Впрочем, Титус уже привык к ее манере выражаться.
– А что, если я предложу Романе прогуляться по Нижнему Городу? Это можно устроить в следующий выходной.
– Хорошая идея. Но учти, тебе нелегко будет уговорить ее. У нее тоже морская болезнь, по канатной дороге нельзя… И еще она боится больших лестниц. На эскалаторах она обычно зажмуривает глаза и держится за перила.
– Как же тогда быть? – Он призадумался.
– Возьми вот это.
Эрмоара достала из кармана коробочку. Внутри, на белом бархате, лежала маленькая золотая булавка.
– Воткнешь ей эту штуку в любую часть тела, можно через одежду. Она ничего не почувствует. Это не повредит ей, заклятье тут чистое, без остаточного эффекта. Потом выведешь ее за ворота, и спуститесь в Нижний Город. Она будет беспрекословно подчиняться. Как только вытащишь булавку, Роми очнется. Но смотри, если ты воспользуешься этим, чтоб ее трахнуть, – твоя смерть будет страшной, афарий. Очень страшной.
– Я никогда бы не воспользовался, – нахмурился Титус. – Не из-за ваших угроз, а потому, что у меня нравственные принципы…
– Вот и прекрасно, – кивнула Эрмоара. – Проваливай, афарий.
Поклонившись, Титус вышел. Секретарь проводил его до парадной двери. Возле крыльца дежурили охранники – еле намеченные тени среди неряшливого темного кустарника. Трое или четверо. Маловато у Эрмоары охраны… Или их гораздо больше, но остальные спрятались так хорошо, что даже он, афарий, не замечает их присутствия?
Серп Омаха немного увеличился в размерах, Сийис все еще оставалась полной и круглой. Титус быстро шагал по улице, мешочек с золотом оттягивал карман его рясы. Целое состояние! Этого хватит, чтобы завести собственную лавку где-нибудь в Нижнем Городе… Вдруг он остановился, ошеломленный подозрением: не означает ли это, что Эрмоара До-Энселе его подкупила?.. Да нет, зачем бы… Ведь она уже заплатила Ордену за эту работу.
Деньги пойдут на накладные расходы, как она велела, а остаток… можно раздать нищим… или передать брату-казначею Ордена… или отложить на черный день… Казалось, дома Нижнего Города ухмыляются во тьме, потешаясь над его внутренними терзаниями – такое же чувство преследовало Титуса много лет назад, когда он был нищим мальчуганом, но в ту пору у него в карманах не звякало ни гроша, а сейчас наоборот.
Глиняный Квартал. Тут стояли трех-четырехэтажные глинобитные дома с шершавыми стенами, лишь кое-где прорезанными расположенными вразброс окошками. Издали доносилось хоровое пение. Рядом, за углом, прозвучал короткий панический крик.
Титус одним прыжком оказался возле угла, выглянул: посреди улицы топтались три человека, еще один лежал на земле. Грабеж. Он бесшумно скользнул вдоль стены и, сориентировавшись, кто жертва, а кто грабители, стукнул одного из них ребром ладони по шее. У второго выбил блеснувший нож. Оборванец бросился наутек. Первый, получивший удар, со стоном сел на землю.
– Вы афарий? – дрожащим голосом спросила жертва.
Немолодой мужчина. Судя по одежде, лавочник. От него резко пахло потом. Лежавшая ничком толстая женщина зашевелилась и с кряхтением поднялась на ноги.
– Они совсем обнаглели, – пожаловался мужчина. – Убейте разбойника, он угрожал мне ножом!
Он попытался пнуть грабителя, тот на четвереньках пополз прочь.
– Не надо творить насилие, – удерживая лавочника, с мягкой укоризной возразил Титус. – Нельзя никого убивать. Возможно, завтра эти несчастные одумаются и сойдут с преступной стези.
– Тогда поймайте его и сдайте городской страже! – потребовал спасенный.
– Стражники могут его избить, а насилие порождает насилие.
Грабитель встал и нетвердо побежал в темноту.
– Да ведь он убегает! – сердито крикнул лавочник.
– Я не судья, – с достоинством произнес Титус. – Мы, афарии, иногда применяем силу, но никого не судим. Лучше ступайте поскорее домой, пока на вас опять не напали.
Он зашагал дальше. Вслед ему выругались. Афарии привыкли к людской неблагодарности, так что его это не удивило.
Хор печальных голосов звучал все ближе и ближе. Титус уже мог разобрать слова: «Светлая Омфариола!.. Добрая Омфариола!..» Служба в храме великой богини Омфариолы, этот храм где-то рядом, на стыке Глиняных Кварталов и Золотого парка. Наверно, очередное жертвоприношение.
