Когда они вышли из метро, он поп
росил у нее телефон.
Ц У женщины в твоем возрасте уже должен быть мужчина, Ц сказал он, Ц ран
о или поздно это все равно бы произошло. Если не я, так кто-то другой… Так по
чему не я? Ты мне действительно очень нравишься, и все случилось не по пьян
и. Ты похожа на рембрандтского херувима, у нас все будет хорошо.
Она тогда не дала ему номера телефона, вошла в подъезд, тихонько прикрыла
за собой дверь. Он остался стоять на улице.
Выйдя из лифта, Вера взглянула в окно на лестничной площадке и обнаружил
а, что он так и стоит у подъезда курит и, задрав бородатое лицо, глядит ввер
х.
«А может, он и вправду полюбил меня? Ц подумала она. Ц Я ведь не знаю, как э
то должно происходить на самом деле…»
Ц Интересно тебе было? Ц спросила мама за завтраком. Ц Я, честно говоря
, стала волноваться. Ты ведь впервые не ночевала дома.
Ц Да, мамуль, было очень интересно, Ц ответила Верочка, отвернулась и гу
сто покраснела.
Ц Много было народу?
Ц Человек десять, Ц пожала плечами Вера.
Ц Чем же вы там занимались всю ночь? Стихи читали?
Ц Да, стихи… Ц эхом отозвалась дочь. «Наверное, Верочке кто-то очень нра
вится из этих талантливых молодых людей. Хорошо, что девочка сразу попал
а в интеллигентную среду и нет возле нее жутких дворовых компаний», Ц по
думала мама и не стала больше задавать вопросов.
На следующий день, возвращаясь из школы, Верочка увидела у своего подъез
да Стаса Зелинского с белой гвоздикой в руке.
Ц Вот видишь, я уже по тебе соскучился, Ц сообщил он и, наклонившись, нежн
о поцеловал ее в щеку. Ц Ты что-нибудь рассказала родителям?
Ц У меня только мама, я ничего ей не говорила…
Ц Умница, Ц он еще раз поцеловал ее. На этот раз она продиктовала ему сво
й телефонный номер.
Ни у кого из одноклассниц не было романа с таким взрослым двадцатитрехле
тним молодым человеком. Вере было жутковато и приятно, когда он встречал
ее у школы.
Ц Ну ты даешь. Ватрушка! Ц качали головами одноклассницы.
Верочка сама не заметила, как по уши влюбилась в Зелинского. Если он исчез
ал на несколько дней, она не находила себе места. Но он появлялся, вел к себ
е домой. У него была комната в коммуналке на Самотеке, доставшаяся от бабу
шки. Он жил там один, отдельно от родителей.
Попадая в прокуренную пыльную клетушку, Вера прежде всего наводила там ч
истоту, мыла посуду в общей раковине на коммунальной кухне, подметала по
л, стирала в тазу в общей ванной рубашки своего драгоценного Стаса. Потом
готовила какую-нибудь еду. После тихого совместного ужина он не спеша, ле
ниво, притягивал ее к себе, целовал, раздевал. У нее кружилась голова от пр
икосновений его больших теплых рук, от звука его голоса.
Потом он провожал ее домой. С мамой знакомиться не хотел, со своими родите
лями тоже не знакомил.
Через год, после очередной уборки, ужина и порции любви, он закурил и, гляд
я в потолок, с какой-то глупой ухмылкой произнес:
Ц Ты, Верочка, можешь меня поздравить. Я женюсь.
Ц Поздравляю, Ц натягивая колготки, машинально ответила Вера.
Он посмотрел на часы и добавил:
Ц Ты знаешь, сегодня в девять ко мне придут, а сейчас половина девятого…

Вера ничего не ответила, быстро оделась и выбежала вон. Она бежала по вече
рним улицам, и ей казалось, что жизнь кончена, ничего хорошего больше не бу
дет.
Женитьба Зелинского, впрочем, оказалась весьма кстати. Вера заканчивала
десятый класс, надо было поступать в институт. Теперь ничто не отвлекало
ее от экзаменов. С первой попытки она поступила на филфак университета.
Но через год Стае развелся, и опять появилась в Верочкиной жизни грязная
комната в коммуналке на Самотеке… Потом он женился, разводился, находил
и терял работу, нищал, богател, менял любовниц, заводил детей, бросал их, пл
атил алименты.
Всякий раз, когда ему было худо или когда между женами и любовницами полу
чался перерыв, он звонил Вере. Она приходила, мыла посуду, стирала белье, г
отовила еду, ложилась с ним в постель. Если в ее жизни появлялись другие му
жчины, Зелинский тут же возникал призраком на горизонте, распушал хвост,
говорил нежные слова. Презирая себя, Вера забывала обо всем и снова мыла, с
тирала, готовила, ложилась в постель.
Какой-нибудь дошлый психоаналитик углядел бы в этих отношениях жуткий,
утробный садо-мазохистский подтекст. Но Верочка не посещала психоанали
тиков. Даже маме она почти ничего не рассказывала. Конечно, за эти годы Над
ежда Павловна имела честь познакомиться с Зелинским. Но не могла спокойн
о слышать его имени, не подзывала дочь к телефону, когда он звонил.
