Качество супер, доставка мгновенная
- деланно замахал он руками.
- А коль не сгину? На шею повешусь?
- Сгинь, душа из тебя вон!
Сашка, наблюдавший за этой сценой молча, так и не понял, шутят ли они
или между ними что-то давно идет. В нем зарождалась ревность и вместе с
тем какое-то навязчивое чувство томности, желания. Он до прихода этого
могучего мужика с большим лбом и медными умными глазами уже принял Клавку
в свое сердце, она ему все больше и больше нравилась. Теперь, когда она
так искренне глядела на Мокрушина, когда все ее существо открыто
стремилось к нему, Сашка понял, что он поспешил отдавать себя ей, этому
дому, всему, что вокруг тут существует. И Клавка стала ему сразу намного
дороже. Он уже не хотел отдавать ее никому. Тем более, Мокрушину.
"Пого-одишь! - процедил он слово, не понятое другими. - Еще не вечер...
Коль уж мы пришли - позвольте!"
Он взял баян и какой ни на есть был из него игрок, мягко пригнулся к
холодному перламутру, теперь дотрагивался к нему разгоряченной щекой.
7
Что ни город, то норов, - шептал Сашка три дня спустя, орудуя топором
на веселом пригорке, взятом первой желтоватой травкой. По речке Сур,
присоединившись к еще одному члену бригады, двадцативосьмилетнему Вадиму
Гладуну, привез Сашка березовых шестов две вязанки и взялся сооружать
скамейки.
Признаться, взялся он за это без всякой большой идеи - просто не мог
сидеть без дела. Все это время у него была под рукой работа: переколол
уйму Клавкиных дров, наносил в дом две бочки воды, отремонтировал
умывальник, привел в порядок сортир, поправил крышу... И вот Гладун,
медлительный, с виду флегматичный и равнодушный мужик пригласил его
прошвырнуться к зачинающейся неподалеку тайге: "Ты ведь еще не видал
здешних мест. Это - хорошо-о!" Сашка выпросил у Метляева веревку, поехал
не только все поглядеть праздно, а и срубить пару лесин, чтобы соорудить
хотя бы рядом с домом скамеечку.
Когда он возвратился и сделал эту скамеечку, ему захотелось из
оставшихся нарубленных жердей сотворить скамеечку на бугорочке, -
бугорочек этот выпирался над селом. Чё сидеть-то на траве, когда можно,
как маршалу, закинув руки, посидеть и подумать?
Он старательно прилаживал палочка к палочке, чурочка к чурочке,
обходясь без гвоздей, как его предки - умелые белодеревщики. Он знал
многое: затесывал шипом конец бревна, соединял с таким же концом другого
бревна и связывал их в венец - это, чтобы бросали окурки в такой колодец;
он мог рубить в лапу, рубить в угол, и потому скамейка вырисовывалась
здесь, на подтаившем бугорочке, отменная. Местность была приметная -
красиво, одним словом, внизу, в ложбиночке стояли две карликовые елочки,
лапы их были еще покрыты снегом, ничего, отойдут от снега, будешь глядеть
на зеленое деревце и наслаждаться. Метляев все такой же праздничный и
нахальный, прийдя поглядеть на Сашкину работу, сказал со значением:
- Живописный ландшафт. - И после молчания спросил: - Как думаешь,
когда мы двинем к этой лагуне?
- Ты что имеешь в виду?
- Ну к месту, где заготавливать дровишки... Лагуна ведь залив, -
старательно стал пояснять. - А нам бы тоже в прибрежье где-нибудь. Чтобы
далеко не таскать потом к воде.
- Ты моряк, что ли?
- Какой тебе еще моряк! Просто изучаю...
- А-а! - весело ответил Сашка. - Вам-то видней. - Он выдавливал ямку
в мерзлой земле, чтобы пока вчерне попробовать приладить самую толстую
жердь. - В прошлом году-то вы, говорят, после осеннего ледохода только и
управились ехать.
- Пропьянствовали, упустили деньгу.
- Смотрю, и в этот раз не свежие ходят.
- Лежмя лежать надоело. Ты бы спросил Клавку.
