ни малейшей вероятнос
ти того, что контейнер будет вскрыт. Мы должны разбиться в лепешку, чтобы э
того не случилось! И не одни мы! Ничего мы сами не сделаем… В городе должно
быть объявлено чрезвычайное положение и биологическая тревога! Карант
ин! Обсервация! Перекрыть все выезды, искать этот чертов контейнер должн
ы все: милиция, МЧС, армия, ФСБ, медики… Объявить награду по всем телеканал
ам, пообещать деньги любому, вернувшему 57-й, пусть он даже работает или раб
отал в Лаборатории…
Доктор замолчал, выдохнувшись. Остальные тоже молчали, потрясенные неож
иданным предложением. Пауза затягивалась, и нарушил ее Капитан, сказавши
й проникновенно и мягко:
Ц То есть вы предлагаете рассекретить деятельность Лаборатории? Преда
ть гласности все результаты работы? Других способов поднять по тревоге с
иловиков я пока не вижу.
Ц Да! Все всплывет так или иначе, но если мы не вытащим голову из песка, всп
лывут и трупы, всплывут в таком кровавом болоте…
Ц Для начала всплывет наш Виварий… Точнее, ваш Виварий, Ц сказал Капита
н медленно, словно рассуждая сам с собой. Ц Вы когда-нибудь слышали про д
октора Менгеле
Й. Менгеле Ц врач-нацист, ставивший садистские опыты на людях.
? Между прочим, что бы там ни говорить с точки зрения физиологии и ген
етики, юридически все объекты Ц до сих пор люди. И когда вы берете пилу и т
репанируете им череп, то это не вивисекция животного. Это с точки зрения з
акона убийство. Садистское убийство.
Он в упор смотрел на Виктора Эльдаровича. Если Доктор на этом не сломаетс
я, то ему отсюда не выйти. Его отсюда вынесут. Слова не важны, если в глазах с
ейчас не дернется страх, то не помогут ни уговоры, ни пленки, зафиксировав
шие во всех подробностях проводимые Доктором операции…
Доктор сломался. Капитан с удовлетворением отметил, что направление мыс
лей собеседника изменилось, на место опасений за судьбы человечества пр
ишла тревога о своей личной и персональной судьбе.
По лицу Доктора можно было читать, как по открытой книге, Ц выражение обл
ичительного пафоса исчезло, взгляд растерянно перебегал с одного собес
едника на другого, пальцы нервно крошили сигарету. Но стоит подать немно
го назад, успокоить расшалившиеся интеллигентские нервы. И Капитан сказ
ал:
Ц В любом случае решать вопрос о рассекречивании и привлечении сил со с
тороны придется не нам. Генерал должен был вернуться через два дня. Думаю,
получив сообщение о произошедшем, вернется раньше. Все наши соображения
я ему доложу в сжатом виде. И буду, Виктор Эльдарович, настаивать на провед
ении в жизнь вашего предложения. Единственное уточнение Ц посторонних
привлекать надо втемную, сочинить убедительную легенду. Даже две, три, че
тыре легенды, если понадобится… Надо срочно и тщательно продумать, откуд
а в официально занимающейся растениеводством Лаборатории такие убойны
е снадобья. Но это утром, на свежую голову.
Он еще раз внимательно посмотрел на Доктора. Вроде успокоился, уже не рве
тся разоблачать и срывать маски; но все равно пригляд за ним нужен…

Чтобы не повторилась история с Марченко.
Под утро Колыванову приснилась охота. Старинная псовая охота, многолюдн
ая и зрелищная: захлебывались звонким лаем гончие-арлекины, рвались со с
ворок борзые; багроволицый, седоусый доезжачий
Здесь и далее: доезжачий
Ц в старинной комплектной охоте руководил гончими; выжлятники Ц его по
мощники; остров Ц небольшой окруженный полем лес; выжловка Ц гончая-су
ка; мастерить (для собак) Ц сходить со следа зверя, срезая путь напрямик; п
о зрячему Ц не спуская глаз с бегущего зверя; щипцы Ц челюсти (у борзых с
обак). изо всех сил трубил в рог “по зрячему”, рискуя заработать апоп
лексический удар; выжлятники азартно науськивали спущенных со смычки с
обак…
Наверное, все это выглядело бы красиво и увлекательно, если бы не одна мал
ость Ц дичью был он, Колыванов.
…Он метался на кругах по обширному лесистому острову, не желая выходить
в поле, под острые зубы борзых, Ц метался почему-то на четвереньках; и как
ни странно, так бежать было ему легко и удобно… Гончие заливались и справ
а, и слева, пока невидимые сквозь густой кустарник, он резко менял направл
ение бега, сбивая их с толку, Ц но вот молодая и паратая выжловка пегой мо
лнией прорвалась сквозь кустарник и замастерила по зрячему…
Остальные немного поотстали, но от переливов проклятой суки казалось, чт
о вся стая на хвосте, что он бежит медленно, что до борзых дело не дойдет и в
се кончится здесь, в острове, в быстротечной и кровавой схватке с гончими.
