Там наверняка напихано немало ракетно-лучевых противовоздушных средств.
– Ночью на большой высоте… – прикинул я.
– Что значит «на большой»? – напрягся Дан. – А радары?
– На пяти километрах допотопные радары нас не возьмут. Винд-судно тем и отличается от антиграва, сам должен знать. Если двигаться при минимуме парусности, если днище выкрасить в черный цвет, да еще при наличии облачности… Не заметят.
– Двадцатипятитонная яхта на пять километров не поднимется. У нее штатная мощность киля с потолком в четыре тысячи двести метров.
– Если снять всю «комфортную» экипировку, то можно поднять потолок до четырех с половиной тысяч. – прикинул я. – А то и до пяти. К тому же я чуть доведу до ума килевой генератор, так она и до семи пойдет. У гражданских судов большой запас прочности, они хорошо тюнингуются. Теряем в надежности, выигрываем в мощности. В разумных пределах это чаще всего имеет смысл.
– Я вот только не уверен, что в подобных разговорах есть смысл, – вздохнул Дан. – Все эти прикидки хороши в теории. А на практике может возникнуть масса неучтенных факторов. Например, нам негде набрать в команду людей, имеющих высотную подготовку. Ты-то, не сомневаюсь, способен работать на высоте более трех километров. А вот для уполномоченных исполнителей Института такие тренировки не предусмотрены.
– Странно, что ты об этом вообще подумал, – удивился я.
– Пришлось побывать в горах. На Кавказе.
– С заданием? – поразился я. – Но ты же сам только что говорил, что не владеешь арабским и не имеешь подготовки…
– У меня была другая легенда, – все же решил поведать Дан. – Арабам нужен был специалист по турбоприводам. Своего не было. Задумали похитить европейца. Ну, Институт меня и подготовил на эту роль. Подставили под похищение. Уже на Кавказе мне удалось бежать из-под стражи и выполнить поставленную задачу. Пока я бегал, Институт предложил за меня солидный выкуп – таков был замысел Дворжека. Через сутки меня поймали и благополучно обменяли на деньги.
– Рискованный план, – оценил я размах Щегла и бесстрашие Дана. – А ты молодец.
– Да. Отрицать не буду, отработал отлично. Но пока бегал, до меня быстро дошло, что даже на двухкилометровой высоте организм ведет себя не совсем штатно.
– Можно снабдить десант дыхательными аппаратами, – уже без прежнего оптимизма прикинул я.
– Сам ведь понимаешь, что это бред, – отмахнулся Дан. – На сколько хватит запасов воздуха? Картриджи – лишний груз. А хватает их на двадцать минут. Это при том, что высотная часть маршрута по времени займет суток трое.
– Ничего с людьми не станет, – насупился я. – В пути им ни бегать, ни прыгать будет негде. А главное – незачем. И стрелять не понадобится. Отлежатся на палубе, проблюются, а к концу второго дня уже адаптируются к высотным условиям. Танцевать смогут. Пусть и не очень бодро. Зато внизу потом им жизнь раем покажется, когда дело дойдет до штурма.
– Проблема не в пути, – вздохнул Дан. – Сам Шам-Шах расположен в высокогорном районе, на высоте почти три километра над уровнем моря. Вот тут. – Он ткнул пальцем в участок Памира на схеме, неподалеку от Аллайского перевала. – А подступы к нему еще выше.
– Хорошо придумали, гады… – зло проронил я. – Захапали все высокие горы, приспособились на них жить, а у нас и европейцев высотную подготовку имеют только спецвойска.
– Да уж, – согласился Дан. – Горы для них всегда были одним из рубежей обороны. Как для русских зима. Она их к нам не пускает толком, а нас к ним не пускают горы. Вот и образовалось нечто вроде естественной границы. И преодолеть эту границу можно только демографически, а если точнее, то генетически. Проникая на чужую территорию, ассимилируясь на ней, а затем концентрируя генетический фонд. При определенном генетическом пороге не совсем араб все же вспомнит, что он араб. Так же, как не совсем русский вспомнит, что он русский. Особенно при должном идеологическом вливании. Но пока у арабов в этом плане серьезное преимущество – плодятся они куда быстрее нас, гораздо бездумнее и без всякой оглядки на будущее этого многочисленного потомства. Последнее обстоятельство, кстати, относится уже к морально-этическим нормам их цивилизации, а следовательно, наша война не только межцивилизационная, но и генетическая.
– Думаешь, запрета на чистые браки между варварами не хватает для генетического баланса? – спросил я.
– Судя по наличию городских партизан даже в Сан-Петербурге – не хватает.
– Верно мыслишь, – согласился я. – А у имперского руководства не хватает мозгов, чтобы это понять. Меня, знаешь ведь, на каторгу упекли за то, что пощадил молодую бабенку, готовую к репродукции в любой момент и не имеющую никаких признаков варварского генома. А раз нет понимания этого, то мощь винд-эскадр и крепость городских стен приобретают особое значение.
