https://wodolei.ru/catalog/mebel/nedorogo/
Так как пятый герцог был человеком вспыльчивым, вскоре он рассорился с большинством членов семьи.
Стоит ли удивляться, что Шеридан вырос с твердой уверенностью, что во главе их рода стоит настоящее чудовище, которое вымещает свою злобу на тех, кто зависит от него и кого он на деле должен защищать.
Через несколько лет герцог разорился. Роланд Бери тоже был небогат. Тогда-то его сын и решил уехать за границу, раз уж он не может вести привычный образ жизни в Англии и развлекаться в Лондоне.
Поначалу он ехал без определенной цели, не зная, что и как делать, собираясь лишь доказать, что сумеет обойтись без покровительства семьи, а со временем и противостоять всем Бери как равный.
Он прекрасно понимал, что ссора старшего поколения с пятым герцогом, согласно устоявшимся обычаям, обрекала их на положение овец без пастуха.
С детских лет Тетбери был центром их мира и неудержимо притягивал к себе.
В том новом мире, который Шеридан открыл для себя на Востоке, никому не было дела до титулов, никто не считал, что работать — унизительно для джентльмена.
Он вскоре понял, что в новых условиях важнее всего иметь способности организатора и руководителя, и поставил себе цель нажить состояние и, если удастся, свести счеты с человеком, который принес столько горя и унижения его отцу.
— Почему Тетбери так много значит для папы? — спросил он однажды за ужином у матери, после того, как Роланд Бери яростно проклинал вздорного герцога.
— Трудно объяснить тебе, насколько красиво это место, ведь ты никогда не был там, — ответила ему мать. — Кроме того, это своего рода исторический памятник и символ достижений и героизма рода, который владеет им на протяжении трех столетий.
Увидев, как внимательно сын слушает ее, она продолжила:
— Когда я только вышла замуж за твоего отца, я поначалу никак не могла понять, чем они так гордятся и отчего столь самодовольны.
Она рассмеялась.
— Потребовалось много времени, чтобы понять, что это не самодовольство, а гордость за своих предков, и она заставляет их искренне верить в то, что Бери — это лучшие из людей.
— Это действительно так, мама?
— Думаю, твой отец с этим не согласится, но я люблю его и знаю, что в глубине души он в это верит. Поэтому ты должен понять, как тяжело ему быть отрезанным от родового гнезда.
Она помолчала, словно собираясь с мыслями.
— В прошлом глава рода был для всей семьи кем-то вроде генерала, который на поле боя идет впереди полка.
— То есть. Бери — против всего мира?
— Вот именно! И они не сомневались, что непобедимы.
— Отец очень важный человек здесь, — заметил Шеридан.
— Но не важнее герцога. А наш дом, несмотря на все великолепие, не может сравниться с Тетбери.
Часто, лежа без сна под жарким небом Индии или Сиама, Шеридан вспоминал рассказы отца о Тетбери.
В своих мечтах он купался в прохладной воде озера, лежал в тени огромного дерева в парке, скакал по лугам или зимой любовался очарованием снежного царства.
Вспоминал он и рассказы об охоте в окрестных лесах или полях, где куропатки выпархивали из скошенной травы.
Действительно, это было более увлекательно, чем охотиться на тигров, или подкрадываться к чутким сернам в Гималаях, или все дело было в том, что это происходило в Тетбери?
Тетбери! Всегда Тетбери!
Мысли Шеридана неумолимо возвращались к герцогу, изгнавшему отца из рая, к которому он принадлежал по рождению.
Сын убеждал себя, что пришло время отомстить за отца.
Дом будет заколочен вместе со спрятанными в нем сокровищами. Пусть крысы прогрызут себе ходы в парадные комнаты и устроят свои гнезда в диванах и креслах.
Пауки заплетут паутиной хрустальные канделябры и расшитые ламбрекены.
Пыль покроет полы и кровати, а с годами портреты гордых предков вывалятся из рам.
В глубине души Шеридан признавал, что, когда Айлин показывала ему дом, он был ошеломлен его богатствами.
Коллекция картин оказалась даже больше и ценнее, чем представлял себе Шеридан.
Фарфор, большей частью привезенный из Франции, показался ему уникальным.
Инкрустированные драгоценными камнями табакерки, купленные и полученные в дар первым герцогом, были великолепны, не говоря уж о коллекции — более сотни — часов, к которым он питал особое пристрастие.
Инкрустированная мебель относилась к разным историческим эпохам, а одна из комнат, обставленная в стиле времен Карла Второго, являла собой поэму любви и на потолке была изображена Афродита, окруженная купидонами с венками из роз.
— Никто не увидит этого, пока я жив, — пообещал герцог.
Он был твердо намерен убедиться, что никто не сможет войти в дом, когда он будет заколочен.