Дело было в том, что Верочка нежно и преданно любила его, только его одного
, и никто другой ей не был нужен.
Единственному человеку, самой близкой своей подруге Тане Соковниной он
а рассказала все, как было. Еще тогда, в девятом классе.
Ц Он ведь изнасиловал тебя! Ц всплеснула руками Таня. Ц Он скотина пос
ледняя, и все они там Ц скоты, ублюдки, ненавижу!
Ц А вдруг он меня все-таки хоть немного… Ц Верочка запнулась и покрасне
ла, Ц хоть немного любит?
Ц Знаешь что, Ц внимательно глядя в ее круглое личико, сказала Таня уже
мягче, Ц давай не будем воспринимать это ни как трагедию, ни как великую
любовь. Ну случилось, и ладно. Первый твой женский опыт, пусть не самый ром
антический, но опыт.
Потом, в двадцать, Таня говорила:
Ц Он разобьет тебе жизнь, на твоем месте любая нормальная баба послала б
ы его ко всем чертям давным-давно.
И сейчас, в тридцать, Верочка слышала от своей ближайшей подруги:
Ц Зелинский Ц скотина, бесчувственное животное… В общем, она и сама это
понимала. Она давно знала ему цену, но ничего не могла с собой поделать… На
самом донышке ее души жила слабенькая шальная надежда: а может быть, он и
правда любит меня? Просто он такой сложный, непредсказуемый, ни на кого не
похожий… Ей было стыдно признаться далее самой себе в том, что эта глупая
надежда все еще жила.
Сейчас, стоя перед зеркалом, она ругала себя последними словами за то, что
подкрашивает ресницы, обводит губы контурным карандашом, пудрится. Она д
аже решила не завтракать до его прихода. Все равно ведь придется поить ег
о кофе.
Потом она ужасно долго одевалась. Натянула джинсы и майку, повертелась п
еред зеркалом, джинсы поменяла на длинную пеструю юбку. Ей хотелось выгл
ядеть небрежно, по-домашнему, чтобы он не заметил ее стараний.
Ц Он и так не заметит, Ц усмехнулась Вера, опять влезая в джинсы и меняя м
айку на длинный тонкий свитер.
Все это время нестерпимо громко гавкал Мотя. Пес считал, что она одеваетс
я исключительно ради прогулки с ним. Он только не мог понять, почему так до
лго, и был искренне возмущен.
Наконец, пристегнув поводок, она отправилась с Мотей во двор. Шел мелкий г
рибной дождь, мягкое майское солнце проглядывало сквозь свежую листву т
ополей, капли дождя сверкали, маленькая, едва заметная радуга стояла вда
леке над крышами соседнего переулка.
«Сегодня я наконец распрощаюсь с ним, Ц думала Вера, Ц я скажу ему что-ни
будь обидное, унизительное. Сегодня я увижу его в последний раз, и все. Пус
ть катится. А потом мне некогда будет страдать и рефлексировать. Я буду оч
ень занята, заработаю много денег, поеду с мамой на море…»
Через полчаса Зелинский явился. Как всегда Ц ни цветочка, ни шоколадки, т
олько дежурный поцелуй в щеку и папка с двумя страничками очередной рекл
амной мути, которую надо перевести на английский.
Ц Ты зажаришь для меня твой фирменный омлет с черными гренками и помидо
рами? Я специально не завтракал.
Она зажарила омлет, потом сварила кофе. Потом перевела на английский пла
менные тирады о волшебных свойствах новой косметической серии российс
кой фирмы «Дива».
Ц Стае, неужели американцы покупают нашу косметику?
Ц Наверное, да, Ц пожал он плечами, Ц по-моему, это чистой воды авантюра.
Но мне по фигу. Мне заказали буклеты.
Стае работал в маленьком издательстве, которое печатало всякие рекламн
ые брошюрки, гороскопы, книжечки о тайнах сексуальной совместимости, о ч
удодейственных диетах и гимнастиках, настенные календари с голыми деви
цами. Владельцем был его приятель, а он сам Ц единственным сотрудником. П
о сути дела, Вера Салтыкова тоже работала в этом издательстве. Она без кон
ца что-то переводила, вела переговоры по телефону, когда надо было это дел
ать по-английски. Телефонные счета она отдавала Зелинскому, он оплачива
л. А за свой труд она из рук драгоценного Стаса не получала ни копейки. Она
привыкла за пятнадцать лет делать для него все бескорыстно и с радостью.

Когда она закончила перевод и протянула ему отпечатанные на принтере ст
ранички английского текста, он спросил:
Ц Мама во сколько вернется?
Ц В пять. Ц Верочка посмотрела на часы, потом на Зелинского. Ц Знаешь чт
о, Стае, я хотела тебе сказать…
Но он уже подошел вплотную, его руки нырнули под свободный свитер и ловко
расстегнули лифчик.
Ц Я хотела тебе сказать, что больше не…
Ц Да, Верочка, я тебя внимательно слушаю, Ц и он зажал ей рот своими тонки
ми, сухими губами.
