Брайен стал подробно объяснять. Но гораздо больше информации мне удалось почерпнуть из его мимики и жестов, чем из рычащей скороговорки. Впрочем, я и сам уже знал, что прыгнуть в Штатах с парашютом не так-то просто. Во-первых, у нас с Катькой не было специальной страховки. Они же там, прежде чем на унитаз сесть, страхуются на всякий случай! Во-вторых, в Америке очень трудно отыскать удобное и безопасное место, особенно на Южном побережье, где сетка воздушных эшелонов и коридоров на карте выглядит как густая, почти без просветов паутина. Кроме тысяч магистральных лайнеров, американское небо наполняют миллионы частных самолетиков. Тарахтя пропеллерами, они несут своих хозяев на уик-энды, деловые встречи, к любовницам в соседние городишки, на рыбалку, а то и просто на работу и обратно. Иногда они падают. Помнишь соплячку Саманту Смит, которая написала письма про мир-дружбу Рейгану и Андропову? Вот, разбилась вместе с отцом. Но все равно летают, как пеликаны.
- Impossible! - закончил объяснения Брайен.
- Double price! - пообещал я.
- О. К! - кивнул хитрый американский боров. Мы с Геной сели в «фордик» и порулили к отелю. По сторонам тянулись аккуратные домики, такие на вид хрупкие, что казалось, целую улицу можно было снести вместе с пыльными пальмами одним броском городошной биты.
- Очень хочешь прыгнуть именно в Америке? - спросил после долгого молчания Гена.
- Очень!
- С Катериной?
- Ага!
- Ну-ну! - кивнул он с пониманием.
- А ты с Оленькой не хочешь?
- Нет… - вздохнул Аристов.
После неудачного катапультирования во время тренировочного полета Аристову пришлось перейти на преподавательскую работу. Его межпозвоночные диски, должно быть, напоминают теперь расплющенные пятаки, которые в детстве мы бросали на трамвайные рельсы. Врачи так и сказали: «Можете, конечно, Геннадий Сергеевич, прыгать, но сначала купите себе инвалидную коляску!» Так что на боль в спине он Галине Дорофеевне не зря жаловался.
Когда мы подъезжали к отелю, Гена глянул вверх и насторожился:
- Что-то мне эти морды совсем не нравятся! Из окон наших номеров нам призывно махал руками весь отряд спасателей. Едва мы переступили порог, самые худшие подозрения подтвердились. Дверь между люксами была распахнута - и на всем шестикомнатном пространстве буйствовала полномасштабная отечественная пьянка.
- Это я догадалась! - радостно сообщила Оленька.- Я взяла ключ у портье…
- Ну и дура! - похвалил Гена.
Номера были похожи на раздевалку сборной по футболу, одержавшей сокрушительную победу: одежда валялась вперемежку с пустыми бутылками. Двое
спасателей спали беспробудным сном. Кто-то ревел под гитару:
Первым делом мы испортим самолеты!
Ну а девушек? А девушек потом!
Несколько мужиков азартно листали Оленькину книжку про бинарные оппозиции. Они играли. Суть игры заключалась в том, чтобы загадать номер страницы, строку и слово. Проигравший становился в жертвенную позу и получал ровно столько сокрушительных пинков, на сколько букв его слово оказывалось короче того, что загадал победитель.
- Но она сказала, у тебя праздник! - зашептала готовая расплакаться Оленька.
- Какой, к чертям, праздник!
- Кто сказала? - поинтересовался я.
- Ка-атя…
- Ясно.
В этот момент появилась одетая в одну длинную майку Катерина. Она сидела верхом на Коляныче, напоминавшем битюга, которому хозяин из озорства вставил золотые лошадиные зубы.
- Внимание! - звонко крикнула Катька.- Внимание! Сегодня исполнилось ровно пять лет с того исторического момента, когда величайшему летчику всех времен и народов Геннадию Сергеевичу Аристову было присвоено звание Героя России с вручением золотой звезды и ордена Ленина! Ура!!
