родственники это или какие-то чужие козлы?..
Ч Егор, Ч заявил дед, подумав, Ч у нас с тобой, конечно, родственники… не
сахар. Но никому и в голову не придет просто так тебе звонить.
Ч Да кто их знает. Ч Егор снял ноги со столика, боясь, что и столик, и компь
ютер вот-вот рухнут на пол. Ч Ладно, дед. Спасибо. Я сегодня буду поздно, ты
меня не жди, у меня еще дел полно. И если кто-нибудь из психов позвонит, скаж
и, что я прилетаю завтра.
Ч Скажу, Ч согласился дед. Ч Хотя врать нехорошо. Егор засмеялся и пове
сил трубку.
Чай почти остыл, но он допил его с удовольствием. Когда теперь придется по
есть Ч неизвестно. Домой он попадет скорее всего ночью, а есть ночью Ч ид
иотизм.
Остатки пиршества он составил на поднос и переставил на переговорный ст
ол.
Где-то тут было завтрашнее расписание, которое ему напоследок принесла
перепуганная девочка Юля. Ага, вот оно…
С утра встречи, встречи, встречи.
В два совещание у шефа, нужно будет доложить, что с тем самым процессом, к к
оторому Егор никак не может приготовиться.
В четыре совещание у него самого, а он про него и забыл.
“Зачем же я его собираю? Что-то ведь у меня было в голове, когда я его назнач
ал, из-за границы звонил, просил в расписание внести… И зачем?” Тяжко взды
хая, Егор потер затылок. “Ничего не помню, как склеротичная бабка. Ну ладно
, авось к завтрашнему дню вспомню. На худой конец, опять устрою прочистку м
озгов всей юридической службе. Просто так, чтобы жизнь медом не казалась.

Господи, каким же идиотом меня, наверное, считают сотрудники! Отвратител
ьным, въедливым, придирчивым, несправедливым, злобным трудоголиком.
Мужчина в период климакса. Кажется, в литературе это называется более бл
агозвучно Ч кризис среднего возраста. Звонки…
В десять Ч разговор с министром юстиции, в двенадцать Ч с судьей, которы
й будет разбирать то самое дело, в полпервого Ч с главой юридической слу
жбы “Кока-колы”, они вместе спонсируют очередное футбольное мероприяти
е в Москве и в Лондоне. Все остальное Ч мусор, можно разговаривать, а можн
о продинамить”.
Егору очень нравилось это слово Ч продинамить.
На глаза попался еще один предполагаемый звонок, и Егор скривился. Замес
титель главного редактора газеты “Время, вперед!”. Голову бы оторвать то
му, кто придумал такое название. Или не голову…
А в общем, газета неплохая: читаемая, уравновешенная и не слишком скандал
ьная. Контролируется дружественной группировкой и ни в чем таком, скольз
ком и сальном, не замечена. Но вот пристали как банный лист Ч подавай им и
нтервью с шефом, да еще накануне процесса! Пресс-служба перевела все стре
лки на Егора потому, что он никак не хотел давать разрешение на это интерв
ью перед самым слушанием. И не даст он такого разрешения, как бы они ни при
ставали.
На ленч, что ли, пригласить этого самого заместителя главного редактора…
как там его… да, господина Леонтьева. Правда, зам главного редактора газе
ты, даже очень влиятельной и популярной, Егору явно не подходил по статус
у, но Егор был тертый калач и знал, что статус статусом, но разговаривать н
ужно прежде всего с тем, кто действительно принимает решения. Очень даже
может быть, что в этой газете решения принимает именно зам, а не главный ре
дактор и не генеральный директор.
“Выяснить, что такое Игорь Леонтьев и откуда он взялся”, Ч записал Егор в
ежедневнике. А пока не выяснили Ч будем его потихоньку динамить вместе
с его газетой.
Жаль, что чай он уже выпил, а больше никаких радостей жизни сегодня вечеро
м не предвидится. Егор еще раз с удовольствием потянулся и принялся за бу
маги.

* * *

Неподалеку от него человек посмотрел на белый пластмассовый телефон и у
смехнулся. Игра объявлена и началась. Тебя предупредили. Сам виноват, раз
не понял. Что ж ты за юрист, если не понимаешь самых простых вещей?!
Человек с удовольствием засмеялся. Ничего-то ты не знаешь, Егор Степанов
ич Шубин. Ничего-то тебе не страшно. Ты храбр, силен и уверен в себе, как аме
риканский морской пехотинец из кино, а величия и силы твоей осталось ну, м
ожет, на неделю-другую, а может, и меньше.
И падать ты будешь долго и трудно. Так долго и так трудно, что тебе покажет
ся, будто ты падаешь вечность. И ты еще будешь проклинать тот день, когда в
ознесся к своим сияющим вершинам, которые кажутся недосягаемыми.
Проклинать, и заливаться слезами, и умолять о пощаде…
А потом ты умрешь.

