“Когда-нибудь вы об этом пожалеете”, – говорил Кригер ему и мне. Стоя на маленькой площади у ворот кладбища и глядя на отъезжающего Елина, я не мог знать, что это время уже стремительно приближается. Под руку с дородным представителем роно шла Светлана Николаевна. Я помахал ей рукой:– Подвезти?– Спасибо, – сказала она, – автобус идет прямо к школе. В толпе ребят я заметил Дину. Она, кажется, не хотела показывать, что мы знакомы.– А меня не подвезете? – спросил за моей спиной звонкий голос.Я повернулся вокруг своей оси и увидел женщину-фотокора.– Здравствуйте! – Это получилось у меня скорее восклицание, чем приветствие. – Какими судьбами?– Что люди делают на кладбище? Хоронят своих старых учителей.Она грустно улыбнулась. Я открыл дверцу машины:– Садитесь. Конечно, подвезу. А я вас что-то не припомню.– Немудрено, – сказала она. – Хотя я вас помню очень хорошо. Когда мы учились в четвертом классе, десятиклассник Игорь Максимов был у нас вожатым. Только тогда он говорил нам “ты”...Я рассмеялся:– Так это ваш класс взял Кригер после нас?– Наш, – вздохнула она. – Бедный Эрнст Теодорович!Ее звали Лика Кривошеина.Не знаю почему, но я по дороге рассказал ей все.Она слушала внимательно, только иногда задавая кое-какие вопросы. И тут мне пришла в голову замечательная мысль. Я остановился у ближайшего автомата.– Скажи, – спросил я Лику, – время у тебя сейчас есть?– Сколько угодно, – ответила она. – А в чем дело?– А в том, – сказал я, – что тогда мы сейчас поедем справлять поминки по Кригеру.Я набрал номер Феликса в конторе:– Занят?– Собираюсь сматываться, – ответил он.– Спускайся вниз, сейчас мы подъедем, – сказал я. – Через десять минут.– Кто “мы”? – спросил недоуменно Феликс, но я положил трубку.Ровно через десять минут я подъехал к редакции и увидел Феликса с его неизменным репортерским саквояжем через плечо.– Странная у вас компания, – пробормотал он, усаживаясь на заднее сиденье.– А что, не нравится? – весело спросила его Лика, поворачиваясь.Феликс фыркнул.– Спокойно, дети мои, – сказал я. – Не ссорьтесь. Потому что сейчас все будет зависеть от нашей четкости и слаженных действий.И тут я изложил им свой план. 12 На этот раз перед входом в пивной бар уже клубилась небольшая очередь. На дверях висела фундаментальная табличка “Свободных мест нет”, мой друг швейцар гоголем прохаживался за стеклом, высматривая добычу. Я приветливо сделал ему ручкой, и он тут же ринулся открывать.– У них заказано, – прорычал он, пропуская нас внутрь. Мы поднялись на второй этаж.– Свободных мест есть, – констатировал Феликс. Невозможно понять это свойство нашего сервиса.– Нам туда, – сказал я, показывая в ту часть зала, где в этот момент высокий рыжий официант как раз заканчивал протирать пустой стол.– Здрасте! – кокетливо сказала ему Лика, плюхаясь на стул и с ходу задирая ногу на ногу, – Мы желаем пить и веселиться. Что подают в вашем богоугодном заведении?Горелов осклабился. Я удивился, увидев, что у него даже зубы рыжие. Похоже, не в пример Феликсу, наша компания ему нравилась.– Значит, так, – сказал он, принимая стойку. – Шашлык по-карски, на ребрышках, люля. Из закусок – ассорти рыбное, ассорти мясное, салатики, хлебцы, горошек моченый. Если желаете, есть лангусты.Я небрежно махнул рукой:– Давайте три по-карски, закуски всякой разной на ваш вкус. Для начала по паре пива...Он уже повернулся, чтобы уходить, но я удержал его.– Минуточку, – сказал я, понизив голос, и особенным образом глянул ему в глаза: – Еще три чистых стаканчика, ладно?