Мы должны добраться до настоящей глубины, такой, где обитают чудовища. Как ты думаешь, приятель?
– Как хочешь, – безразлично ответил Юстин.
– Взбодрись. – Мейнард улыбнулся. – Рыбная ловля не была бы такой интересной, если бы ты что-нибудь вылавливал каждые пять минут.
– Хорошо. – Юстин смотал удочку. – Но хотя бы раз в час – это разве так уж много?
Мейнард вытащил свою удочку и перевел рычаг управления вперед. Навесной мотор, забитый сажей, поколебался, закашлялся в затем, выбросив облако черного дыма, прочистился и заработал.
Нос поднялся, и судно двинулось вперед, будоража спокойную поверхность воды.
У оконечности мыса противоборствовали ветер и прилив, так что вода была похожа на кипящий белый бульон. Линия рифов шла от мыса дальше на запад. Слева, в рифах, вода была зеленовато-белого цвета, испещренная коричневыми пятнами кораллов. За линией рифов, где был обрыв на глубину, господствовал глубокий синий цвет – цвет пушечного металла.
Добравшись до спокойной воды, Мейнард снизил скорость и забросил две удочки. Он сверился с часами, включил радио и сказал в микрофон:
– Человекоподобный – Реликту... Человекоподобный – Реликту... обычная проверка.
– Где вы? – послышался голос Виндзора. – Я вас не вижу. Мейнард сверился с картой.
– Здесь написано “проход Мангроув”. Проход не знаю куда. Здесь ничего нигде не ловится. Ни у берега, ни в море.
– Это довольно далеко. Поворачивайте и двигайте сюда.
– Здесь нечего опасаться. Похоже на край света.
– Не в этом дело. Радио не будет работать на большем расстоянии. Если мотор откажет...
– Это не проблема. Выйду на связь позже. – Мейнард положил микрофон и выключил радиоприемник.
Они продолжали двигаться по глубокой воде на запад. В полумиле к юго-западу бесплодная земля – белая полоса и серо-зеленый кустарник над ней – колебалась в теплом воздухе.
– На помощь! – возопил Юстин. Рыба взяла наживку. Он зажал рукоятку удилища между ногами, в то время как его конец, дико дергаясь, стучал о транец.
– Поднимай удочку вверх! – Мейнард поставил рычаг управления в нейтральное положение. – Не давай ей слабины, иначе она сорвется!
– Мне ее не удержать!
– Удержишь! – Мейнард протянул было руку, чтобы перехватить удочку Юстина, но затем убрал. – Отклонись назад, поднимай конец... вот так... Теперь давай сматывай!
– Смотри!
Рыбина выскочила из воды за кормой – извивающееся серебряное лезвие, блеснувшее на солнце.
– Сматывай!
– У меня пальцы свело!
– Тогда отдохни... но не опускай конец удочки. Опершись о планширь, Юстин левой рукой поднял удочку вверх и стал сжимать и разжимать пальцы правой.
– Что это?
– Барракуда. Фунтов на пятнадцать-двадцать. Удочка напряглась, и Юстин качнулся вперед. Рыба уплывала, разматывая леску с катушки.
– Пусть сматывает, – сказал Мейнард. – Когда она повернет, мотай как можно быстрее.
Юстин с трудом удерживал удочку. Его сведенные судорогой пальцы съезжали с рукоятки.
– Возьми ты!
– Ну уж нет! Это твоя рыба! Ты прекрасно ее ведешь. Только не давай слабины.
– Я не могу!
– Нет, можешь!
– Она сорвется.
– Может быть.
Конец удочки прыгнул вверх, леска провисла.
Юстин сказал:
– Я ж тебе говорил.
– Сматывай, черт побери! Она не сорвалась!
Юстин стал лихорадочно мотать, и леска натянулась. Мейнард, перегнувшись, посмотрел за корму.
