Я, прижимая спуск, послал в него три ракеты - в
двигатель, в правое, в левое крыло. Потом оглядел обломки и обнаружил, что
робот здешний, на своих деталях не имел клейма, а в состав металла входил
люциферий (элемент виделся мне дрожащей радужкой).
Я спросил, что мне делать. И Аргус-3 сказал о судьбе экспедиции Крона,
сгубленной Белыми Дымами, и советовал побывать на здешних болотах,
прилегающих к плато. Но были неожиданностью ракета и случайность, давшая
мне в руки минискарпа.
А теперь нужно ударить по Штохлу, ударить как молния.
Я знал, тот все проверил, всюду побывал: у дома и в лесу. Пропажа
нашей компании встревожила бы Всесовет, ее следовало притемнить. Скажем,
организовать нападение моута.
Штохл... Я вижу его спускающегося между деревьями.
Его скарп опускается легко, как перышко. Машину ведет многоножка. Я
вижу, многоножка покрыта розовым пластиком.
Сам Штохл одет в легкий скафандр. Под защитой маски брезгливы его
губы.
Я вижу - он идет по лесу, и рядом с ним бегут два малых робота. Их
оружие - огнеметы.
Он ходит около дерева, пиная брошенные консервные банки, и угадывает
все, кроме направления. Я знаю, ему не придет в голову, что мы тащимся по
болотам, он решит, что мы идем, выбирая приятный путь.
Там он расставил засады.
Я вижу роботов, шатающихся в джунглях. Они ищут нас.
Но где мысль Штохла? Я зову ее, а ловлю пустоту. Исчезла, стала
невидимой.
Штохл, откликнись! Ау-у... Вот, Аргус-9 говорит о экранизации мозга.
Штохл загородился от меня? Пусть! Я думаю о Законе и силе его, вошедшей в
меня... Является Ники. Мы сходили с ним на поляну, к болоту. Несколько
дымных столбов поднялись из воды и привычно двинулись к нам.
Ники ударил ракетой. Вода с шипением и грохотом взлетела.
Клуб пара окутал дерево. Упал вниз слизняк, помутнел и умер.
Пар улетел к низким тучам и соединился с ними.
Уцелевшие Дымы удалялись медленно, с обиженным достоинством. В них нет
хищной быстроты первого дыма, они ручные, их сюда прчивез Мелоун.
А первый? Он одичал? Местный? Это пусть решает Тим.
Я же осмотрел следы. Нет, здесь бывает не один толстяк. Следы разные -
легкие и тяжелые, новые и старые, мужские и женские. Итак, Дым. Тим, узнав
о нем все, ахнет! Все в космосе ахнут, узнав о Белом Дыме на планете
Люцифер. Он ключ к делам колонии. . А смерть Глена?
Мне надо увидеть его комнату, любимые его штучки, которые он держал в
руках. Я подержу их, почувствую холодок металла, теплоту дерева, безликость
пластмассы. И увижу...
Много чего я увижу.
Итак, следы. Все, кто бывал, гостил у Белых Дымов, оставили печать:
оттиск сапога, сломанную ветку, сорванный диет.
Вот флакон из-под таблеток, валяется носовой платок, его жует плесень.
Беру платок - плесень обиженно вздрагивает. Она похожа на лиловую
кошку необыкновенной пушистости. Платок... Инициалы М. Г. (Мод Глен). Она
полная блондинка, медлительная, слегка картавит. Она говорит кому-то:
"Поспешим, не то Хозяин поднимет визг". И, торопясь, потеряла платок.
Кто такой хозяин? Как он визжит? Ники берет у меня платок и прячет в
сумку. Глен или Штохл выбирал место колонии? Чья это мысль: поселиться и
жить в пещерах?
- Что делать? - спрашиваю Аргусов.
- Торопись, - отвечают Голоса. - Бери новые знания.
- Какие?
Молчат. Ладно, сам догадаюсь. Мы уходим.