- А что Клавка, знает, что ли?
- Она все тут знает. - Метляев помолчал. - Баба, конешно, лапочка.
Такую бы одну лапочку с собой в эту лагуну. - Метляев захихикал.
- Что, со своей-то живешь, видать, не больно?
- Как тебе сказать? - Метляев стал впервые доверчивым и простым. -
Я... В общем дело тут деликатное... Ты севера еще толком не раскусил...
Поживешь - посмотришь. Что же, так вот все просто? Надо здесь побыть не
даром, а, как говорят, за деньги. Все понюхать самому, все испытать!
- Значит, не шибко? - опять засмеялся Сашка, он уже вдолбал ножку
скамейки в мерзлую, посиневшую на солнце землю.
- А ты чё смеешься-то? - Метляев вызверился. - Пристроился и
смеешься? Не больно и радуйся! Лапанная твоя баба вдоль и поперек. Не
первый сорт! Хоть, скажу без зависти, денежная, все равно - непервозданна.
От того и проигрывает!
Сашка спокойно отложил топор, вынул из кармана комбинезона сигаретку
и, раскуривая ее, пристально глядел на Метляева.
- Чё глядишь? Чё? Испугаюсь, что ли? - Метляев юлил глазами.
Сашка ничего не ответил. Крупный, красивый, с большими ногами и
тугими, налитыми здоровьем руками, он поглядел еще раз на Метляева, и
взгляд его был чисто детский.
- Ты, Метляев, обо всем этом серьезно? - наконец, спросил, прямо
глядя в его зеленоватые кошачьи глаза.
- А зачем же ты тогда к ней на квартиру пошел?
- Так это ж всего на квартиру...
- Нашел дураков. К Клавке просто так не ходят...
Сашка пересел на увитую в связке жердинку, она его выдержала, пустил
густую струю дыма.
- Ох и бес ты, Сашка! - засмеялся деланно Метляев. - С твоей,
конечно, физиономией... И фигурой такой... Оно, конечно... Богатая, ух!
Сашка, будто и не услышав последних слов, засмеялся:
- И что вы все суетитесь? Я от баб, как черт от ладана бегу. Никакой
у меня нет с ними связи. Ты что, интерес к ней имеешь?
- Взгляд ее для меня ледяной. Да и она... Расшиблась бы в лепешку,
коль этот... ну, волосатый бугай... только б пальцем поманил...
- Так, говорят, у него мирно, дружно, в полном согласии дома-то...
- То-то и говорят. Тишком да ладком, сядем рядком... А глаза твоя
Клавка-то все проела...
Опять кольнула в Сашкином сердце какая-то неприятная тревога.
Метляев, покрутившись еще, исчез, так и не выведав, когда едут в лес, а
Сашка, отладив скамейку, пошел к себе домой. Как-то тревожно думалось ему,
когда он встретил Клавкиного сына Игоря, он всегда лакомил мальчика
покупными конфетами и теперь вынул две кизиловые конфетины, отдал
пузатенькому сластене; тихая радость встала перед ним, и она была в полном
с ним согласии, в ладу, мирно, дружно; мальчишку он взял на руки, тот
потянулся сам к большому, пахнущему свежей стружкой Сашке. Хоть лезь на
стену от нахлынувшего счастья. Такой был ловкий и ласковый пузан.
Сашка донес его до избы, и Клавка, краснея от удовольствия, что он
так несет ее мальчишку, все-таки сделала холодно-равнодушный вид. Сашка
оглянулся. Он понял, отчего Клавка так: по улице вышагивал большой
лохматый мужик. Клавка поджала губы и скромно сказала:
- На ладан уж дышит его-то супружница.
Дышит так дышит, - зло подумалось Сашке, - чего тарахтит,
раззадоривает? Чутьем подумал он, что глубже и глубже засасывает его
ревность, ведет в какие-то особые отношения с Клавкой. Лишь молодая
вольная натура выносит на радостный свободный берег. "И чего привязался? -
спрашивал себя Сашка. - Чего тебе они? Пушистые, раздушистые, маленькие,
пузатенькие... Чего?"
Клавка готовила лапшаное тесто, руки и лицо, край волос были в муке.