* * *

Еще из-за двери Лидия услыхала телефонные трели, но, как всегда, когда нуж
но открыть дверь очень быстро, она почему-то не поддавалась. Ключ беспомо
щно крутился в замке. После каждого оборота Лидия что есть силы кидалась
на дверь, но та и не думала открываться и распахнулась, конечно же, в тот са
мый момент, когда телефонные песни обиженно смолкли.
Звонила мать, в этом не было никаких сомнений.
Лидия аккуратно прислонила портфель к стене, расстегнула пальто и посмо
трела на себя в зеркало.
Под глазами синие тени. Щеки и виски желтые от усталости и почти четырнад
цатичасового сидения в помещении. Волосы, старательно уложенные утром, д
авно уже перестали изображать прическу и свисали по бокам унылой физион
омии неровными прядями.
Хороша. Что и говорить.
В ванну и спать.
Поесть бы, но есть после десяти она себе никогда не позволяла. Вспомнив, чт
о и поесть нельзя, Лидия вдруг страшно рассердилась.
Ну что это за жизнь?!
Что это за жизнь, если некогда даже сходить в парикмахерскую и отросшие в
олосы, на которые с утра было потрачено почти сорок минут, лезут в глаза и
их приходится то и дело заправлять за уши?! Что это за жизнь, когда целыми д
нями сидишь на работе, а когда к ночи попадаешь домой, то даже поесть не мо
жешь себе позволить?!
“Почему я должна вкалывать за троих, писать вместо кого-то, по пять раз пе
ределывать уже готовый материал?! Почему мной затыкают какие-то дыры и ки
дают на ликвидацию каких-то задниц, которые возникают вовсе не по моей ви
не?! Почему я не могу работать легко и весело, не напрягаясь, как будто рабо
та Ч это вовсе не образ жизни и источник пропитания, а просто веселая шут
ка, способ развлечься!”
Лидия знала с десяток журналистских барышень, совершенно не отягощенны
х никакими соображениями профессионального долга или Ч господи Иисус
е! Ч трудовой дисциплины. Тем не менее жили они замечательно, все успевал
и, отлично зарабатывали и время от времени пописывали что-нибудь более и
ли менее бессмысленное.
“Почему же у меня-то так не получается?!”
Никакого определенного ответа в зеркале не вырисовывалось, и Лидия, прих
ватив портфель, отправилась на кухню. Может, все-таки смалодушничать и по
есть? А то ведь никаких сил нет…
Кофе можно выпить, пожалуй. В нем нет калорий.
Лидия поставила чайник и, волоча за собой портфель, поплелась в спальню. П
опутно она включила компьютер на маленьком столике. Ей еще предстоит пос
мотреть кое-какие материалы об уральских машиностроительных заводах и
отправить по электронной почте несколько сообщений.
Она уже сняла костюм и, стуча зубами от холода, рылась в гардеробе в поиска
х любимой байковой пижамы, неизвестно куда засунутой в истерической утр
енней спешке, когда телефон опять зазвонил.
Трубка, конечно, валялась неизвестно где, вовсе не на аппарате, и Лидии при
шлось сделать несколько кругов по квартире, прежде чем она нашлась.
Ч Да! Ч В трубке сухо щелкнуло и загудел отбой.
Ч Да что же это такое?! Ч спросила Лидия у трубки дрожащим голосом. Ч Кт
о это развлекается?! Завтра же куплю определитель номера!
Чем именно ей поможет определитель и что будет делать с номером, который
определится, она хорошенько не знала, но сама по себе мысль была утешител
ьной.
Вдалеке за кухонной стеной щелкнул чайник. Можно приступать к кофе. В нем
нет калорий.
О боже, боже…
Лидия натянула носки, пижаму, а сверху еще толстенный махровый халат до п
ят, сунула трубку в карман и пошла на кухню.
Телефон зазвонил, когда она задумчиво водила ложкой внутри медной турки
и думала об Игоре Леонтьеве.
Лидия выхватила из кармана нагревшуюся трубку. Ответить или нет?
Почему-то ей вдруг стало страшно.
Ч Да? Ч решившись, спросила она.
Ч Что так поздно? Ч Голос матери, нежный, журчащий и переливчатый, как го
рная речка весной, приятно потек Лидии в самое ухо, и от облегчения она при
слонилась лбом к белой дверце кухонного шкафчика.
“Господи, да что же это я так перепугалась? Смешно, честное слово!”
Ч …уже третий раз, и даже на работу. Где ты пропадала? У тебя свидание?
Ч Нет у меня никакого свидания, мам. Ч Лидия достала с полки большую кру
жку и старинную пузатую, розового стекла сахарницу с неровными тяжелыми
кусками настоящего сахара. Она признавала только такой. Как отец. И бабуш
ка. Ч Просто задержалась на работе. Сдавала материал вместо Гришки Расп
утина. У Гришки очередной загул. Начальство в бешенстве, ну и мне пришлось
срочно выдумывать что-то такое…
Неизвестно, зачем она все это излагала. Матери не было никакого дела до ее
работы да и до нее самой. Может, просто для того, чтобы подольше не спрашив
ать “А как ты?”.