– Она подходит к лодке. Полегче... полегче. – Из воды появился проволочный вожак. Мейнард схватил его и перебросил через транец на палубу. – Вот тебе прекрасная рыбина, – он обернулся к Юстину. – Это ты здорово!
Юстин ликовал.
– Посмотри на ее зубы!
Мейнард достал плоскогубцы из отделения под рулевой консолью и вытащил крючок из пасти барракуды.
– Это ты здорово! – повторил он.
– Из нее можно сделать чучело?
– Хочешь подарить своему учителю музыки?
– Маме. Она же ничему не поверит. Они вместе рассмеялись.
Мейнард повернул на восток и проплыл назад, к мысу, затем снова взял на запад. Они следовали за стаей кормящихся морских птиц, но больших рыб, которые выгоняли мелочь для наживок наверх, не интересовали блестящие стальные блесны, тащившиеся за “Мако”. Появился бурый дельфин и стал кувыркаться в кильватерной волне судна. На поверхность выскочила небольшая акула, затем, услышав звук приближавшегося мотора, вильнула хвостом и исчезла.
В час дня Мейнард связался по радио с Виндзором. Он доложил об улове Юстина и пообещал вернуться в течение часа.
– Я хочу есть, – сказал Юстин.
– Я тоже.
– И пить. Мейнард кивнул.
– К черту это дело, давай возвращаться. Может быть, телефон починили.
Пока Юстин сматывал удочки, Мейнард оглядел море. Впереди, к западу, ему вдруг попалась на глаза небольшая коричневая точка, низко державшаяся на воде. Он проверил, закреплены ли удочки, завел мотор и направил судно на запад.
– Я думал, мы возвращаемся, – заметил Юстин.
– Да. Через минуту. – Мейнард указал на точку.
– Что это такое?
– Не знаю. Черепаха, может быть, или акула. Мы посмотрим.
– Зачем?
– Просто так... – Мейнард улыбнулся. – По Восемьдесят девятой улице ты можешь ходить целыми днями, а то и неделями, и не увидишь ни одной акулы. Согласись, что это так.
Точка быстро обретала форму.
– Это лодка, – сказал Юстин.
– Больше похоже на каноэ.
– Как она сюда попала?
– Приплыла, должно быть, оттуда... с Уэст-Кайкоса. – Мейнард махнул рукой в сторону серой массы, видневшейся на западном горизонте.
Лодка оказалась выдолбленным стволом дерева, суженным с обоих концов. Мейнард сделал круг, осматривая ее. Она была пустой, если не считать одного грубо вытесанного весла.
– Смотри! – сказал Юстин. – Вон там. Мейнард скосил глаза. Солнце стояло высоко, так что поверхность воды сверкала, зеркально отражая его сияние.
– Что ты там увидел?
– Кто-то плывет.
– Ясно, – Мейнард все еще был ослеплен блистающей завесой солнечного света. – Наверняка плавучее бревно.
– Бревно не машет руками.
Мейнард сел на корточки под навесом, рядом с Юстином, и прикрыл глаза от солнца. Он увидел крошечный силуэт, машущую руку.
– Черт бы меня побрал! Должно быть, свалилась за борт. Это была молодая девушка, державшаяся на воде с помощью оранжевого спасательного жилета на капоке, растительном пухе. Она махала рукой, но то, как она махала, показалось Мейнарду странным: в ее взмахах не было лихорадочности, не было отчаяния. Ее рука двигалась туда-сюда, как метроном. И она не вопила, не кричала, и не говорила ни слова, даже когда они приблизились.
Мейнард поставил ручку управления в нейтральное положение, позволив судну подплыть к девушке.
– Вы не ранены? – крикнул он. Она ничего не ответила, но качнула головой: нет. Он выключил двигатель, чтобы не зацепить ее случайно винтом. Встал на колени на корме и, когда лодка приблизилась к девушке, протянул ей руку.
– Я рад, что мы оказались поблизости. Вы могли бы тут плавать целую неделю, и никого не встретить. – Его пальцы коснулись ее запястья. На вид ей было лет двенадцать-тринадцать, белая кожа, светлые волосы.