Вся она гляделась домашней, своей, близкой. Беспокойная ласковость
заиграла опять в Сашке, но он пересилил свое желание потрогать рукой
прядку ее волос, да и взгляд у Клавки был пока что ледяной, она была к
Сашке безучастна, будто и не видела его, хотя на него глядела.
- Лакаить видь, а не пьет! - про себя вроде, тихо и печально
проговорила, жадно бросив взгляд на окно. И покачала головой.
И вдруг увидела Сашку перед собой, заулыбалась ему так хорошо, но
Сашку нельзя было провести: "Как ледышка!" - подумал он, все же очень
обрадованный ее теплотой.
Клавка отложила тесто и сказала:
- К вам, Алексан Палыч, директор нарочного присылал.
- Зачем я ему понадобился? - Сашке опять был приятен ее такой
дружелюбный голос.
- Думаю, на счастье. - Руки у нее были сильные, размашисто снова
толкала она тесто, подминая и хлопотливо успевая за своими движениями. -
Бригадиром он хочет вас сделать.
- Иннокентия, выходит, по боку?
- Его давно пора гнать. Да кого взамену было? Метляя? Нет, не с
Иннокентием ему было бороться. Иннокентий - черт, хитрый. А хитрый
завсегда лазейку найдет против такого Метляя.
- А чего он меня облюбовал?
- По душе пришелся, - улыбнулась еще лучше Клавка. - Говорит, не
лайдак, не бездельник. А Иннокентий, говорит, лишь хитрый и не более.
Хитрый, а все знают, мол, лентяй и негодный человек.
- Но в прошлом году они ведь неплохо сработали.
- Неплохо! Время-то какое упустили? Дрова экономили весь год из-за их
этого "неплохо". Каждую чурку из-за них берегли. - Она дунула на
выбившуюся из-под косынки прядку волос. - Ты их слушай! - Перешла
решительно на ты. - А я в самом курсе. Я, никто ведь другой, подсчитываю и
знаю, где да что. Видно, вы не сумели ешо понять моего положения в
совхозе?
Сашка стал заверять, что он ее положение понял давно, от нее, мол,
многое зависит. И вот сегодня Метляев об этом же говорил. Пришел просто
так, но об этом говорил.
- Просто так пришел! - усмехнулась Клавка. - А вы верьте всем. Пришел
узнавать через вас, сколько положим в этом году за один куб, сколько,
одним словом, заплатим. А я перьвая знаю о том, сколько это будет.
Директор ешо не знает, а я ему подсказываю. Деньги, оне счет любят. Метляю
што? Ему - только бы грести под себя! С ума человек на почве добычи
сходит. - Вдруг зарделась. - И богатых невест на севере все ишет. Гляди,
найдет. Здесь невесты действительно богаты-ыя, денег у иных - куры не
клюють!
- Лишь бы счастье было. Не в деньгах и дело.
- Оно, конечно, - Клавка на секунду остыла и сразу же переменила тему
разговора. - Поехали-то они... Это к вашему замечанию, что, дескать, в
прошлом году неплохо они сработали... Поехали, помню, река окончательно
как замерзла. Времени было потеряно сколько? - Она поглядела на него в
упор, и долго не отпускала его взгляда.
- А на вас, Алексан Палыч, они надеются. Не подведете? - Она ему
подмигнула: мол, поручалась за вас - это он понял так.
Куриную лапшу он не едал давно, в солдатской столовой не больно
баловали, что до молочной - так, бывало, и давали. Сашка шел к директору,
а сам думал о лапше. Из чего она будет делать-то? - глубокомысленно
предполагая, он, заранее прикидывал: пригласит за стол или ему придется
вновь идти в столовую к геологоразведчикам и Христа ради вымаливать, чтобы
они покормили его за собственные же деньги? Кому там, тоже понять надо,
охота готовить на каких-то дуриков, приехавших в совхоз, а не к ним,
зашибать длинный рубль? Ты поступи к нам и работай. Мы тогда станем тебе
даже на подносе носить...