Но Колыванов не боялся Ц удивительно, но он ничего не боялся.
Он чуть сбавил темп, позволив выжловке сократить дистанцию, резко развер
нулся Ц и напал. Не ударил рукой или ногой Ц вцепился зубами в плечо, рез
ко мотнул головой, вырывая, выдирая шесть и мясо, почувствовал на губах пр
яный вкус крови, коротко рыкнул, перекрывая жалобный визг выжловки, и сно
ва понесся, закладывая широкую дугу вдоль края острова.
Но травили его мастера своего дела Ц еще три смычка гончих, наброшенных
выжлятниками, рванулись наперерез, наседая, дыша в затылок, и Колыванов п
оневоле вырвался из острова и понесся по полю, по пожухлой осенней граве.
Хрипло проревел охотничий рог, и в травлю включились борзые.
Он бежал быстро, но где уж было тягаться на открытом месте с этими четверо
ногими молниями, рожденными и выращенными для бега, и только для бега. Рас
стояние до погони сокращалось, он поневоле поворачивал, огибая препятст
вия Ц редкие кустики, кучи свезенных со всего поля камней, поросшие дики
м малинником, Ц и борзые, мастеря, срезали путь на каждом его повороте, пр
иближаясь все больше и больше.
И все-таки он почти ушел Ц псы начали уставать, а до другого, гораздо боль
шего острова оставалось всего сотни полторы саженей, когда несущаяся пе
рвой борзая напрягла в запредельном усилии готовые разорваться мышцы и
связки Ц и преодолела-таки несколько разделявших их шагов, до глотки до
браться не успевала, ухватила сзади и сразу подогнула лапы, повисла живы
м якорем.
Колыванов потерял темп, крутнулся колесом Ц сбросить, стряхнуть с хвост
а помеху. Но тут же набежали остальные, вцепляясь мертвой хваткой повсюд
у: в бока, в загривок, в уши, в ноги (или все же в лапы?). Впрочем, в свалку полезл
и не все, лишь самые злобные и вязкие, притравленные по крупному и опасном
у зверю, Ц остальные, не меньше половины своры, поскуливая и повизгивая,
плотно сбились чуть поодаль…
Глаза заливала кровь, не то своя, не то чужая. Он бился молча, ворочаясь под
навалившимися со всех сторон телами, казавшимися ему слабыми и невесомы
ми. И как бывает порой в таких дурных снах, укусы узких щучьих щипцов борзы
х не причиняли ему почти никакого вреда Ц он не чувствовал боли, мышцы ра
ботали великолепно, словно и не терзали их острые собачьи клыки.
А противникам доставалось всерьез: то одна, то другая борзая вылетали из
кучи сплетенных тел Ц одни тут же бросались обратно, не обращая внимани
я на страшные раны и волоча за собой свисающие внутренности, другие оста
вались лежать на месте.
Он победил бы, он перебил бы их всех до единой, но по мягкой земле глухо заш
лепали копыта Ц наезжали охотники. Передний, явно среди них главный, оде
тый в роскошный, сверху донизу расшитый серебром охотничий кафтан, предо
стерегающе поднял руку:
Ц Мой!
Спутники послушно придержали коней, и главный, подъезжая, протянул уважи
тельно, с ударением на последнем слоге:
Ц Матеро-о-ой…
Но с седла не спрыгнул, не стал пытаться брать живым…
Колыванов видел все это урывками, не прекращая драки, но понял одно: надо у
бить, надо немедленно убить этого самого опасного Ц тогда остальные не
в счет, тогда они разбегутся или погибнут. Он изготовился прыгнуть, стрях
нуть борзых, стряхнуть пусть даже с кусками собственной плоти на зубах.
Охотник тоже выбирал удобный момент, свесившись с седла и перевернув пле
ть-камчу вверх тяжелым серебрянным шаром, венчавшим рукоять.
Колыванов успел первым, вывернувшись, выскользнув ужом из-под рычащей и
взвывающей груды; разминулся в полете с рассекшей воздух камчой и вонзил
клыки в расшитую серебром грудь… нет, попытался вонзить Ц неведомая си
ла отбросила его, отшвырнула без всякого видимого удара, ошеломив на мгн
овение резкой, пронзившей насквозь болью…
Собачьих зубов, впившихся в его тяжело рухнувшее тело, он опять не почувс
твовал Ц мгновенно, как каучуковый мячик, оттолкнулся от земли и от затр
ещавших под лапами (или все же ногами?) вражьих костей, взмыл в воздух, целя
сь в глотку, в беззащитную, не укрытую проклятым металлом глотку.
На этот раз охотник не оплошал: серебряный шар с маху вломился в висок Кол
ыванову Ц тот почувствовал, как гoлова с отвратительным хрустом разлета
ется на куски, и это было безумно больно.
