Женщины, как могли, постарались привести себя в порядок. У одной нашелся гребешок, у другой — зеркальце. Все это было пущено по кругу.
Но пришлось ждать еще несколько часов, прежде чем лязгнул засов и в камере появились полицейские. Женщин одну за другой начали выводить в коридор.
— Если нашим делом в суде занимается мистер Кертис-Беннетт, то ничего хорошего не жди! — заметила одна из арестанток.
— До встречи в тюрьме! — задорно кричали узницы, прощаясь друг с другом.
Они выходили из камеры с высоко поднятой головой и выражением решимости на лице.
«Какие они храбрые! И как отважно держатся…» — подумала Виола.
Она тоже постаралась придать своей походке и осанке больше твердости, но на душе у нее по-прежнему было тяжело, а пальцы, холодные как лед, предательски дрожали.
Когда арестованные суфражистки скрылись за дверями суда, Рейберн Лайл обратился к своему спутнику-офицеру:
— Могу я поговорить с дамой, которая только что прошла мимо? Она была последней в этой процессии.
Офицер покачал головой.
— Боюсь, что нет, сэр. Но вы можете передать ей ваше сообщение через меня.
— Это очень любезно с вашей стороны, — вежливо заметил Лайл.
Он отвел офицера в сторонку и что-то зашептал ему на ухо. Затем Лайл торопливым шагом покинул здание полицейского участка и направился к ожидавшему его экипажу.
Офицер же вошел в помещение зала судебных заседаний.
Как обычно в таких случаях, там уже толпились жадные до сенсаций репортеры. Они даже начали что-то писать в своих блокнотах, хотя судебное заседание еще не открылось.
Места для публики тоже не пустовали. В основном они были заполнены праздными зеваками, которые заранее предвкушали удовольствие от того, как знатные дамы будут «валять дурака».
Присутствовали здесь и женщины победнее. Им хотелось понять смысл нового движения, в котором с таким пылом участвуют эти богатые дамы.
Судья, мистер Кертис-Беннетт, был весьма суров и деловит.
Во главе арестанток шла некая миссис Деспард, которая, как стало известно Виоле, была признанным лидером суфражистского движения.
По всей видимости, эту ночь в камере она провела, репетируя свою будущую речь, и теперь принялась с жаром объяснять судьям, что вчерашнее выступление суфражисток было лишь началом большой кампании, которая будет продолжаться до тех пор, пока правительство не удовлетворит их главное требование и не предоставит женщинам равные с мужчинами избирательные права.
— Пути назад у нас нет, — объяснила миссис Деспард, — и чем скорее мы добьемся своего, тем лучше для вас!
В ответ мистер Кертис-Беннетт сурово отчитал ее, напомнив, что беспорядки на улицах являются преступлением и должны быть, безусловно, прекращены.
— Двадцать шиллингов штрафа или две недели тюрьмы! — вынес он свой приговор, на что миссис Деспард с достоинством отвечала:
— Я выбираю тюрьму. Да здравствует наше дело!
Тот же выбор был предоставлен следующей подсудимой, и она ответила так же.
Именно в этот момент к Виоле, стоявшей в конце ряда, подошел полицейский офицер.
Наклонившись, он зашептал ей на ухо:
— Когда судья обратится к вам с этим вопросом, мисс, сделайте вид, что вам стало дурно. Штраф за вас обещал заплатить некий джентльмен, который ожидает вас у входа в карете…
Виола удивленно посмотрела на говорившего, но не успела сказать ни слова, как он уже отошел от нее.
В это время следующая арестантка громко объявила:
— Я выбираю тюрьму, и да будет проклято наше жестокое правительство!
Постепенно арестованных женщин становилось все меньше и меньше. Тех, кому приговор был уже вынесен, увели обратно в тюрьму. Наконец дошла очередь и до Виолы.
Она предстала перед судьями, чувствуя, как отчаянно колотится сердце, и в то же время пытаясь сообразить, как ей действовать дальше.
Девушка понимала, чего ожидает от нее мачеха, — ведь та намеренно спровоцировала арест падчерицы.
Виола убеждала себя, что нельзя быть такой трусихой. Надо пройти через выпавшие на ее долю испытания подобно тому, как поступили все эти женщины. И в то же время в глубине души она была твердо убеждена, что это не ее стезя.
Во-первых, она сомневалась в том, что суфражистки борются за правое дело, а во-вторых, не одобряла избранных ими методов, которые шли вразрез с ее характером и воспитанием.
«И все-таки как же мне поступить?» — в отчаянии подумала Виола.
Погруженная в раздумья о том, надо ли ей последовать примеру своих подруг и отправиться обратно в тюрьму, девушка услышала свое имя, а затем бесстрастные слова судьи:
— Виола Брэндон, вы обвиняетесь в том же преступлении. Выбирайте — штраф двадцать шиллингов или две недели тюрьмы?
Возможно, именно его равнодушный тон и то, что судья при этом даже не взглянул на нее, заставили Виолу принять решение.