– Как вы проплыли такое расстояние?
Он схватил ее за запястье, оперся о транец и потянул. Что-то было не так: она была слишком тяжелой. В глазах ее застыл панический ужас.
– Что за...?
Она была буквально отдернута назад, и он тщетно тянулся к ней рукой. Он заметил резиновую трубку, торчавшую у нее из платья за головой.
Раздался всплеск, вода взбурлила, что-то пронеслось мимо его лица. Он упал назад – в то время как топор вонзился в палубу.
Мейнард отполз с кормы и встал на ноги. Девушка исчезла, и теперь на палубе на корточках стоял мужчина, стараясь отдышаться, и вода текла у него изо рта и носа. Его длинные волосы прилипли к голове и плечам. Обрывки водорослей свисали с бороды. Рубашка его была рваной и заляпанной, брюки превратились в лохмотья.
Подняв топор над головой, не отводя глаз от Мейнарда, мужчина протянул руку назад и нагнулся. Он втянул на палубу мальчика – темнокожего, худого, с черными быстрыми глазами.
Мужчина вручил мальчику топор.
– Теперь, парень, – он указал пальцем на Мейнарда, – разделайся с ним!
– Юстин? – Мейнард повернул голову. Юстин съежился за рулевой консолью. – Оставайся там! Мальчик неловко держал топор. – Разделайся с ним, я сказал! – завопил мужчина.
Мальчик не двинулся с места.
Мужчина вытянул из-за пояса тонкий обоюдоострый кинжал. Он ткнул им мальчика под ухо, появилась кровь.
– Ты, португальский ублюдок! Делай то, чему тебя учили!
Мейнард сунул руку под рубашку, достал пистолет. Он дослал патрон и направил пистолет на мужчину.
– Брось это, – пистолет дрожал в его руке. Никогда еще не направлял он заряженное оружие на человека. Все в нем – его воспитание, его тренировка, его опыт – протестовало против этого. “Если ты направляешь пистолет на другого человека, – говорил его отец, – то лучше пожелай смерти мне”.
Он подставил левую руку под правую, выравнивая пистолет.
Мужчина весь подобрался и, напряженно покачиваясь, – как кобра, готовая рвануться вперед, – перебрасывал нож из руки в руку.
Мейнард смотрел поверх пистолета, вдоль ствола, стараясь держать на прицеле открытый рот мужчины.
Мужчина взвизгнул и прыгнул, и Мейнард выстрелил ему в лицо. Пуля 32-го калибра была слишком маленькой и слишком быстрой, чтобы остановить мужчину, так что, хотя он и умер, будучи еще в воздухе, – пуля прошла через левый глаз и вышла за правым ухом – он продолжал движение. Его труп, ударившись о планширь, упал на палубу к ногам Мейнарда.
Мейнарда охватило отвращение. Он уставился на поднятое кверху лицо, на один – безразличный – глаз и на сочащуюся кровью полость, где раньше была его пара. Несколько секунд назад это был человек, теперь же – просто мясо, падаль. Он вызвал эту перемену, передвинув палец на одну восьмую дюйма.
– Папа! – крикнул Юстин.
Всего лишь секунда потребовалась Мейнарду, чтобы предупреждение проникло в неразбериху его мыслей, но он опоздал: темнокожий мальчик бросился на него, как гиббон, – ноги сомкнулись на его талии, одна рука вцепилась в лицо, другая дико размахивала топориком, зубы клацали около его лица и шеи.
Мейнард ничего не видел. Он попытался оторвать от себя мальчика, но это было все равно что отрывать щупальца спрута: как только он отрывал одно, другое его царапало, ударяло или резало. Пистолет выпал из его руки.