- Гип-гип-ура! - грянули спасатели так, что чуткие гидролокаторы на военно-морской базе в Гуантанамо определенно зашкалило.
- Неужели пять лет? - хмуро удивился Гена, загибая пальцы.- В самом деле… Но «Ленина» тогда уже не вручали…
- …С вручением ордена Академика Сахарова восьмой степени! - ничуть не смутилась Катерина.
Меня всегда поражало, что в нужный момент она оказывалась обладательницей самой неожиданной информации.
- До дна!- Коляныч поднес Гене пивной бокал, до краев наполненный виски.
- Я не пью! - отрезал Гена.
И это была правда. На днях исполнялся другой юбилей - год с тех пор, как он по настоянию врачей исключил из пищевого рациона все виды и подвиды спиртного. С этим, я думаю, и связан был бурный роман с Оленькой, не укладывавшийся ни в какие его сексуальные навыки и жизненные принципы.
- Мужик ты или не мужик? - применил Коляныч совсем уж запрещенный прием.
- Ольга, - спросила Катька, поигрывая редкими прядями на голове командира спасателей, - мужик Гена или не мужик?
- Я не знаю,- растерялась будущая искусствоведка.
Спасатели дружно и обидно захохотали.
- Ему нельзя! - попробовал вступиться я.
- Мне тоже было нельзя, - сообщил Коляныч. - Я дал врачу сто долларов - теперь можно!
- Смешно сказал. - Гена побагровел, вырвал из рук искусителя бокал и выпил одним духом, не поморщившись.
- Ура! - завопила Катерина и, взяв у Аристова опустевший бокал, вылила оставшиеся капли на голову Колянычу.
Потом она пришпорила розовыми пяточками своего пьяного скакуна, и тот, протяжно заржав, унес ее в соседний номер.
- Ну вот что, мужики, - нехорошим голосом начал Гена.
Но тут в дверь постучали - и два официанта втащили в номер подносы с дымящимися бифштексами, обсыпанными картофельной струганиной и оливками.
- Ваш заказ, мистер Аристофф! - доложил один из них на ломаном русском.
Через час, вырвавшись из пьяных объятий спасателей, Гена сорвался вниз и от портье позвонил министру МЧС. Потом он пытался отсидеться в кегельбане, но группа спасателей, возвращаясь из очередного похода в осчастливленный магазинчик с сумками, набитыми бутылками, скрутила его, несмотря на яростное сопротивление, и доставила в номер. Здоровые все-таки парни!
- Мужик ты или не мужик? - снова подступил к нему Коляныч, уже породнившийся плечами с теплой Катькиной задницей.
- Ура-а герою России!
Под утро, изгадив наши номера до неузнаваемости, команда ушла, унося на руках тех, кто не стоял на ногах. Вообще-то я не очень хорошо держу алкогольный удар и поэтому слабо помню окончание юбилейных торжеств, но предполагаю, что Катерина так уехала на Коляныче. Гена же, потерявший за год питейную форму, отрабатывавшуюся десятилетиями, отключился где-то после четвертого доказательства того что он все-таки мужик. В былые времена с ним такого, конечно, не случилось бы.
Разумеется, мы проспали все наши полеты. Когда вечером следующего дня Оленька, приговаривая «бедный папочка», похмеляла юбиляра с ложечки, как тяжело больного, а я бессильно лежал в кресле, дверь распахнулась, грохнув о стену, и в номер ворвались разъяренные спасатели. Опухший Коляныч, как перчатку, швырнул в лицо Аристову телеграмму со срочным вызовом в Москву, подписанную министром МЧС.
- Мы к тебе… А ты нас… - только и смог вымолвить он.
Я едва успел подивиться тому, как непривычно Каляныч смотрится без наездницы на плечах, а нас уже начали бить. Меня схватили за грудки и вырубили первым же ударом, а эмчеэсовцы все-таки не эсэсовцы и лежачих не бьют. Гена же попытался оказать сопротивление - и, несмотря на истошное Оленькино заступничество, получил по полной мордобойной программе.