– Они ничего не решают кардинально, – покачал головой Дан. – Мы же не можем, как крысы, прятаться до следующего потопа за городскими стенами! Арабы на нас наступают, наступают в первую очередь генетически. А нам попросту нечего им противопоставить. И твоя история – яркая иллюстрация этому.
– Ты сказал «наступают в первую очередь генетически», – заинтересовался я. – А что во вторую?
– Во вторую, они побеждают нас цивилизационными, точнее, морально-этическими нормами.
– Ни фига себе! – Я невольно присвистнул от такого откровения. – Ты хочешь сказать, что их цивилизационные нормы лучше? Какой-нибудь Зураб написал музыку глубже баховской? Или у них свой Ван Гог выискался? Или Толстой с Достоевским? Или, может быть, в морально-этическом плане нам с них пример брать? Или просто нам всем тоже надо задницу камушками подтирать, чтобы одержать победу в глобальном противостоянии с ними?
– Ну, ты завелся… – чуть опешил Дан. – Успокойся. Я не говорю, что чьи-то цивилизационные нормы лучше, а чьи-то хуже. Просто по факту их система ценностей эффективнее с военной точки зрения. Неверный для них не человек. Это раз. Что избавляет их от моральных угрызений совести при убийстве неверного. Как только в России установилась православная теократия и мусульман официально стали считать нелюдями и существами, лишенными души, мы их сразу потеснили. Исторический факт. А против фактов не попрешь. Ладно, в этом мы уравнялись. Не скажу, что стали от этого лучше, но уж точно стали эффективнее в противостоянии.
– Согласен, – кивнул я.
– У них любая война с неверными является священной, а потому любой, погибший в ней, сразу попадает в рай. У нас же прямиком в рай попадают только великомученики. Пока попы не подкорректируют этот вопрос, наша пропаганда будет оставаться в глубокой заднице.
– Хорошо, хотя бы, что с военных официально сняли обязанность соблюдать заповедь «не убий», – поддакнул я. – А ты что, ярый православный?
– Я? – в голосе Дана послышалась обида. – Похож?
Мне не удалось быстро найтись с ответом.
– Никакой я не православный! – слишком, на мой взгляд, эмоционально ответил Дан. – Но я прекрасно понимаю, что теократия в России была необходима. Хотя бы в качестве системы, использующей православие как идеологический инструмент. А если точнее, то как идеологическое оружие обороны от мусульман.
– Наши эскадренные батюшки примерно то же самое вбивали нам в головы, – усмехнулся я.
– Правильно делали. И все же это оружие проигрывает арабскому. Хотя бы в том, что у них око за око – официальная идеология. А у нас, официально, следует подставить другую щеку.
– Да уж, – вздохнул я. – Пацифиста-мусульманина мне трудно представить.
– Значит, ты понял, о чем я. Дело не в камушках, которыми арабы задницы себе подтирают. Вот если бы при установлении российской теократии за основу было взято не православие, а славянское язычество, у арабов бы пуп надорвался отхватить столько нашей территории. Но почему-то далекая еврейская вера в обожествление рядового гражданина Израиля родом из Назарета оказалась русским роднее собственной, возросшей в наших лесах. Меня невольно одолевает смех, когда православие называют исконно русской верой. Как может она быть исконно русской? Когда ее придумывали, России, да и Руси, еще не существовало, а значит, она чуждая, созданная черт-те как давно и черт-те как далеко от наших мест. Да еще и евреями – чуждым народом. В чем же ее исконность?
– Но все же это значительный противовес исламу, – не согласился я.
– Только в том плане, что лучше такое цивилизационное сплочение, чем никакого, – отмахнулся Дан. – Поэтому я и за теократию. Без нее нас вообще бы смели.
– По-твоему выходит, что военно-силовыми методами бороться с арабами вообще бессмысленно? – напрямую поинтересовался я.
– Тактически можно, иначе я бы тут не сидел и не обсуждал с тобой план штурма Шам-Шаха. Но стратегически надо решать проблему иначе. Межцивилизационно и генетически.
– Не думаю, что белого человека можно побудить размножаться бездумно, как это делают мусульмане. У них ценность человеческой жизни приближается к абсолютному нулю, а потому плевать им на то, что будет с детьми. Дадут им кинжал и коня, а те сами уже пусть о себе заботятся. Ты вот готов на это? Я – нет. Выходит, чтобы победить генетически, у нас один выход – их прореживать.
– Резвый ты больно, – вздохнул Дан. – Прореживать… У нас с тобой сейчас другая задача…
В первую очередь он попытался промерить расстояние от Сан-Петербурга до Шам-Шаха, но делал это довольно неуклюже – панель инструментов оказалась ему малознакомой и не относилась к классу интуитивно понимаемых. Я усмехнулся, взял и-манимулятор и быстро навел порядок на мониторе.