Мейнард, спотыкаясь, отступил назад. Подняв руку, он захватил клок волос, но не успел он потянуть за них, как мальчик повернул голову и прокусил его пальцы до костей. Топор бил его в спину – мелкими, режущими ударами, рвущими кожу. Рука вцепилась в его глаза, стараясь влезть в них. Он остановил одну руку, затем другую и ощутил, как зубы впиваются в его щеку. Тогда отпустив руку, он ударил кусающийся рот, и отпущенная им рука воткнула палец ему в ухо.
В голове пронеслась мысль: за борт! Там мальчишке придется отцепиться. Он вслепую сделал несколько шагов, глубоко вдохнул и прыгнул.
Он услышал странный, пустой, взрывной – тем не менее отдаленно знакомый – звук; так однажды школьный автобус, в котором он ехал, ударился в дерево, заскользив на льду. Звук превратился в тихий шум, и он оказался на вечеринке, в “Тудей” – кого-то там провожали на пенсию. Почему на вечеринке такой шум? Кто-то попытался с ним заговорить, но шум заглушал его голос. Затем гости вышли на улицу, была зима, – и ему стало холодно.
Затем шум утих, и не осталось ничего. Мальчик выбрался из-под Мейнарда и оставил его лежать на палубе, с головой в стоке под навесным мотором. На самом моторе, на стальной скобе, остался клок волос – там, где Мейнард ударился головой. Мальчик, свесившись с кормы, помог девочке влезть на палубу. Она дрожала от долгого пребывания в воде. Протянув руку за голову, она попробовала выгатить из платья резиновую трубку, но не смогла ее достать. Мальчик протолкнул трубку вниз. Она была вроде перевернутой буквы “У”. Мужчина и мальчик, держась за ее ноги, дышали сквозь эту трубку.
Юстин стоял за рулем и смотрел на тело отца. Кровь из раны на голове Мейнарда стекала по его шее в канавку, перемешивалась с отработанным маслом и водой, и вытекала через отверстие в борту. Юстину хотелось подбежать к отцу, смягчить его боль и упросить его очнуться. Ему хотелось, чтобы отец встал, и улыбнулся, и сказал, что все это было шуткой. Его трясло, хотя холодно ему не было, и зубы его стучали.
Радиопередатчик был на рулевой консоли, за его правой рукой. Он передвинул руку на несколько дюймов влево, включил передатчик, и взял микрофон. Наклонившись, он нажал на микрофоне кнопку “Передача”.
– Помогите! – прошептал он. – На помощь! Они убили папу! – Он поднял глаза и увидел, как по широкой дуге опускается кулак темнокожего мальчика. Он хотел было поднырнуть под него, но кулак ударил его по уху так, что Юстин покатился по палубе.
– Никто теперь тебе не поможет, – сквозь зубы сказал мальчик. – Теперь тебе никогда уже никто не поможет. Ты теперь сам по себе, сукин сын!
Он поднял болтающийся микрофон.
– Эй, Мэри, давай споем им песенку.
* * *
Виндзор стоял на кухне, слушал радио. Прием был слабым, в микрофоне стоял треск, но он без труда разбирал слова. Он слышал два голоса, оба были высокими, детскими, и очень веселыми. Они пели:
Ты выманил у друга последнюю гинею;
Монаха и священника убил – и рад!
Бедняге негритенку ты горло перерезал;
Ах, проклятый кровавый пират!
Виндзор не стал ждать смеха, который, как он знал, за этим последует. Он выключил радио и грустно произнес:
– Да будут паруса твои всегда полны ветра, друг мой.
Глава 10
Зачем они его тащили? Он сказал им, что ему неохота танцевать, но они его не слушали. Его силой уложили на пол, тянули за руки и за ноги. Они делали ему больно, но их это не волновало. Чем больнее ему было, тем больше они веселились. Пожалуйста, пить. Я так хочу пить! Хотя бы глоток. Потом он попробует танцевать. Он обещает.
Танцоры ушли, сон поблек, и осталась только боль – острое биение крови в голове и, что еще хуже, ощущение, что его ноги и руки были вывернуты со своих мест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31