У директора разговор пошел о лесе. Сашка тут - гвоздь, вобъешь и не
согнется. Мелкий лес, красный лес, хвойный лес, лес в срубе, барочный лес,
поделочный лес - это знает он не по книжкам. В лесу, можно сказать, вырос,
на болотах поднялся... Лесник, лесничество, лесничий, лесная таксация,
лесная ботаника, лесовозы, лесовщики, лесонасаждения, лесопилки...
Долго толок директор воду в ступе, прежде чем примериться к главному
разговору. На дворе к тому времени погода ухудшилась, набежали тучи,
стеганул по стенам осенний холод, в окно было видать, как по реке
скрестились волны, брызгая на высокий правый берег, пошла крупа с неба.
Директор встал, прошелся к окну и, как бы впервые увидев перед собой
Сашку, положил ему руку на плечо.
- К лагерной жизни тебе не привыкать, а? Сколько служил? Два года.
Немного. А мы, брат, бухали по восемь и десять лет... Два года - это самая
малость. - Повернул к себе Сашку. - Сколько думаешь здесь задержаться?
Только откровенно.
- Сам не знаю, - сказал Сашка.
- Ну и спасибо на этом. За откровенность.
Он пододвинул к себе стул ногой, ногой же подтащил стул и Сашке.
- Садись, Саша. Говорить будем, как принято тут, в этом кабинете,
тет-а-тет, понимаешь? Конечно же, понимаешь! Как жить надо на
лесозаготовках? Жить надо, Саша, в полном согласии! Со всеми, в том числе
и с окружающей природой... Понимаешь, по маленькой, вмерзшей в землю избе
будет бить ледяная вьюга. Ноги будут коченеть. Ледяные ноги! А на сто
верст - тишина. Коптит лампа. Светлой лампочки, что тут от движка
загорается, нету! На речке метровый ледяной покров - захочешь рыбки, а ее
тоже нету... И один ты. А эти все твои работнички каждый день - пьянь
вонючая! И ты один. После перепоя они тебе долдонят: что же мало водки
взяли! Тяжело, понимаешь? Ты - один. Но одна ласточка еще весны не делает.
Скамейка, поставленная тобой на виду, ни о чем им там не будет говорить.
Подумаешь - землеустроитель! Хозяин! Красоту наводит! Да плевали мы на то!
Ты это все понимаешь?
- Ладно, - сказал Сашка, - нечего и разговор тогда вести. - Он
попытался встать. - Не доверяете? И не надо!
- Сиди, сиди, - успокоил директор, насильно усаживая Сашку. - Ты
думаешь, они имеют смутное представление о лесе, как таковом? Они имели в
виду нас с тобой, если лес не даст им средства. Чего мне с тобой хитрить?
- Нужна техника, директор. Одну хотя бы лесотаску. Я задачу-то понял.
- Вся беда, что ты до конца не разобрался.
- Разобрался. Я понял так, что в прошлом году вы за этот лес
заплатили, а вода его не подняла.
- На голое едешь, парень.
- Нет, директор, ты не лесоторговец, не купец, а я не игрушка в твоих
руках. Заплатишь ты мне, пусть половинку, а мое дело, как и его поднять.
- А зачем мне торопиться? - улыбнулся директор. - Я подожду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
- А коль не сгину? На шею повешусь?
- Сгинь, душа из тебя вон!
Сашка, наблюдавший за этой сценой молча, так и не понял, шутят ли они
или между ними что-то давно идет. В нем зарождалась ревность и вместе с
тем какое-то навязчивое чувство томности, желания. Он до прихода этого
могучего мужика с большим лбом и медными умными глазами уже принял Клавку
в свое сердце, она ему все больше и больше нравилась. Теперь, когда она
так искренне глядела на Мокрушина, когда все ее существо открыто
стремилось к нему, Сашка понял, что он поспешил отдавать себя ей, этому
дому, всему, что вокруг тут существует. И Клавка стала ему сразу намного
дороже. Он уже не хотел отдавать ее никому. Тем более, Мокрушину.
"Пого-одишь! - процедил он слово, не понятое другими. - Еще не вечер...
Коль уж мы пришли - позвольте!"