Ники идет впереди меня с ракетным ружьем. Движемся, так сказать, с
собственной артиллерией. Но там же моут.
Хоть бы он ушел, иначе Ники прихлопнет его.
И мне стало жаль эту гору нелепостей поведения, анатомии, внешнего
вида. Мне жаль всех моутов на свете - они ошибочны, они вымрут.
Но зверя нет. Он завалился спать в болотную жижу и походит на голый
островок.
Мы влезли в кабину скарпа. Странноватый запах. А-а, и здесь фиолетовая
плесень. Вон она, голубушка!
Я ногой соскабливаю ее с пола кабины и пинком выбрасываю наружу.
Теперь хорошо. Ники садится к управлению, кладет щупальца на клавиатуру.
Ракетное ружье стоит у его кресла. Придерживаю его, но не чувствую
человека, сделавшего ружье. Мне больше нравятся ружья Тимофея, его
старинные дробовики и пулевики. Они неудобны, слабо бьют, но ихто делали
люди, а не роботы.
Ники поднимает скарп и ведет его к скалам плато. Ведет предельно
осторожно, бороздит макушки деревьев.
Сейчас мы попадем в враждебное место. Страшно? Нет!
У меня уверенное состояние. Я словно бы стою у двери. Ее подпирают с
другой стороны, хотят закрыть, наваливаются - я же поставил ногу и держу ею
дверь. Мой вес, сцепление башмака с полом и законы рычага не дают ей
закрыться. А те, напирающие, выдыхаются и не могут понять, что дверь им не
закрыть. Но убедятся в этом.
Что же делать с колонией? Сохранить? Убрать? Стоп! Вот они, скалы.
Мы прячемся в макушках деревьев: идет враждебный скарп. Он заходит в
расщелину - там вход в подземелье.
Влететь с ним? Осмотреть плоскогорье?
- Плоскогорье, - бросаю я. Ники переваливает скалы, бороздя их днищем
скарпа. Он все делает верно, умница, так нас не приметят.
Пройдя строй деревьев и вспугнув узкокрылых блестящих ящериц, мы летим
над плато. Его выперли подземные силы, подняли камень вверх метров на
двести. Гранит, много известковых пород, легко размываемых водой. Отсюда и
пещеры.
Плоскогорье... Здесь нет болот, мало фауны. И вдруг мне захотелось
жить здесь в покое и сухости, гулять и радоваться отличным пейзажам.
Вот она, посадочная площадка. Заплывает красным мхом.
- Обратно!
Мы возвращаемся и снова ждем. Так нас караулила ракета.
На горизонте тучи готовят ночной ливень... Медузы, несомые ветром...
Хочу увидеть Тима. Вижу. Он и толстяк тесно сидят в палатке. Вокруг них
сгрудились собаки. Две из них положили свои морды на плечи Тима. Нм хорошо
вместе, то есть Тиму и собакам.
- Привет честной компании, - говорю им.
"Навязал монстра, - читаю я мысль Тима. - Сейчас он в остром приступе
откровенности. Такие полезные сведения. Что делать? Все ценное я уже
уловил".
- Заткни его.
"Смеешься. Кстати, он мне указал съедобного слизня. Похож вкусом на
солоноватое желе".
- Приятного аппетита. Двигайтесь-ка к плато.
Отключаюсь. Ощупываю себя, поправляю бронежилет.
Весьма потрепанная штука. Потертости, чиненая петля. В пистолете я
меняю обойму. Застегиваю шлем и зову Аргусов на совещание. Но шлем молчит,
и я дремлю вполглаза. Мне хорошо. Мерно - вверх и вниз - покачивается
скарп. То опускаются, то поднимаются верхушки деревьев - в белых цветах,
крупных, как суповые тарелки. Над ними вьются какие-то, с гудящими
крылышками.
...Очнулся. Небо белеет. Солнце уходит за скалы. Взлетают сумеречные
летающие штучки, те самые, что крутятся возле нашего дома. Но есть и
такие - во сне не снились. Кто их родил? Какая мама?