Прежде чем превратить дом в могилу, герцог решил взглянуть на его сокровища в последний раз. Он поднялся с кресла и прошел из кабинета в библиотеку, где от пола до потолка возвышались ряды книжных полок, а по узкой резной лесенке можно было подняться на антресоли. Он знал со слов Айлин, что там хранились книги, описывающие историю семьи.
Взглянув на них, герцог подумал, что стоило бы вынести эти книги в сад и сжечь.
Такой костер, как ему казалось, был бы истинным выражением его чувств. По крайней мере все, что было известно о роде Бери было бы предано забвению.
Но потом он подумал, что вынести все эти книги во двор — немалая работа, а делать ее, кроме него самого и Сингха, — некому.
К тому же костер без толпы зрителей был бы не столь эффектен, как ему хотелось.
Единственно, кого он мог поразить и напугать, это Айлин, а она, выражаясь языком спортсменов, едва ли соответствовала его «весовой категории».
И вдруг герцог почувствовал, что вопреки всем ожиданиям, он вовсе не испытывает радости, хотя планы, которые он вынашивал столько лет, были готовы вот-вот осуществиться.
— Я победил! Я победил! — произнес он вслух.
Но огромная библиотека оставалась равнодушна к его словам, и герцог вышел из комнаты и отправился к галерее.
Ему посчастливилось побывать на приеме в Букингемском дворце перед отъездом из Англии, и картины, собранные Георгом Четвертым, произвели на него изрядное впечатление.
Но картины, хранившиеся в имении, которое теперь было его, не уступали им по ценности, если не превосходили их.
Матушка научила Шеридана понимать искусство, особенно живопись.
Когда Шеридан учился в Итоне, отец посылал его на каникулы в Рим. Во время учебы в Оксфорде он посетил Флоренцию.
Одного взгляда на коллекцию семьи Бери, ему было достаточно, чтобы признать: любой музей или галерея мира были бы счастливы заполучить любую из картин.
И тут в сознании герцога мелькнуло сомнение: имеет ли он право скрыть от всего мира то, что должно было бы стать достоянием любого человека, способного восхищаться прекрасным.
Он постарался отогнать от себя эту мысль.
Слишком долго он мечтал о мести. Выйдя из галереи, он направился в арсенал, где хранилась коллекция оружия.
Тут было оружие, побывавшее на полях сражений, дуэльные пистолеты, с которыми его предки отстаивали свою честь, охотничьи ружья.
«Жаль, что нельзя вызвать герцога на дуэль, — подумал Шеридан. — Так решаются споры в Италии. Когда обидчик погибает, ничто не мешает победителю торжествовать».
Но пятый герцог доживал свою жизнь беспомощным калекой, а его сын погиб, как в течение сотен лет гибли многие члены семьи Бери.
И вот поэтому теперь Шеридан был здесь.
«Должно быть, Дэвид был таким же негодяем, как его отец», — раздраженно подумал герцог и зашагал прочь.
Когда подошло время ужина, он подумал, будет ли Айлин снова умолять его пощадить Дом и имение.
Тогда у него был бы повод подробно объяснить, почему он так жаждет отомстить и почему его месть справедлива.
Пока Сингх помогал ему переодеться к ужину, герцог был необычайно молчалив, размышляя над тем, как он будет говорить с девушкой.
Он должен заставить ее понять, что оскорбительное отношение родителей Айлин к его отцу может быть искуплено, если не кровью, то уничтожением имения.
Спустившись вниз, и не обнаружив никого, герцог впервые задумался, не оскорбил ли он девушку настолько, что она отказалась разделить с ним трапезу.
— Ужин готовый, мастер! — объявил Сингх от дверей.
— Где мисс Эшли? — спросил герцог. — Вернее леди Айлин.
— Горничная говорить, леди-саиб не вернуться.
— Не вернулась? — переспросил герцог. — А куда она ушла?
— Ездить на лошади, мастер.
Этого можно было ожидать. Герцог заметил, что она привязана к Пегасу почти как к человеку.
Да, она великолепно держалась в седле, но было здесь нечто еще, подобное тому, что герцог наблюдал лишь на Востоке, где люди умеют общаться с животными каким-то сверхъестественным образом.
Шеридан представил, как Айлин с ужасом пересказывает Пегасу его угрозы.
И, как ни странно, герцог был почти убежден в том, что Пегас ее понимает.
Он ужинал в одиночестве, раздраженный невозможностью продолжить словесную дуэль с Айлин.
Вспоминая странное выражение ее золотистых глаз, Шеридан начинал понимать, что они сверкали ненавистью, и мысль, что его может ненавидеть женщина, чрезвычайно озадачивала герцога.
Последние несколько лет у него не было времени общаться с женщинами, но любая из тех, кого он удостаивал своим вниманием, с готовностью бросалась в его объятия, что весьма ему льстило.
Однако его романы длились недолго, ибо Шеридан находил свою работу более интересной.
