рот: красные, соблазнительные губы разительно отличались от тех прежних бледных, дрожащих губ, которые боялись говорить о любви.
Ее уложенные в корону волосы блестели мягкими, скрытыми отсветами, вызванными к жизни щеткой Мари. Гордая, красивой формы голова была высоко поднята на округлой молодой шее с достоинством и уверенностью, какие давала ей пока еще нетвердая убежденность в собственной красоте.
И теперь Корнелия впервые поняла, почему все платья, купленные в Лондоне, были ей так не к лицу. От яркого пламени кружев ее кожа казалась белой и красивой. Словно прочитав ее мысли, Рене сказала:
— Вы всегда должны носить только яркие, чистые цвета или черное. У вас, как это ни удивительно, кожа испанки — она чудесного цвета и текстуры магнолии, которым мы все завидуем. Однако белый, бежевый и все другие пастельные оттенки лишают ее чистоты и придают ей землистость.
— Я буду это помнить, — отозвалась Корнелия.
— А теперь, Мари, — улыбнулась Рене, — шляпу с плюмажем и мою накидку из черной лисы.
— Шляпу? — удивленно спросила Корнелия.
— Вы увидите, что в «Максиме» все будут в шляпах, — ответила Рене. — В Париже это часть вечернего туалета. Только англичанки оставляют вечером свои безобразные прически ничем не украшенными.
Шляпа из черного бархата с пышными перьями под цвет платья и длинные бриллиантовые серьги, свисавшие из-под полей и сверкавшие, когда на них падал свет, определенно шли ей. Мари подала Корнелии накидку из меха черной лисы, Рене надела шляпку с изумрудно-зеленой эгреткой, и они были готовы.
— Одну минуту, — сказала Рене, когда Корнелия в нетерпении повернулась к двери. — Вам важно помнить вот что: каждый видит то, что ожидает увидеть. Ваш муж не ожидает увидеть вас, поэтому он ни на секунду не подумает, что это сияющее, прекрасное создание, которое я привела с собой как свою гостью, — вы. Я говорю вам это потому, что если он подойдет и заговорит с нами, то вам надо будет высоко держать голову, смотреть ему в глаза и не бояться. Вы очень хорошо говорите по-французски, поэтому пускай у вас будет французский акцент — для вас это не трудно.
— Я постараюсь, — сказала Корнелия. — Вы на самом деле думаете, что он может заговорить с нами?
Мысль об этом повергла ее в ужас.
— Я много лет знаю вашего мужа. Если он будет у «Максима», то обязательно подойдет поговорить со мной. У вас достанет смелости смотреть ему в лицо?
Корнелия глубоко вздохнула:
— Я буду делать все, что вы скажете, мадам. Вы правы — он меня не узнает.
— Когда вы играете роль, то важно мысленно перевоплотиться в изображаемый персонаж. Вот почему с этой минуты Корнелия, герцогиня Рочемптон, перестает существовать. Вы — моя подруга. Я дам вам имя и всегда буду обращаться к вам по этому имени. Минуточку… — Рене задумалась. — Вы так элегантны, так желанны… — продолжала она. — Пусть это и станет вашим именем — Дезире! Идеальное имя, дитя мое, для вашего второго «я». Вы — желанная, такая женщина, какую все мужчины захотят узнать и полюбить.
— Я постараюсь оправдать свое имя, — почтительно сказала Корнелия. — Благодарю вас, мадам!
Спасибо, Мари! Я не думала, что со мной может произойти нечто подобное.
— Вот и отлично, — сказала Рене. — А теперь покажемся Арчи.
Пройдя коридором, они вернулись в салон. Арчи сидел в удобном кресле и читал газету. Когда вошла Рене, он торопливо поднялся на ноги, потом посмотрел на Корнелию, и по выражению его лица она поняла, что он ее не узнал.
— Ну, Арчи, что ты думаешь о моей работе? — спросила Рене.
— Святые небеса! Неужели ты хочешь сказать, что это Корнелия? Никогда бы не подумал, что такое возможно. Рене, ты — гениальная женщина!
— Я работала по прекрасному материалу, — ответила Рене. — Она очень хороша, твоя маленькая кузина.
— Что верно, то верно! — воскликнул Арчи. — Только раньше я этого не понимал.
— А теперь, Арчи, я должна сказать тебе то, что уже говорила твоей кузине. Начиная с этого момента, мы с тобой не знаем никакой герцогини Рочемптон. Это моя подруга, Дезире… Дезире Сент-Клу, которая гостит у меня в Париже.
— Понимаю, — улыбнулся Арчи. — А теперь едем к «Максиму».
— А мы не опоздаем? — в волнении спросила Корнелия.
— Опоздаем? — Рене и Арчи засмеялись. — Веселье у «Максима» продолжается до зари; лучше всего приезжать около полуночи, так что мы даже слишком рано.
Корнелия больше ничего не говорила. Но, пока они ехали по улицам, она все время гадала, там ли еще герцог. Когда их карета остановились перед ни чем не примечательным входом в знаменитый ресторан, она испытала разочарование — ничего величественного, ничего примечательного.
Но когда они вошли внутрь, ей открылся весь блеск «Максима». Квадратный зал с его золотыми и малиновыми украшениями и многократно отражающими всё зеркалами сверкал, словно бокал шампанского со стремящимися кверху пузырьками.
Там были красивые женщины, все в сильно декольтированных вечерних туалетах и в шляпках, украшенных перьями, со множеством драгоценностей, блеск которых, однако, не мог затмить блеска их глаз и улыбок.
В этих женщинах было нечто особенное. Даже Корнелия, несмотря на свою неопытность, понимала, что они принадлежат к совершенно иному миру, чем те знатные леди, которых она встречала в Лондоне, но в то же время в них не было ничего вульгарного или неприятного. Они были красивы и ярки, словно цветы; они были непосредственны и несдержанны, словно веселящиеся на празднике дети.
Там были мужчины всех национальностей, в большинстве своем известные аристократы. Там был цвет французской знати, члены королевских семей Европы, вельможные особы из Австрии, Испании и многих других стран. Метрдотель проводил Рене к столику, который всегда оставался зарезервированным для нее. Кто-то в насмешку прозвал его «Королевской ложей», и это было недалеко от истины, потому что она была, без сомнения, королевой своего мира.
Усаживаясь, Корнелия все время искала глазами одно лицо, одного человека среди толпы смеющихся и болтающих людей. Для начала Арчи заказал икру; в большом серебряном ведерке со льдом им принесли бутылку шампанского.
— Не сидите с таким озабоченным видом, Дезире, — приказала Рене.
И в этот момент Корнелия увидела его! Он сидел в другом конце зала, и с ним три женщины. Все поплыло у нее перед глазами, на несколько секунд она будто ослепла.
— Выпей немного шампанского, — тихо посоветовал Арчи. — Тебе станет лучше.
Она последовала его совету, вино прояснило зрение и дало ей силу снова взглянуть на мужа. Он засмеялся чьей-то шутке и теперь салютовал своим бокалом хорошенькой девушке с огненно-рыжими волосами и в платье, расшитом блестками.
Музыка сменилась, и пары пошли танцевать. Герцог был среди танцующих. Его партнершей была не рыжеволосая, а другая девушка, светловолосая и голубоглазая, немного напоминавшая Лили Бедлингтон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27