Необыкновенно фотогеничны! Эх, ловить бы их на матовое стекло камеры!
Это такое наслаждение, такая трудность.
Работая с Тимом, я увлекался фотосъемкой. В доме лежали мои альбомы.
Бывает, раскроешь и вытаскиваешь одно фото за другим. И под прибором зверье
оживает, шевелится, кричит.
...Вспыхнули колесики галактик. Вот и "Персей" - идет к Люциферу по
инерции. Но что это со звездами? А, Ники двинулся.
Он вышел из-за деревьев и пристроился в хвост серебристой машины. Мы
идем за нею, словно тень. Молодец Ники!
За этой серебристой машиной вошли мы в расселину, рядом с ней повисли
у шлюзов круглого входа, за ней прошли коридор., Он циклопически огромен, с
крутым уклоном вниз. По потолку его тянется светящаяся широкая полоса,
видны швы облицовочных плит. Я нажал кнопку прожектора: в его свете
зеркально вспыхнул скарп-проводник. Я увидел дремлющего в Кресле узкого в
плечах мужчину. Тело его испускало слабые волны. Голова в белом огромном
шлеме, словно гриб, сонно качалась на тонкой ножке шеи. Я беру из тюбика
мятную лепешку и кладу ее за щеку. Рассматриваю человека-гриба.
Кто он? Зачем ему этот до идиотизма огромный шлем?
Путь (и мятная лепешка) кончился в широком зале. В нем бегают роботы
типа Ники: одни принимают машины, другие моют их или торчат в кабинах,
выверяя механизмы.
Человек из скарпа-проводника вышел, сонно щурился на нас из-под
козырька шлема.
Первым, звеня сочленениями, вылез Ники. За ним спрыгнул я. И вдруг
человек в шлеме побежал ко мне. На бегу он стянул шлем. Его волосы вздыбил
сквозняк, его нос и подбородок сходились друг с другом словно щипцы. "Я -
Штохл! - сигналил мозг. - Ты узнаешь меня, Звездный? Я - Штохл".
Я даже онемел от неприятного удивления.
- Звездный! Добрался-таки? - крикнул Штохл и надел каску, погасив свой
мозг. - Намерен мешать?
Голос его резкий, сильный, звенящий. Молодой голос. Подбежав, он
схватил мою руку своими обеими и стал ее трясти.
Тряс и смеялся, высоко закинув голову.
Отпустил руку. Я смотрел на него. Ощущение шильности его черт
сменилось другим. Режущее было в его лице, острое и воронье: синеватая
чернота волос, нос клювом, белые веки.
Человек с вороньим лицом - так прочитал я его.
- Именем Закона... - начал я и протянул руку к его плечу, готовясь
договорить формулу, сказать те слова, что тяжелее камня, и менять которые
никому не дано.
"Стой! - сказали Голоса. - А знания?"
- Стоп! - перебил меня Штохл с огромной быстротой. - Это успеется. Я
вас ждал, хотел увидеть. Да, да, хотел. Знаете почему? Я, роботы - мы все
лица тривиальные и обыденные, а вот Аргуса видел один из миллиона - так мне
сказала статистика. В общение с ним вступает один из тысячи миллионов.
Такое соотношение. Я - двукратный счастливчик, а вы именем Закона... Вам
сколько лет, мой судья?.. Тридцать?.. А вы молодец, вы умеете драться. Надо
же, оглядываюсь назад - а за спиной Правосудие. Вы ведь имеете право
судить? Да? Но как это вы от моей ракеты увернулись?
"Бери Знание", - шептали Аргусы.
- Хорошо, братья, я возьму его. Но какое? Где?
- Как вы нашли то место в лесу? - не унимался Штохл.
- Так вот вы какой! Каску, каску снимите.
- Так вот вы какой, Звездный. Нет, каску я не сниму. Два кило свинца
на голове ношу из-за вас, не сниму. Цените!
- Что же, шея укрепится.
- Верно. А я... Красный Ящик? Он с вами?