Глупо бросать вызов человеку, который, даже не вникая в существо дела, видит в этом судебном разбирательстве лишь обычную бюрократическую процедуру.
Виола закрыла глаза. Она вдруг почувствовала такую слабость и усталость, что неожиданно для себя вполне правдоподобно рухнула на пол.
Два констебля довольно грубо подхватили ее под руки.
До Виолы донеслись слова какого-то мужчины:
— Ваша честь, я вношу штраф за эту даму. Полицейские бесцеремонно потащили ее к выходу из зала суда.
— Следующий! — отрывисто распорядился судья Кертис-Беннетт, и не успела Виола покинуть это негостеприимное здание, как в зал ввели очередного подсудимого.
Почувствовав на щеке дуновение свежего ветpa, девушка поняла, что ее вынесли на улицу, а через несколько мгновений она уже сидела в каком-то экипаже.
Откинувшись на подушки, Виола услышала голос Рейберна Лайла:
— Благодарю вас, констебль.
Дверца закрылась, и экипаж тронулся в путь. Виола открыла глаза и увидела рядом с собой улыбающееся лицо Рейберна Лайла.
— А вы, оказывается, прекрасная актриса! Вот уж не думал, — насмешливо сказал он.
Девушка выпрямилась и поправила шляпку.
— Я так и думала, что это вы…
— А кто же еще стал бы вас спасать? — спросил он. — Неужели существует много кандидатов на эту роль?
— Кроме вас — никого, — честно ответила Виола. — Но как вы узнали, что я здесь? Это просто какое-то чудо!
— По счастливой случайности, я сам в это время находился в полицейском участке, — объяснил Лайл.
Увидев в глазах Виолы немой вопрос, он рассмеялся.
— Нет, не в качестве арестанта. Просто некоторое время назад у меня украли бумажник и портсигар, а полиция, как ни странно, их нашла. Вот я и пришел забрать свои вещи.
— И там увидели меня? — тихо спросила Виола.
Да. И очень удивился, что вы опять взялись за старое, — признался Лайл. — Неужели вы успели подложить другую бомбу?
— Нет-нет, что вы, ничего подобного! — запротестовала Виола. — Мы с мачехой пошли на Даунинг-стрит посмотреть на демонстрацию у дома премьер-министра, а потом…
Она запнулась.
Ей показалось неудобным рассказывать постороннему человеку о том, как низко поступила с ней мачеха.
— Так что же случилось потом? — спросил Лайл.
— Кто-то… наверное, кто-то из толпы, — торопливо продолжала Виола, — толкнул меня в спину прямо на констебля, и листовки, которые я держала в руках, рассыпались у его ног.
— Я ведь просил вас быть осторожнее, — с упреком произнес молодой человек.
— Я и старалась… — робко ответила Виола. Вздохнув, она продолжала:
— Теперь, когда я вспоминаю все это, сама мысль об избирательном праве кажется мне ненавистной… Мне, например, вовсе не хочется голосовать!
— Понимаю, — серьезным тоном произнес Лайл. — Я считаю, что в вашем возрасте нужно интересоваться не политикой или избирательным правом, а просто наслаждаться жизнью. Я уверен, что и ваш отец, будь он жив, посоветовал бы то же самое!
— И все же одними развлечениями жить нельзя, — робко возразила Виола. — Мне бы хотелось заниматься благотворительностью, например помогать бедным жительницам Ист-Энда. Я читала парламентские отчеты, в которых говорилось о том, в каком ужасающем состоянии порой находятся эти люди — у них нет жилья, еды, а уж об образовании и речь не идет! Так неужели избирательное право поможет решить хотя бы одну из этих проблем?!
— Я абсолютно уверен, что нет! — поддержал ее Рейберн Лайл. — Вы совершенно правы, Виола, — женщинам больше пристало помогать бедным и обездоленным, чем своим поведением выставлять себя на посмешище перед мужчинами!
Он взглянул на нее и добавил уже другим тоном:
— Но я вижу, вы устали — наверное, в тюрьме вам не удалось уснуть. Да и есть наверняка хотите… Сейчас я отвезу вас домой. Советую сразу же лечь в постель и забыть, как дурной сон, все, что с вами произошло. Это был жестокий урок, и пусть такое больше не повторится. Постарайтесь, чтобы в будущем с вами не случалось ничего подобного!
— Постараюсь… — тихо отозвалась Виола. Она с тоской подумала о том, что дома ее ждет мачеха.
Как только девушка вспоминала о мачехе, она сразу же чувствовала, как горит ее лицо от пощечин, которыми накануне наградила ее леди Брэндон. И все же от этой жестокой женщины можно было ожидать и худшего. Вот почему Виола считала, что в тот раз еще дешево отделалась.
А вот что ожидает ее сегодня?..
Она непроизвольно вздрогнула, и Рейберн ласково взял ее за руку.
— Рано или поздно, — сказал он, словно угадав ее мысли, — вам придется найти в себе мужество отказаться идти на очередную демонстрацию. Они ведь всегда кончаются одинаково!