От его жесткой бороды на Верочкиной нежной коже иногда появлялась непри
ятная краснота. Раздражение долго потом не проходило.

Глава 3

Илья Андреевич Головкин попал под дождь в новом костюме. Он вообще терпе
ть не мог дождь, а тут еще зонтик забыл.
Когда Илья Андреевич обнаружил, что темно-синий пиджак линяет и на ворот
нике белоснежной рубашки появились омерзительные голубые разводы, ему
захотелось завыть от тоски. Он упорно убеждал себя, что выть ему хочется и
менно из-за этих дурацких разводов, из-за того, что бирка на красивом пидж
аке «Made in England» оказалась поддельной, как и весь костюм, такой элегантный, тем
но-синий, в редкую тонкую полосочку…
Эти разводы он заметил в зеркале в дешевой пиццерии, куда зашел поесть. Он
уже больше месяца не разговаривал с женой. Когда они ссорились, а случало
сь это в последнее время часто, Раиса Федоровна переставала покупать про
дукты и готовить, сама ела где придется, но зато и «этот стервец», муж ее Ил
ья Андреевич, вынужден был питаться в дешевых забегаловках.
Средства вполне позволяли Головкину пообедать и поужинать в хорошем ре
сторане. И костюм он мог бы приобрести не на вьетнамской барахолке в Лужн
иках, а в приличном магазине. При желании он мог бы давно уже не пользовать
ся городским транспортом, а ездить если не на «Мерседесе», то хотя бы на «Ж
игулях».
Нельзя сказать, что Илье Андреевичу было приятно каждое утро в час «пик»
втискиваться в переполненный вагон метро, гусиным шагом в душной сонной
толпе пробираться к эскалатору на переходе, где кто-нибудь обязательно
толкнет, пнет, обматерит.
Разумеется, ничего приятного не было и в должности начальника отдела сна
бжения маленькой макаронной фабрики. Но вот уже двадцать лет Илья Андрее
вич занимал эту странную и, в общем, довольно хлопотную должность. И жить о
н старался «по средствам», но не по тем, которые имел на самом деле. О реаль
ных доходах скромного снабженца не догадывался никто, даже жена. Скудный
быт семьи Головкиных соответствовал доходам Раисы Федоровны, учительн
ицы труда в школе, и Ильи Андреевича, начальника отдела снабжения макаро
нной фабрики.
Каким чудом сохранилась нищая грязная фабричка в укромном переулке в Со
кольниках, никто не знал. Макароны, которые она производила на ржавом дов
оенном оборудовании по устаревшим технологиям, давно никто не покупал. Р
азвесная лапша и вермишель десятилетней давности плесневела на склада
х магазинов в глубинке, иногда ее пускали на корм скоту, но чаще кормили ею
заключенных в тюрьмах и лагерях, солдат в армии и детей в детских домах.
Мрачное, полуразвалившееся здание было построено в середине прошлого в
ека немцем-кондитером. Когда-то здесь вручную пеклись вкуснейшие пирож
ные, воздушное печенье птифур, отливались глянцевые шоколадные «бомбы»,
внутри которых были замурованы крошечные фарфоровые зайчики с розовым
и ушками, куколки в балетных пачках, белые медвежата. Все это прямиком из С
окольников отправлялось каждое утро в знаменитый гастроном Елисеева, в
булочную Филиппова. Рассыльные в элегантной униформе развозили по всей
Москве заказные огромные торты. Высокие, причудливо разукрашенные коро
бки в пышных бантах они держали на вытянутых руках, торжественно, осторо
жно, ибо каждый такой торт был неповторимым произведением кондитерског
о искусства.
Для себя немец выстроил двухэтажный пряничный домик с широкой винтовой
лестницей внутри.
После революции потомки кондитера эмигрировали, фабричка была объявле
на народным достоянием и стала вместо кондитерских изысков производит
ь серые макаронные изделия для голодных трудящихся.
В пряничном домике разместились бухгалтерия, отдел кадров, партком, фабк
ом и прочая администрация. Пожилая секретарша нынешнего директора, нату
ра тонкая и впечатлительная, любила рассказывать шепотом, как поздними в
ечерами бродит по гулкой винтовой лестнице прозрачное привидение, неме
ц-кондитер в белой рубахе до пят, в ночном колпаке с кисточкой, и его страш
ное лицо подсвечено снизу дрожащим огоньком сальной свечи. Никто ей, кон
ечно, не верил, но допоздна в пустом административном здании старались н
е засиживаться.
Впрочем, в последние годы администрации фабрички и днем делать было нече
го. Бухгалтерия и плановый отдел, полдюжины пожилых женщин с трудными су
дьбами, гоняли чаи, обсуждали мексиканские телесериалы, недостатки свои
х зятьев и невесток, рост цен и преступности.
Войдя в свой маленький кабинет, все еще украшенный портретом Ленина и по
четными грамотами в деревянных рамках, Головкин первым делом снял пиджа
к, брезгливо осмотрел полинявший ворот. Даже на пальцах остались мерзкие
голубоватые пятна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9