– К чему такие сложности? – поразился Дан.
– Это военные карты, – пояснил я. – Для затруднения чтения посторонними.
– Вот одна из причин, почему я не люблю военных, – признался мой новый напарник. – За лишние сложности.
– Так ты военных не любишь? – усмехнулся я.
– Недолюбливаю, – так же с улыбкой уточнил он. – Но готов потерпеть ради общего дела.
– Спасибо, – елейным тоном огрызнулся я. – Расстояние сам будешь мерить?
– Нет уж, будь любезен, – остудился Дан. – А то я заставлю тебя колдовать, когда возникнет надобность в этом.
– Хочешь сказать, что сам умеешь? – Я словно наткнулся на невидимое препятствие.
– Малость. Думаешь, как я тебя в лесу вырубил?
Я счел за благо засохнуть до времени. Не то чтобы тема ночной рукопашной схватки меня не интересовала, скорее наоборот. Но, во-первых, в лоб выяснять подробности было не к месту, во-вторых, чувствовал, что просто так не удастся вытянуть нужную информацию. Чем больше я общался с Даном, тем более темной лошадкой он для меня становился. Тут бы вспомнить Аристотеля с его окружностью, отделяющей известное от неизвестного. Но я не стал заморачиваться – всему свое время. К тому же правду гласит древняя поговорка: меньше знаешь, лучше спишь.
Понимая, что, действительно, справлюсь лучше, я произвел все необходимые манипуляции с картой, после чего ситуация кое в чем прояснилась. При хорошем ходовом ветре, а на нужных высотах он редко бывает вялым, добраться до Шам-Шаха на судне с парусностью яхты можно суток за пять. Это если без остановок, то есть, если команда будет работать вахтенным методом. Сам городок оказался на схеме покрупнее, чем я предполагал. Раза в два, если не в три. Кроме того мне столько раз приходилось смотреть на укрепления сверху, что я без труда понял – Шам-Шах обнесен пусть и не очень мощными, но все же стенами из защитного вакуум-поля. Это осложняло нашу задачу многократно – с обычными вооружениями можно затею штурма сразу выкинуть из головы. Для атаки на Шам-Шах потребуется винд-крейсер с полным набором штурмовых квант-орудий. Хотя бы один.
– Кажется, городок укреплен стенами, – негромко проговорил Дан.
– Не кажется. Укреплен. И у нас, выходит, остаются только два варианта. Первый – попросить у Имперского Адмиралтейства парочку винд-крейсеров с командой взаймы. Ненадолго, на пару недель. С возвратом. Но ведь не дадут, турбиной их разнеси!
– А второй вариант?
– Второй проще. Сделать себе обрезание, потом внешность под арабов, войти в Шам-Шах под видом честных работорговцев или покупателей опия, найти логово Аль Руха, спереть лампу, а потом быстро-быстро с горы… Какая там, говоришь, высота?
– Понятно. – Дан снова стал серьезным, как тогда в ночном лесу. – Закрываем операцию?
Признаюсь, я готов был дать утвердительный ответ. Сам бы я, может, и попытался поработать в тылу противника, но Дан тут мне помог бы, как двухпудовая гиря на ноге. Несмотря на его кавказские подвиги. А без него не выпустят. Ну, переоценил я свои силы. Стыдно. Вспомнил, как выкобенивался перед Щеглом, колотя себя пяткой в грудь. Стало еще постыднее. Захотелось провалиться на парочку километров в недра родной планеты. Еще на парочку, раз уж База так значительно заглублена. Желательно с треском и грохотом и под презрительное «Фу!» окружающей общественности. Это было бы честно. Но вместо этого я зацепился взглядом за одно географическое название на карте. И это название моментально размотало в памяти нить еще более позорных воспоминаний. Но в данном случае позорных не для меня, а для всего Российского Имперского Адмиралтейства.
– Минги-Тау, – произнес я вслух.
– Что? – Дан поразился не тому, что я прочел, а с каким лицом я это проделал.
– Селение Минги-Тау.
– Кавказ, – кивнул напарник. – Бывал я неподалеку. И что?
– Вот именно неподалеку оттуда Российский винд-флот потерял эсминец «Святой Николай». Да ладно бы потерял! Бросил. Два года назад. Об этом не трубили, естественно, так, слухи ходили. Но достоверные, думаю. В жизни бы не вспомнил название городка, если бы не прочитал на карте! Ну и случайности! Или это ваш прибор работает, подтягивает удачные стечения обстоятельств?
– Не в моей компетенции знать, на что направлена сейчас мощность прибора, – нахмурился Дан.
– Это я шучу. От радости.
– Чему радоваться-то? – не понял он. – Бросить корабль в глубине вражеской территории…
– Это ты верно заметил – корабль, – довольно кивнул я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45