У жертвы, которую избирала Омфариола, отрезали левый мизинец и левое ухо – в знак признательности богине за ее бесконечную доброту. Ее жрецы утверждали, что сей ритуал полон глубокого сокровенного смысла, и каждый должен самостоятельно постичь сей смысл, а подсказку дала сама богиня, изрекшая однажды, что люди научаются ценить добро, лишь оторвав от себя нечто воистину ценное. «Светлой» и «доброй» Омфариолу величали ее приверженцы. Другие боги Панадара, а также вольнодумцы из Верхнего Города, называли ее между собой «Чокнутая Омфариола».
Озаренный сиянием храм мелькнул в просвете меж двух глинобитных коробок. Вокруг толпились поклонники Омфариолы в белых одеждах, по лестнице медленно поднималась процессия. Титус прошел мимо, не задерживаясь.
Наставнику он рассказал о своей второй беседе с Эрмоарой уклончиво, опуская шокирующие детали. Упомянул, что госпожа До-Энселе питает некоторое пристрастие к спиртному и пользуется протрезвляющим заклятьем – Магистр на это заметил, что на главе торгового клана лежит громадная ответственность, бедной женщине нужна хоть какая-то отдушина… Не страшно, если она иногда пропустит рюмочку-другую винца. Титус так и не рискнул признаться, что угостил ее «особым» Цведония.
– Но скажи, мальчик, изысканная культура ее речи все-таки произвела на тебя впечатление? – глядя на него с усталой доброй улыбкой, полюбопытствовал Магистр.
– Произвела… – прошептал Титус.
– Пожалуйста, сделай все, о чем она просит. Я дам тебе в помощники брата-исполнителя Гания, он только что завершил обучение. Он внедрится в университет как раб и будет денно и нощно следить за Тубмоном и Атхием, докладывая тебе обо всем. А ты работай с Романой. Выбор наследника для бизнеса До-Энселе – дело серьезное. Если Эрмоара назначит не того человека, в будущем это пагубно скажется на экономике Панадара. Будь осмотрителен, Титус, не подведи!
Солнце почти село. В этот час улицы Нижнего Города особенно многолюдны: дневное население все еще бодрствует, ночное – воры, куртизанки, разного рода прожигатели жизни – понемногу начинает выползать из своих нор. Шертон разминулся с компанией гуляк. Следом за ней настырно ковыляло черное насекомое величиной с собаку, множество членистых ножек оставляло в пыли хаотичную рябь. «Тень должника».
Обычно этим приемом пользовались маги, которым не заплатили за их услуги: обманутый маг создавал вот такую тварь, не нуждавшуюся ни в пище, ни в отдыхе, и та неотступно сопровождала неплательщика. Ничего плохого она не делала (если маг не хотел конфликта с законом), просто все время была рядом. Когда сидишь дома, когда идешь на работу, в гости или в баню, когда уединяешься с девушкой… И извести ее невозможно: раздавленная или разрубленная на куски, она все равно будет ползать за тобой, напоминая о невыполненных обязательствах. Пока не отдашь долг.
Трактир с дощатой верандой и еле теплящимися стеклянными драконами-светильниками. Пока Шертон ужинал, на Нижний Город нахлынули лиловые сумерки.
Перекусив, он опять окунулся в лихорадочную суету вечерних улиц. Его окликали куртизанки с мерцающим в полумраке макияжем. Стражники в шлемах с гребнями и личности странной наружности бросали на него скользкие изучающие взгляды.
На площадке, озаренной светом полной Сийис и изогнутого изящным серпиком Омаха, двигались в причудливом танце люди с отрешенно-застывшими ликами статуй. Расставленные вдоль границ площадки жаровни с наркотическими снадобьями источали сладкий дурман. Музыкантов скрывали неразличимые в темноте ширмы, и медленная ритмичная музыка лилась словно из ниоткуда.
– Господин не желает потанцевать? Всего пятнадцать барклей за час!
Здесь было много таких площадок, благодаря которым квартал Сонных Танцоров заработал свое название. Тот, кто хоть раз поддался соблазну, приходил сюда снова и снова, в то время как его жизненная сила постепенно таяла, и в конце концов он умирал от истощения.
Длинная улица без фонарей, заросшая акацией и жасмином, вывела Шертона к гостинице старого жулика Бедолиуса. Несколько лет назад он выручил Бедолиуса, расправившись с шайкой вымогателей. Тот обещал ему за помощь триста барклей, но с выплатой тянул, зато каждый раз, когда заходила речь о деньгах, угощал его дорогим идонийским вином. Однажды Шертон проделал в уме простенькие подсчеты: стоимость выпитого им за счет Бедолиуса коллекционного напитка давно уже перекрыла сумму долга, но тот все равно продолжал хитрить, пусть даже себе в убыток. Сейчас заведение Бедолиуса выглядело необитаемым: ставни закрыты, тишина… Хотя нет, возле крыльца кто-то есть. Четверо вооруженных мужчин.
– Кто вы такой? – спросил один из них, окинув Шертона холодным изучающим взглядом.
– Мне нужен Бедолиус.
– Сожалею, но вы его здесь не найдете. Гостиница арендована нашей госпожой.