Он снова тускло блеснул своими зубами, понимающе кивнул и исчез.– Иди, Феликс, – сказал я. – И постарайся, чтоб никто не видел.Громов подхватил свой сак, ушел и вскоре вернулся.– Порядок, – проворчал он, – если не считать, что на меня пялилось человек десять, пока я занимался этими глупостями.– О черт, – скривился я, – предупреждал ведь тебя!– Ну и шел бы тогда сам! – рассердился Феликс. – А еще лучше, раз ты такой умный, сделал бы все заранее. Тут, между прочим, люди пиво пьют, а тебе, видишь, надо, чтобы в туалете никого не было.– Мальчики, – сказала Лика, – по-моему, вы что-то заигрались в детективов. Посмотрите кругом – всем плевать на нас с высокой колокольни!– Ладно, – махнул Я рукой. – Глядишь, проскочит, действительно. Давай ее сюда.Феликс достал из сумки бутылку. Обычно она валялась у меня в багажнике, я хранил в ней дистиллированную воду для аккумулятора, у нее было горлышко с завинчивающейся пробкой. Что ценно – наклейка “Пшеничная” сохранилась до сих пор. Сейчас Феликс налил туда обычной воды из-под крана, и вся хитрость заключалась в том, что наш официант не должен был об этом догадываться.Он примчался буквально через несколько минут и мгновенно заставил стол кружками, тарелками, блюдами с закуской. Не забыл и про стаканчики. Я немедленно стал разливать.– Лей побольше, – ворчал Феликс.– Мне хватит пока, – нежно прощебетала Лика, когда перевалило за полстакана.Горелов крутился вокруг нас, раскладывая приборы, и бормотал:– Поаккуратней, ребята, поаккуратней, не дай Бог, метр увидит...– Ничего, – успокоил я его, – мы ее счас обратно в сумочку... Ну, будем здоровы!Себе я налил почти под завязку.Как выразилась потом Лика, каждый выпил, актерствуя в меру своей испорченности. Феликс, например, крякнул и смачно заметил:– Хорошо идет! Как вода.– Приятного аппетита, – пожелал нам Горелов, подхватил свои подносы и испарился.Мы взялись за еду. Громов ухаживал за Ликой.– Ешьте, товарищ стажер, не беспокойтесь, это настоящее...– Феликс, – сказал я, – налегай на пиво. Я за рулем, так что минимум пять кружек тебе, одну Лике.– Понятно, – вздохнул он и оглядел стол. – Боюсь, Завражный тебе не оплатит таких расходов на сбор материала.– Черт с ним, – ответил я. – Тут дело пошло на принцип.Слушайте меня внимательно: через несколько минут мы с вами должны здорово начать пьянеть. Помните, главное – не переигрывать. Лика, считай внимательно все, что он приносит.Они сыграли великолепно. Феликсу для этого много усилий не потребовалось: выпив несколько кружек, он действительно слегка окосел. Но Лика подыгрывала ему прекрасно. Он бормотал какие-то шутки – когда удачно, когда нет, но она в любом случае заливалась чересчур громким смехом, откидываясь на спинку стула. Я дождался момента, когда Горелов будет пробегать рядом, и уронил на пол со стола тарелку, которая хоть и не разбилась, но шуму наделала.“Вторую” мы разлили опять при официанте, когда он принес шашлыки. Ее заправила водой Лика в дамском туалете и принесла в своей сумочке. Рука у Феликса, наполнявшего стаканы, была очень убедительно нетвердой.Через два часа я решил, что момент настал. Дождавшись очередного появления Горелова в зале, я махнул ему. Он подошел.– Кофе, мороженое и счет, – пробурчал Феликс.– Посчитай нам, дорогушам – сказал я ласково и даже показал рукой в воздухе, как именно нам надо посчитать. – Только быстро, а то мы торопимся...