Даже в те немногие часы, когда им удавалось воспламенить его, он не переставал цинично размышлять, что пламя любви скоро потухнет и не может сравниться с тем удовлетворением, которое доставляла ему работа.
Когда ужин подошел к концу (миссис Берд, к счастью, не поняла, что герцог на этот раз не уделил должного внимания ее кулинарному мастерству), он, не спеша, вернулся в кабинет.
Айлин все не было, и Шеридан, невольно оценив вазы с цветами, отметил, что девушка внесла свой вклад в сохранение накопленных в Доме сокровищ.
Кроме портретов предков, здесь были миниатюры семьи Бери, в том числе и довольно ценные, которые висели по обеим сторонам камина.
На самом камине стояли изящные вазы севрского фарфора.
Золотая чернильница была изготовлена искусным мастером во времена правления Карла Второго, а каминные часы, со стрелками, усыпанными драгоценными камнями, вероятно, прибыли из самого Версаля.
Эта красота была обречена!
Шеридан выходил из себя: именно тогда, когда он намеревался заставить Айлин понять, что он не отступит от своего решения, рядом с ним не было ни души.
С раздражением он опустился в одно из больших кожаных кресел и враждебно уставился на портрет второго герцога.
— Да! Ты герой! — язвительно усмехнулся он. — Но ни один из Бери никогда не забудет меня!
Он предпочел бы сказать это живому Бери и даже подумал, не собрать ли ему их всех здесь, прежде чем навеки похоронить имение?
Он бы высказал им все, что думает о них, и насладился бы зрелищем их слез и унижения.
Но тут же герцог понял, что без помощи Айлин ему не собрать вместе всех Бери.
— Черт побери эту девчонку! — произнес он вслух. — Почему она исчезла в тот момент, когда нужна мне?
Уже стемнело, и герцог решил, что Айлин, вернувшись с прогулки, сразу ушла в свою комнату, чтобы не попасться ему на глаза.
Он собрался было послать за ней Сингха или горничную, если та окажется поблизости, но вовремя сообразил, что, если Айлин откажется прийти, — а это весьма вероятно, — он будет выглядеть глупо.
Поэтому Шеридан так и сидел в одиночестве, почти физически ощущая, что предки смотрят на него с той же ненавистью, какую испытывал к ним он.
Только к полуночи, почувствовав немоту во всем теле и легкий озноб, герцог встал с кресла, задул свечи, медленно прошел через холл и поднялся наверх к себе в спальню.
В доме было тихо. Шеридан сказал Сингху, чтобы тот не ждал его. Его слуга и так устал за день, помогая супругам Берд.
— Здесь совсем некому помочь тебе, Сингх? — спросил герцог днем, увидев, что тот подметает пол.
— Некому, мастер. Горничная совсем старая, остальные есть заняты.
Помогая герцогу переодеться, Сингх приговаривал:
— Такой хороший дом, мастер! Очень большой, как дом вице-короля, но нужно много слуги! Много, много слуги!
— Я согласен с тобой, Сингх.
— Слуги открывают комнаты для больших приемов! — удовлетворенно заметил Сингх.
Герцог собрался было сказать ему, что вовсе не собирается устраивать приемы, но подумал, что Сингх может передать его слова старикам Берд, а это их очень огорчит.
Миссис Берд превосходно готовила, и он не испытывал желания обижать ее. К тому же он представил, как старый дворецкий спрашивает, куда же им деваться, когда их выгонят из дома.
— Это не мое дело, — сам себе сказал герцог. — Меня не заставят волноваться за этих людей, которые, к тому же, уже слишком стары, чтобы работать.
Его губы скривились в усмешке, когда он представил, как Айлин требует выплаты пенсии им, Джейкобсу, садовнику и, Бог знает, кому еще.
«Чем быстрее я избавлюсь от этого кошмара, тем лучше!» — хмурясь подумал он. Сингх, привыкший улавливать малейшие перемены в настроении хозяина, смотрел на него с тревогой.
Сейчас пышная обстановка спальни раздражала Шеридана. Он поспешил раздеться, задул свечи и лег.
Вскоре ему приснилось, что его обступили все предки, какие когда-то тоже спали на этой огромной кровати с пологом, и он почему-то вынужден защищаться и в чем-то оправдываться.
— Пришло время развеять миф о непобедимости рода Бери! — говорил он им.
В ответ они говорили что-то, он не мог возразить и чувствовал резонность их доводов.
Герцог ворочался с боку на бок, но сон все не шел к нему, и, не в силах выдержать это сражение с призраками прошлого, Шеридан встал с кровати.
Раздвинув занавеси, он увидел парк и озеро, залитые лунным светом, и подумал, что до сих пор не замечал, как прекрасны эти края.
Чувствуя непонятное волнение, Шеридан решил поехать покататься верхом.
Ему казалось, что скачка избавит его и от преследования голосов из прошлого, и от неясного предчувствия, что его планам мести не суждено сбыться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15