- В доме, который вы жгли (а я уже и забыл о нашем доме).
- Знаете, с вами мне как-то не везет, - вдруг засмеялся Штохл. - Я
летал сегодня и туда, сами понимаете. И что же? Угодил не в дом, а в
горючее, дом только закоптился. - Но вы красавец - жилет, каска. И не
таращите, не таращите на меня ваши прекрасные глаза, ноги подкашиваются.
Да, да...
Штохл опять засмеялся. Потер ладонь о ладонь.
- - Но. к делу. Итак, комната вам приготовлена: идите вверх и прямо по
коридору. Ждем вас, как видите. О-о, мы не такие простофили, уверяю вас. И
слизней у нас есть не придется, бегать от них - тоже.
Болтая, он тут же отдавал приказы роботам. Послал ремонтных к нашему
скарпу "Алешка". Отрядил встречающих к Тиму.
Ники, подозрительный и настороженный, вращал башенку.
Веко его лазера дрожало, готовое открыться.
- Весь в хозяина, - смеялся Штохл. - А за меня не бойтесь, Аргус, я не
сбегу. Куда? К тому же у меня есть серьезное подозрение, что мы с вами еще
поладим.
В самом деле, куда он уйдет?
А мне надо поесть как следует. И решить, что делать дальше. Отдаваться
силе, несущей меня? Проверить ее? И продумать, как взять этот урок жизни и
внести его в кладовую Аргусов? Так.
Началась эта ночь, предельно тяжелая.
- Бросьте-ка все это, - советовал мне Штохл. - Пока не поздно. Я
плохого вам не желаю, вы мне даже интересны. Подумайте - планету
переделываю. Ерундят они там, в Совете, а вы у них на веревочке, и мне
мешаете, и время теряете. А оно, заметьте, не возвращается... Идите сначала
вверх.

ЧЕЛОВЕК С ВОРОНЬИМ ЛИЦОМ
Комната Глена ничего мне не дала. Там был склад вещей погибших
колонистов. Аккуратно устроено - полки, гнездышки, таблички: "Т. Глен", "Е.
Крафт", "А. Селиверстов" - всего десять человек. Одни колонисты умерли от
болезней, другие убиты медузами. Но вещи их остались - долгоживущие вещи.
Вот ружье Глена, вот одежда, пахнущая плесенью. Ага, бритвенные
принадлежности - первая, увиденная мной в жизни, опасная бритва с широким
лезвием. Из всего найденного это наиболее личная вещь Глена, выкопанная им
в семейных вещевых залежах. Синие отсветы лезвия рисовали мне его.
Этот человек (по словам Тима, гениальный) носил вот тот свободный
костюм по праздникам, этот широкий комбинезон на работе. А если выходил в
джунгли, то одевал легкий скафандр.
Он не любил стеснять себя и, конечно, не мог придумать подземную
жизнь. Толстый (96 килограммов), веселый, сильный, он верил именно в
биологическую цивилизацию, должен был верить в нее.
С неисчерпаемым добродушием толстого человека Глен мог терпеть
неудобства Люцифера. Но его мясистая мудрость уперлась в четкую сухость
Штохла. Правоту Глена могло подтвердить время.
Правота Щтохла?.. Достаточно было побегать взапуски с загравом,
прятаться от оранжевого слизня или прилипнуть к свисающей с дерева ловушке
манты. Или убегать от медузы, прыскающей ядом. А то вернуться и обнаружить,
что дом начисто съеден плесенью.
Правота Штохла - это чистый воздух, душ, вечерний покой. Сразу! Глен
же говорил о смене поколений.
Итак, Глен и Штохл, порыв сердца и расчет.
Я хожу и беру вещи. И один за другим передо мной (во мне?, в мозгу?)
строятся ушедшие люди.
Вот Крафт, угрюмый и тяжелый. Упорство - его имя.
Селиверстов, веселый, со странно широкими челюстями.
Цодходит сам Глен, огромнейшая и смешная фигура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10