Горелов вынул из кармана форменной куртки блокнот и карандаш. Я изо всех сил старался даже не глядеть на него, но все-таки краем глаза видел, что карандаш порхает, как ласточка перед дождем.– Двадцать восемь сорок девять, – сообщил он.– Угу, – сказал я как можно равнодушнее и вроде бы полез в карман за деньгами. Но остановился и спросил, прищурившись с хитрецой: – А не врешь? Ну-ка, покажь, чего у тебя там написано?Горелов улыбнулся моей пьяной подозрительности и поднес к моим глазам счет, где в графе “Итого” стояли, разумеется, цифры 28 и 49.– Нормально? – спросил он весело.– Нормально, – ответил я, отрывая листок с нашим счетом от блокнота. – Иди погуляй пока.Несколько секунд он еще стоял у меня за спиной, не зная, как реагировать на мою наглость, по так, видимо, ничего не решил и отошел в сторону. Я отметил, что он не убрался на кухню, как обычно, а остался у стены, внимательно за нами наблюдая. Мы все втроем склонились над счетом.– Ассорти рыбных было два, – быстро сказала Лика, – а не три.– Горошек по тридцать четыре копейки четыре порции никак не может быть два тридцать шесть, – подсчитал Феликс. – И вот тут еще...Я же занимался главным: проверкой готового результата.– Все, ребята, – сказал я, – вот вам ключи от машины, идите вниз. Дальше я сам.Они ушли. Горелов проводил их глазами и неуверенно двинулся ко мне.– Садись, – сказал я ему. – Поговорим. 13 Итак, в прихожей квартиры Латыниных у меня зародилась некая мысль. А когда хозяйка, женщина в бигуди, похожая на медузу Горгону, провела меня в гостиную, мысль моя обрела окончательную форму. Ибо квартира эта была скорее похожа на музей.– Слушаю вас, – сказала Елена Сергеевна, а я все не мог оторваться от потрясающих бронзовых часов с амурами, психеями, панами и еще бог знает чем. Даже мне, профану, было понятно, что они страшно старые и поразительно тонкой художественной работы.Проследив за моим взглядом, Елена Сергеевна снисходительно улыбнулась:– Виктор Васильевич всю жизнь собирает антиквариат, это его главная страсть. Он ведь чтец, ему часто приходится разъезжать с концертами по разным городам, и всюду он что-нибудь отыскивает. Правда, сейчас с этим стало так трудно... По-моему, у чтецов это профессиональная болезнь. Вы знаете, наверное, Смирнов-Сокольский собирал книги, а Виктор Васильевич…Она обвела комнату рукой.– Вот эти часы, на которые вы обратили внимание, по некоторым сведениям, принадлежали самому Наполеону, их якобы отбили у арьергарда наполеоновской армии платовские казаки в двенадцатом году. Но я не верю! Про всякую приличную вещь говорят, что она была никак не меньше, чем у Наполеона, Павла или Людовика. Виктор Васильевич купил их лет пятнадцать назад у какого-то забулдыги в Костроме, отмыл, подреставрировал... Да, так мы отвлеклись. Вы говорите, что пришли насчет Саши?Я рассеянно кивнул головой. Я все еще не мот отделаться от впечатления, которое произвело на меня мое открытие. Мы сидели напротив друг друга в музейных креслах с резными позолоченными подлокотниками, а между нами стоял столик, который, вероятно, можно было бы назвать журнальным, если бы ему не было лет сто пятьдесят. Его крышка состояла из тщательно подобранных и подогнанных кусочков отполированного зеленого камня, образующих затейливую мозаику. Я готов был поклясться, что видел однажды подобный малахитовый столик в комиссионном магазине на Октябрьской площади, куда мы случайно забрели с Ниной. Он запомнился мне потому, что Нина восхищалась не столько столиком, сколько ценой на него: там была какая-то пятизначная цифра.