Стоило Лайлу коснуться ее руки, и Виола мгновенно почувствовала, как по всему ее телу разливается приятная теплота. Никогда прежде она не испытывала такого чувства. Казалось, им полно не только ее тело, но и душа…
— Когда я с вами, — робко начала она, — я чувствую себя смелой… А вот с остальными людьми я ужасная трусиха! И ничего не могу с этим поделать…
— Я уверен, что вы гораздо храбрее, чем сами думаете, — возразил Лайл. — Когда вы оправитесь от сегодняшнего потрясения, мы с вами непременно встретимся и поговорим. Я думаю, что можно найти решение всех ваших проблем!
— Неужели это возможно? — с замиранием сердца спросила Виола.
— А почему же нет? — удивился Лайл. — Многие часы своей жизни я посвящаю тому, что пытаюсь уладить проблемы своих избирателей, а уж вашими займусь с особым удовольствием!
Мне кажется, если бы нам действительно удалось поговорить… я бы почувствовала себя гораздо увереннее!..
— Итак, решено — мы увидимся на следующей неделе. Только вы должны пообещать, что до тех пор снова не угодите в тюрьму!
— Я постараюсь быть осторожной, — пообещала Виола.
Экипаж остановился. Выглянув в окошко, Виола увидела, что это то самое место в начале Керзон-стрит, где шофер останавливался в прошлый раз, когда отвозил ее домой.
— Вы были так добры! — сказала она, обращаясь к Лайлу. — У меня не хватает слов, чтобы выразить свою благодарность…
— Лучше всего вы ее выразите, если постараетесь больше не попадать в подобную ситуацию, — серьезно посоветовал ей Рейберн. — Итак, до следующей недели! А тем временем берегите себя…
— Еще раз спасибо, — тихо проговорила Виола. — Вы так… великодушны!..
Она взглянула ему в глаза, и они оба на мгновение замерли.
Казалось, между ними возникла некая таинственная невидимая связь, крепко соединившая их друг с другом.
Но уже в следующую секунду Рейберн Лайл усмехнулся, словно устыдившись неожиданного порыва сентиментальности, и поднес к губам руку Виолы.
— Будьте хорошей девочкой! — с улыбкой повторил он.
Виола отвела глаза. Шофер открыл дверцу экипажа, и она шагнула на мостовую.
Лайл не последовал за ней, и девушка поняла — он не хочет, чтобы их видели вместе.
Экипаж удалился, а Виола медленным шагом направилась к дому. Теперь, когда Рейберна не было рядом, она чувствовала себя одинокой и несчастной.
«Только рядом с ним я могу быть храброй, — сказала она себе. — Он придает мне ту смелость, которой, увы, мне так не хватает! А без него я всего-навсего глупая трусиха…»
Слуга впустил Виолу в дом. Войдя в холл, она со страхом спросила:
— Ее светлость дома?
— Нет, мисс Виола. Ее светлость уехала еще утром и сказала, что вернется только к чаю.
Вздохнув с облегчением, девушка побежала к себе наверх.
Всю дорогу она со страхом ждала неизбежного объяснения с мачехой — ведь все остальные участницы демонстрации отправились в тюрьму, а ей каким-то чудом удалось этого избежать.
Придется рассказать, что она упала в обморок, а потому не смогла ответить на вопрос судьи.
В этом, кажется, нет ничего необычного, и леди Брэндон, наверное, ей поверит. А что касается штрафа… Ну почему мачеха должна кого-то подозревать? Ведь в судах — и это было хорошо известно Виоле — частенько находились доброхоты из числа любопытных, которые предлагали внести штраф за ту или иную осужденную суфражистку. Впрочем, это великодушное предложение неизбежно отвергалось воинствующими дамами.
Однако такие попытки делались вновь и вновь, ибо нормальный человек не мог себе представить, что благородная дама по своей воле подвергнется ужасному тюремному заключению.
Поднявшись наверх, Виола приняла ванну и легла в постель. Она чувствовала себя совершенно опустошенной. Оказывается, эта ужасная ночь измотала ее гораздо больше, чем ей представлялось. Не успела голова Виолы коснуться подушки, как она мгновенно провалилась в глубокий целительный сон без всяких сновидений.
Проснулась она уже вечером и тут же почувствовала, что ужасно голодна.
Виола позвонила, и ей принесли поднос с едой. Через четверть часа, Когда она уже покончила с омлетом и допивала чай, в спальню вошла леди Брэндон.
Виола замерла. Ее фиалковые глаза потемнели от страха — она ждала, что сейчас разразится настоящая буря.
— Ты что здесь делаешь? — грозно вопросила леди Брэндон.
Сидя в роскошной театральной ложе и ожидая поднятия занавеса, Виола размышляла о том, что должна быть благодарна графу Кроксдейлу.
Именно его приглашение умерило гнев леди Брэндон и спасло Виолу от неминуемой физической расправы.
А в том, что мачеха чрезвычайно разгневана, не было никаких сомнений — она то и дело награждала Виолу бранными словами, доказывая, что та вела себя как трусиха и безвольная дура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22