- Ладно, хватит, - приказал Коляныч. - А то он до следующей годовщины не доживет!
Спасатели, прихватив недопитые вечор бутылки, удалились. Внизу их уже ждал автобус.
И вот, когда Оленька, всхлипывая, обрабатывала специальными жидкостями аристовские синяки, а я рассматривал порванную рубашку, зазвонил телефон. Забыв от пережитого про все инструкции, она схватила трубку:
- Алло! Нет, Геннадий Сергеевич подойти не может… Он нездоров. Ничего страшного, просто несчастный случай… Перезвоните позже… Я? Я - Оленька… А вы кто?
- Кто это? - взревел Гена, вскакивая и чуя неладное.
- Какая-то Галина Дорофеевна!
И хотя Галина Дорофеевна даже на сверхзвуковом истребителе могла очутиться в Майами не раньше чем через четыре часа, уже через двадцать минут срочно вызванное такси увозило рыдающую Оленьку в международный аэропорт.
А еще минут через сорок появилась Катерина, свежая и невинная, как дуновение бриза.
- Боже, что тут случилось? - всплеснула она руками. - Я вызову полицию!
- Где ты была?! - заорал я, испепеляя ее одним глазом (второй подзаплыл).
- Я? Я летала с Брайеном смотреть место для прыжков… Вы спали, он меня и попросил. А где Оленька?
- Это ты сказала им, что Геннадий звонил министру?
- Я? Что я, ненормальная! Я только похвасталась, что он живет с ним в одном доме… Я же не думала…
- Стерва-а-а!
…На следующий день я провожал Гену в аэропорту. На его мужественном лице наклеек было больше, чем на чемодане. Сам я нацепил темные очки.
- Спасибо за отдых! - буркнул он.
- Извини, что так вышло…- проблеял я, чувствуя, как кредит АЛКО-банка подергивается туманом неизвестности.
- Да ладно… Как ты думаешь, почему Галина Дорофеевна не перезвонила?
- А почему ты ей не перезвонил?
- А что я ей скажу? Не умею я врать…
- Тогда скажи, что после конференции тебя уговорили полетать, и при посадке подломилось шасси. По-моему, убедительно…
- Ага, и тормозил я мордой по бетонке…
- Примерно.
- А про Оленьку? Может, сказать, что она случайно в номер зашла?
- Ну конечно! В Майами русским девчонкам больше делать нечего, как в номера к летчикам заходить! Скажешь: она официальный переводчик конференции и ее прислали вместе с доктором, чтобы переводить при оказании медицинской помощи.
- В номере?
- А где еще - в морге?
- Думаешь, поверит?
- Если любит, поверит!
- А Катька? - вдруг забеспокоился он.- Она ведь, стерва, все нарочно устроила. Она все может - позвонить Галине Дорофеевне или даже факс прислать… Ты мне сам рассказывал!
- Не волнуйся, при первой же попытке я удавлю ее телефонным проводом!
- Смотри! Она же настоящая стерва. Бросил бы ты ее!
- Брошу,
- Нет, я серьезно… Я не хотел тебе говорить… Но ты понимаешь, Оленька мне жаловалась, что Катька к ней приставала…
- В каком смысле?
- В каком… В прямом. Она говорила, что мужики ее вообще не интересуют - она с ними только ради денег. А на самом деле ей еще со школы нравятся длинноногие брюнетки с маленькими титьками.
- Так и сказала?
- Так и сказала…
- Вот сука!
- Брось ее…
- Ты еще до Москвы не долетишь, а я ее брошу…
- Слушай, а с чего начать… Галине Дорофеевне?
- Начни с выполнения супружеского долга… Прямо в прихожей!
- Смешно сказал, - улыбнулся Гена, и у меня снова появилась надежда вырвать кредит у «АЛКО-банка».