Столик украшала хрустальная ладья, помещенная в металлическую корзину тончайшей работы. Я уже понял, что в этом доме она не серебряной быть не может. И если даже на ней нет клейма поставщика двора его императорского величества, какого-нибудь Хлебникова или Фаберже, корзинка стоит столько, сколько я не зарабатываю за целый год. Кругом висели на стенах картины в массивных лепных рамах, стояли на полках статуэтки и вазы, а за фигурными створками шкафов тускло отсвечивал фарфор.– Да, – сказал я, – совершенно верно. Насчет Саши.– Ох, – вздохнула Елена Сергеевна, – он очень трудный мальчик. Отец так с ним мучается. А уж меня он просто ни во что не ставит! А что, собственно, случилось? – вдруг испугалась она.– Как что, Елена Сергеевна? Разве Саша не пропал? Он уже два дня не ходит в школу!Она посмотрела на меня удивленно:– Вот вы о чем. А что, теперь, если ребенок два дня пропускает школу, сразу присылают корреспондента?Не так уж она простодушна, эта медуза.– Нет, – сказал я сухо, – не сразу. У меня есть еще основания интересоваться Сашей.Она возвела очи горе:– Я, конечно, всего лишь мачеха... Но раз уж вы пришли, расскажите, пожалуйста, в чем дело. Я хоть буду иметь возможность подготовить Виктора Васильевича. Он такой нервный...Я рассказал ей о письме Кригера. Она всплеснула руками:– Ах, ну конечно, я знаю его! Его убили вчера, кажется, или позавчера. Это ужасная история, весь дом у нас только об этом и говорит! Да, он бывший Сашин учитель, Саша иногда бегал к нему наверх. Но почему он не обратился сначала к нам, а сразу в газету?Понемногу мне становилось понятно почему.– Не знаю, – сказал я. – Может быть, потому, что у вас ребенок, как вы его называете, вторые сутки пропадает неизвестно где, а вы...– Но ведь он нашелся! – перебила она меня.– Когда?! – Я так подался вперед, что чуть не опрокинул столик вместе с вазой.– Сегодня, – сказала она с испугом. – Я час назад пришла с работы и сразу увидела, что все в его комнате перевернуто, исчезла спортивная сумка, кое-что из одежды, его магнитофон.– И это вы называете “нашелся”? – спросил я.– А вы это называете “пропал”? – парировала она. – Он, между прочим, взрослый человек, ему семнадцать лет. К тому же у него постоянно какие-то бзики: то грозится пойти ночами вагоны разгружать, то перестает брать у нас деньги даже на завтраки. А теперь вот это. Правильно Виктор Васильевич говорит: он ему сроду ни в чем не отказывал, а надо было... Что вы хотите – переходный возраст... Но вообще-то вам надо с мужем поговорить, он занимается его воспитанием.Из ее слов скорее можно было понять, что Сашиным воспитанием не занимается никто.– Последний вопрос, Елена Сергеевна. А не мог Саша поехать к Жильцовым?– К Жильцовым? – Она высоко подняла брови. – Ах, Витя Жильцов! Мы как-то об этом не думали.– Но может быть, имеет смысл им позвонить?– Жильцовы – это знакомые Сашиной матери. Она... умерла. Виктор Васильевич уже много лет не поддерживает с ними отношений. Но от Саши я слышала, что они сейчас живут где-то в новом районе, кажется, без телефона.Она встала. Я понял, что меня выставляют.– Вы не позволите мне взглянуть на его комнату? Елена Сергеевна пожала плечами:– Пожалуйста.В комнате Латынина-младшего никакого антиквариата не было. Обои изрисованы разноцветными фломастерами, надписями на английском. Над столом – большой портрет Джона Леннона, вырезанный из журнала. Единственная картина висела над кроватью дешевая репродукция Шишкина “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24