…Осколки черепа с огромной скоростью неслись к разным концам Вселенной,
и каждый осколок беззвучно вопил от нестерпимой, ужасающей боли. Но что-т
о осталось, что-то осталось от Колыванова и на этой грешной земле, и это чт
о-то беспощадно вцепилось в горло врага, круша и разрывая мышцы, позвонки
, артерии…
Он торжествующе взвыл, победно и яростно, несмотря на разбитую голову и з
абивавшее кровавое месиво, Ц взвыл так, что шарахнулись в стороны вроде
ко всему привычные кони остальных охотников, а уцелевшие борзые начали п
ятиться, поджав хвосты, от залитого кровью места побоища.
Взвыл Ц и умер на самой высокой ноте своего победного воя.

Глава V

Разбудило его не солнце, как то обычно бывало. Комн
ату для спальни Колыванов выбрал так, чтобы окна выходили на юго-восток, ч
тобы первые лучи восходящего весеннего или летнего солнца падали первы
м делом на его кровать Ц был он “жаворонком”, обожал вставать рано, на зар
е, и часто дразнил засоней любившую поспать Катю…
Но сегодня солнце, напрочь затянутое тучами, к его пробуждению не имело н
и малейшего отношения Ц проснулся Колыванов от размеренных и болезнен
ных ударов по голове.
Это проклятый охотник никак не угомонится… что ему еще надо, он же убил ме
ня, совсем убил… и умер сам… Ц подумал Колыванов, просыпаясь; но уже в сле
дующую секунду сообразил, что и охотник, и разбитая им голова остались та
м, за гранью реальности, в диком и безумном сне…
Гулкие удары по голове, впрочем, никуда от этого понимания не исчезли, но п
осле шестого или седьмого он узнал их Ц старинные часы, это били старинн
ые напольные часы с маятником, в корпусе из резного дерева, стоявшие в спа
льне.
Но почему так много ударов? Утром их должно быть гораздо меньше… С этой мы
слью Колыванов открыл глаза.
С часами творилось что-то неладное. Во-первых, они стояли не на своем обыч
ном месте; во-вторых, продолжали бессмысленно и тупо отбивать непонятно
какое время Ц Колыванов сбился со счета, но был уверен, что с момента окон
чательного пробуждения прозвучало не менее двадцати гулких “бо-бомм!”.
Да и не одни часы, вся обстановка казалась странной, непривычной, чужой…

Он повернул голову, пытаясь оглядеться и разобраться, что же не так в окру
жающем мире, Ц голова откликнулась ломящей болью, а глаза уперлись в дер
евянную поверхность, секундой спустя опознанную как ножка кровати. Он ле
жал на полу. Понятно…
В памяти Колыванова всплывали события вчерашнего вечера: ужин и разгово
р у Горянина, внезапно застигнувший на пути к дому приступ застарелой бо
лезни, бутылка с дешевой водкой… Дальше воспоминания обрывались, никаки
х даже кусочков-обрывочков, только давешний сон, но и он быстро тускнел в
памяти.
Колыванов повернулся на бок, сел, игнорируя возмущение протестующего ор
ганизма; и тут же, не прерывая движения, встал на ноги.
Это, пожалуй, было несколько опрометчиво Ц он пошатнулся, ухватился за с
пинку кровати, но остался стоять, пережидая слабость и головокружение. В
разламывающейся голове билась одна мысль: существовать в таком состоян
ии невозможно, надо срочно поправить дело, вернуть организму хоть какую-
то способность к функционированию…
Антипохмельных средств Колыванов за ненадобностью не держал, оставала
сь лишь надежда, что в аптечке найдется хоть что-то от головной боли. И он н
етвердыми шагами, опираясь на мебель, двинулся в сторону гостиной. Тот фа
кт, что он абсолютно обнажен, Колыванов проигнорировал.
Даже не заметил этого.
* * *
Одна бутылка лежала на столе, вторая стояла рядом, полупустая. Третью, вал
явшуюся на полу кучкой битого стекла, Колыванов поначалу не увидел Ц за
метил, наступив босой ногой на острый, вонзившийся в тут же закровоточив
шую ступню осколок.
С трудом наклонился, тупо поглядел на поползшую из-под ступни липкую кра
сную лужицу, на останки бутылки с синей этикеткой, от которых поднимался
сивушный запах.
То ли от этого запаха, то ли от отвращения к самому себе Колыванова затошн
ило Ц он едва справился с сотрясавшими желудок спазмами и заковылял, ст
араясь наступать лишь на пятку, к настенному шкафчику-аптечке. Выгреб на
стол все его содержимое, тяжело плюхнулся на стул рядом; первым делом вьщ
ернул из ранки на ступне застрявший неровный осколок и стал рыться в куч
е разноцветных упаковок, сразу отложив лейкопластырь…
…Лекарства Колыванов мог позволить себе самые лучшие, сплошь импортные,
и сейчас этот факт сыграл с ним дурную шутку Ц он болел редко, не разбирал
ся в написанных на иностранных языках названиях, а ничего похожего на па
мятные из прошлой жизни снадобья от мигрени не попадалось. Никаких аскоф
енов, димедролов и пенталгинов…
Любой его соотечественник, регулярно созерцающий рекламу чудо-лекарст
в, мгновенно бы сориентировался в этом фармацевтическом бардаке.
1 2 3 4 5 6 7