…Катерину я застал в убранном номере. Она сидела на диване и накручивала телефонный диск. Я вырвал у нее аппарат и с размаху ударил по лицу так, что она пискнула.
- Поняла, за что?
- Поняла, - прошептала она.
- Если ты позвонишь Аристову домой и не дай Бог что-нибудь скажешь его жене, тебе конец. В прошлом году здесь акула сожрала девицу. Во всяком случае, ни ее, ни акулу так и не нашли. Поняла?
- Поняла, - кивнула Катерина и улыбнулась разбитыми губами.
- Спим в разных комнатах! - приказал я. - Если хочешь, могу вызвать для тебя проститутку - брюнетку с длинными ногами и маленькими титьками!
- Как скажешь, Зайчуган…

17. ЛЕДЫШКА
Утром, когда я зашел в ее комнату, Катерина старательно зашивала мою разодранную рубашку, выброшенную вечером в мусорное ведерко.
- Прости меня! - еле слышно проговорила она.
- Никогда. Дай сюда иголку!
- Зачем?
- Дай!
Она нагнулась, перекусила нитку и протянула иголку. Я взял теплое жальце, попробовал пальцем острие и выкинул в окно.
- Почему? - удивилась она.
- Не твое дело. Когда-нибудь поймешь.
- Я понимаю: мы расстаемся. Ты меня теперь обязательно выгонишь. Аристов для тебя важнее. Но я хочу, чтобы мы расстались друзьями. Конечно, я много о тебе знаю, но ты можешь быть абсолютно спокоен…
- А я и так абсолютно спокоен. Это ты теперь переживай и оглядывайся!
- Зачем ты меня пугаешь? Я виновата перед тобой. Я сорвалась. Наверное, это какая-то болезнь, вроде наркомании. Я тебе никогда не рассказывала, но у меня это давно. Я даже пыталась разобраться, когда это началось. Если бы надо мной в детстве кто-нибудь издевался или растлевал, тогда все было бы просто и понятно. Но с меня все пылинки сдували. Даже на злого учителя ничего не свалишь: учителя меня обожали! Я долго копалась в себе, даже к врачу ходила - и вспомнила, когда это началось. В восьмом классе. Отца отозвали из Парижа в Москву - и я стала ходить в школу рядом с домом. Мы тогда жили в самом конце Ленинского проспекта. Понимаешь, в Париже у меня было очень много школьных друзей…
- Антуан, например…
- И Антуан, и много еще… А тут я попала в совершенно незнакомый, злой, живущий по своим законам и не принимающий меня детский мирок. Наверное, я и сама виновата, потому что с глупой гордостью к месту и не к месту демонстрировала свой французский и фыркала, когда другие мямлили у доски. В классе были две девочки, которые мне сразу понравились,- Валя Обиход и Нина Назарова. Подружки. Они даже на переменах под ручку ходили. И знаешь, поначалу они меня как будто приняли… Но потом был новогодний вечер - и я вырядилась, как дура, во все лучшее… Мне, конечно, мать должна была подсказать, что так нельзя, что это воспримут как вызов (в магазинах-то тогда ничего не было!), но моя мамочка в ту пору крутила роман с одним синхронистом, и ей было не до меня. В общем, я вырядилась… Учительши потом еще месяц мои парижские тряпки обсуждали. А он весь вечер танцевал только со мной!
- Кто - он?
- Ван Вей. Он был по отцу китайцем и учился в десятом. Родители его работали в цирке - жонглировали, - и он после школы собирался в цирковое училище. Это было в нем самое интересное, потому что выглядел он совершенно невзрачно - щуплый и желтый. Но именно в него влюбилась до потери сознания Валя Обиход. Нина Назарова была у нее поверенной и даже своего рода парламентером - выясняла у Ван Вея, как он к Вале относится. Обычные среднешкольные глупости. В этом возрасте, сам помнишь, все в кого-то влюблены…
- А ты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35