Лидия улыбнулась и остановилась на полуслове.
Ч Ну а ты как? Ч спросила она, пристраиваясь с ногами в продавленное кре
сло, покрытое клетчатым пледом. Придерживая ухом трубку, Лидия накинула
плед на ноги и осторожно взяла со стола кружку.
Ну вот. Теперь можно жить дальше.
Она отхлебнула кофе, обернула кружку пледом и стала греть руки о старую, м
оментально нагревшуюся шерсть. Мать говорила, не останавливаясь:
Ч …кроме того, это зависит еще и от мнения Бориса Исааковича, а ты прекра
сно знаешь, как Боря ко мне относится еще с институтских времен. Если бы тв
ой отец не был так влюблен и я не боялась, что он что-нибудь сделает с собой
, если я предпочту другого…
Все это Лидия слышала два миллиона раз и даже знала наизусть некоторые о
трывки из текста.
Сейчас мать обязательно скажет, что ее скромное искусство хоть и не прин
осит денег и славы, но все же служит утешением не только для нее, но и для те
х, кто любит ее и понимает…
Ч …и хотя за всю свою жизнь я не заработала даже на приличную одежду, моя
живопись служит утешением не только для меня, но и для тех, кто ценит и пон
имает мои рисунки, а таких очень, очень много, гораздо больше, чем может пр
едставить себе ограниченный ум…
Сколько бы раз в день они ни созванивались, мать всегда говорила много и и
стово, как будто спорила с кем-то, кто в чем-то ее упрекал. Лидии казалось, ч
то всю жизнь мать спорит с бабушкой и отцом.
Ч …семья твоего отца никогда, никогда не понимала и не поддерживала мен
я, Ч говорила в трубке мать, Ч мне приходилось искать утешения в работе,
и, может быть, именно поэтому сейчас мои работы так высоко оценены и призн
аны именно теми людьми, чье мнение мне важно и дорого.
Господи, как длинно, как гладко, без единой паузы!
Лидия поставила кружку на стол и, высвободив из пледа руки, потерла щеки. Щ
еки были холодные, а руки горячие, и ухо вдруг очень устало от льющегося в
него переливчатого горного ручейка.
Лидия посмотрела на часы.
Перебивать нельзя.
Перебьешь до времени Ч жди беды. Мать обидится, смертельно и горячо, как р
ебенок, у которого в песочнице отобрали ведерко и совок. Она бросит трубк
у и не будет отвечать на звонки Лидии. Ответит она только ближе к полуночи
, но помириться сразу не удастся Ч мать заплачет горючими слезами, и Лиди
и придется пройти весь путь до конца Ч рассказ о молодости, об огромных н
адеждах, которые подавала мать, пока не встретилась с отцом, о мещанской с
емье, в которую она попала, выйдя замуж, о творческом поиске, о немногочисл
енных тонких ценителях, которые по-настоящему разбираются в искусстве,
об интригах в издательстве, о попытках престарелого Бориса Исааковича н
аладить с ней романтические отношения, о цикле лекций, которые ей предст
оит прочесть в Музее Востока.
И еще так: “Мне ничего не нужно от жизни, кроме осознания того, что я прожил
а ее не зря, что Ч хоть иногда! Ч я дарила людям радость!”
А потом так: “Твой отец в конце концов убедил тебя, что мой творческий поис
к слишком затянулся, что я ничего не могу дать тебе не только как мать, но и
как художник, и все это только потому, что я всю жизнь была на голову выше т
ого мира, в который он старательно затягивал меня, а я сопротивлялась ино
гда из последних сил…”
Отец ушел, когда Лидии исполнилось восемнадцать и умерла бабушка. Некому
стало их мирить, и увещевать, и караулить под дверью кухни, чтобы успеть в
мешаться и отвести беду.
Отец ушел, оставив мать в тягостном недоумении. Всю жизнь она была неотра
зима. Кроме сказочной красоты, у нее были талант, и тонкость восприятия, и
бездна вкуса, и блестящее окружение. И еще она была “на голову выше мира”,
в котором жил отец. Всю жизнь она пестовала и обожала свое чувство долга, к
оторое не позволило ей бросить любящего ее человека на произвол судьбы.
И вдруг этот человек… сам ее бросил?!
Ч …ты не могла бы поехать? Ч вдруг выловила Лидия из журчания горного р
учейка и как будто проснулась.
Господи, что именно она пропустила?! Прошло уже… Лидия посмотрела на часы.
Прошло… Ч ничего себе! Ч почти пятнадцать минут.
Ч Ты могла бы мне переводить, а то я боюсь, что мой собственный немецкий с
ейчас не слишком хорош.
По-немецки мать говорила, как любой послевоенный школьник Ч то есть ник
ак, Ч но у нее были своеобразные представления о собственных способнос
тях.
Ч Почему ты молчишь? Ч спросила мать, хотя у Лидии еще не было ни одной во
зможности что-нибудь произнести. Ч Я понимаю, конечно, что мои дела Ч эт
о только мои дела и на помощь, даже самую минимальную, мне не приходится ра
ссчитывать, но и тебе это могло бы быть интересно, Лидия…
1 2 3 4 5 6 7