На головорезов Нижнего Города эти четверо не похожи: никакой показухи, подтянутые, вежливые, характерная пластика движений выдает элитных бойцов. Шертон кивнул и пошел своей дорогой. Позади скрипнула дверь. Он оглянулся: по ступенькам крыльца спускалась женщина. Охранники преклонили колена.
А вот это уже непрофессионально… Шертон отступил в тень ближайшего дома, за куст, и замер.
– Вы свободны, парни. Можете пойти поразвлечься, я найду вас, если понадобитесь.
Когда женщина проходила мимо, он смог рассмотреть ее сквозь бледную лунную завесу: пожилая, худощавая, аккуратно зачесанные седые волосы собраны на затылке в тощий пучок. Ничего примечательного. Однако никто из четверки следом за ней не пошел! Совсем интересно… Шертон сопровождал ее, как тень, скользящая среди черных массивов неухоженного кустарника.
Она сворачивала в такие закоулки, куда в это время суток сунется без охраны только самоубийца – либо же тот, кто не нуждается в охране. Нежилые районы, примыкающие к кварталу Сонных Танцоров: облитые лунным сиянием ветхие останки многоквартирных домов, населенные зильдами, ящерицами и летучими мышами. Наблюдая одновременно и за обстановкой, и за женщиной, Шертон упустил тот момент, когда с ней начали происходить изменения. Она вдруг на фут выросла, закрытое складчатое платье превратилось в серебряную сетку, облегающую нагое тело. Талия еще больше сузилась, а бедра и плечи стали шире. Волосы упали до середины ягодиц – тяжелая черная волна, припорошенная алмазной пылью, искрящейся в лунном свете.
Чародейка, маскирующая свою внешность с помощью колдовства. Либо же одна из богинь, способная менять облик тел и предметов. В любом случае следить за ней – занятие глупое и рискованное, но Шертон был заинтригован. У него на шее висел подаренный манглазийским шаманом амулет с крохотным, величиной с ноготь, осколком кристалла Сойон – этого достаточно, чтобы ни маги, ни боги не смогли ощутить его присутствия. Конечно, если чародейка увидит его, он будет обнаружен, однако тут Шертон полагался на свое умение преследовать, оставаясь незамеченным.
Женщина пинком отшвырнула с дороги нечто, лежавшее поперек вспоротой сорняками булыжной мостовой. Нечто зашевелилось, раздался хриплый рев. Из оконного проема кирпичного строения выдвинулась продолговатая бородавчатая морда:
– Ты пнула мой хвост!
С женщиной опять начали происходить превращения: ее тело, сохранив прежние очертания и плавные изгибы, мгновенно покрылось серебристой чешуей, ощетинилось длинными острыми шипами, на концах пальцев появились когти-лезвия.
– Твой… хвост валялся у меня под ногами, Келнарун. Скажи спасибо, что я на него не наступила!
Келнарун. Сей бог обладал воистину мерзким нравом: он часто прятался в заброшенных постройках, а хвост выставлял наружу, дожидаясь, когда кто-нибудь наступит на него или запнется. Подкараулив рассеянного прохожего, он набрасывался на несчастного с обвинениями в богохульстве и требовал, во искупление греха, дорогих даров и жертвоприношений.
– Ты пнула мой хвост, Нэрренират!
Богиня – ее лицо все еще оставалось человеческим – насмешливо улыбнулась:
– Я думала, это какой-то дерьмовый хлам, выброшенный за ненадобностью.
– Ты не думала, что это хлам! Ты знала, что это мой хвост!
Келнарун зашипел от ярости и полез из оконного проема на улицу, но вдруг остановился, словно что-то его не пускало. Ящероподобное серое тело конвульсивно задергалось.
– Отпусти! Сейчас же отпусти мой хвост! Он мой, никто не смеет его трогать!
Хвост, похожий на суковатую палку, словно прилип к мостовой. Нэрренират довольно расхохоталась:
– Твой, говоришь? Почему же ты не способен его контролировать?
– Немедленно отпусти!
– А бантик на хвост хочешь?
На хвосте появился аляповато-пышный атласный бант, вроде тех, что хозяева иногда повязывают породистым собакам и зильдам.
– Ты чего! – в панике взвизгнул Келнарун. – Смертные увидят!
Бант исчез. Опять появился. Опять исчез. Через секунду появилось сразу два банта. Божества боролись за контроль над хвостом.
– Н-да, Келнарун… – задумчиво протянула богиня. – Когда я создаю себе хвостатое тело, я, по крайней мере, контролирую его полностью… Так что прими мои соболезнования!
Келнарун зарычал и отчаянно дернулся, развалина заходила ходуном. Посыпались кирпичи.
– Ты слишком много мнишь о себе, Нэрренират! А смертные перестали тебе поклоняться! Тебе больше не приносят жертвы, об этом все знают!
Нэрренират тоже зарычала, изваянное из лунного мрамора женское лицо превратилось в гротескно-жуткую оскаленную морду. Келнарун наконец-то сумел освободить свой хвост из незримого захвата и вывалился из окна на мостовую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11