Он взял баян и какой ни на есть был из него игрок, мягко пригнулся к
холодному перламутру, теперь дотрагивался к нему разгоряченной щекой.
7
Что ни город, то норов, - шептал Сашка три дня спустя, орудуя топором
на веселом пригорке, взятом первой желтоватой травкой. По речке Сур,
присоединившись к еще одному члену бригады, двадцативосьмилетнему Вадиму
Гладуну, привез Сашка березовых шестов две вязанки и взялся сооружать
скамейки.
Признаться, взялся он за это без всякой большой идеи - просто не мог
сидеть без дела. Все это время у него была под рукой работа: переколол
уйму Клавкиных дров, наносил в дом две бочки воды, отремонтировал
умывальник, привел в порядок сортир, поправил крышу... И вот Гладун,
медлительный, с виду флегматичный и равнодушный мужик пригласил его
прошвырнуться к зачинающейся неподалеку тайге: "Ты ведь еще не видал
здешних мест. Это - хорошо-о!" Сашка выпросил у Метляева веревку, поехал
не только все поглядеть праздно, а и срубить пару лесин, чтобы соорудить
хотя бы рядом с домом скамеечку.
Когда он возвратился и сделал эту скамеечку, ему захотелось из
оставшихся нарубленных жердей сотворить скамеечку на бугорочке, -
бугорочек этот выпирался над селом. Чё сидеть-то на траве, когда можно,
как маршалу, закинув руки, посидеть и подумать?
Он старательно прилаживал палочка к палочке, чурочка к чурочке,
обходясь без гвоздей, как его предки - умелые белодеревщики. Он знал
многое: затесывал шипом конец бревна, соединял с таким же концом другого
бревна и связывал их в венец - это, чтобы бросали окурки в такой колодец;
он мог рубить в лапу, рубить в угол, и потому скамейка вырисовывалась
здесь, на подтаившем бугорочке, отменная. Местность была приметная -
красиво, одним словом, внизу, в ложбиночке стояли две карликовые елочки,
лапы их были еще покрыты снегом, ничего, отойдут от снега, будешь глядеть
на зеленое деревце и наслаждаться. Метляев все такой же праздничный и
нахальный, прийдя поглядеть на Сашкину работу, сказал со значением:
- Живописный ландшафт. - И после молчания спросил: - Как думаешь,
когда мы двинем к этой лагуне?
- Ты что имеешь в виду?
- Ну к месту, где заготавливать дровишки... Лагуна ведь залив, -
старательно стал пояснять. - А нам бы тоже в прибрежье где-нибудь. Чтобы
далеко не таскать потом к воде.
- Ты моряк, что ли?
- Какой тебе еще моряк! Просто изучаю...
- А-а! - весело ответил Сашка. - Вам-то видней. - Он выдавливал ямку
в мерзлой земле, чтобы пока вчерне попробовать приладить самую толстую
жердь. - В прошлом году-то вы, говорят, после осеннего ледохода только и
управились ехать.
- Пропьянствовали, упустили деньгу.
- Смотрю, и в этот раз не свежие ходят.
- Лежмя лежать надоело. Ты бы спросил Клавку.
- А что Клавка, знает, что ли?
- Она все тут знает. - Метляев помолчал. - Баба, конешно, лапочка.
Такую бы одну лапочку с собой в эту лагуну. - Метляев захихикал.
- Что, со своей-то живешь, видать, не больно?
- Как тебе сказать? - Метляев стал впервые доверчивым и простым. -
Я... В общем дело тут деликатное... Ты севера еще толком не раскусил...
Поживешь - посмотришь. Что же, так вот все просто? Надо здесь побыть не
даром, а, как говорят, за деньги. Все понюхать самому, все испытать!
- Значит, не шибко? - опять засмеялся Сашка, он уже вдолбал ножку
скамейки в мерзлую, посиневшую на солнце землю.
- А ты чё смеешься-то? - Метляев вызверился. - Пристроился и
смеешься? Не больно и радуйся! Лапанная твоя баба вдоль и поперек. Не
первый сорт! Хоть, скажу без зависти, денежная, все равно - непервозданна.
От того и проигрывает!
Сашка спокойно отложил топор, вынул из кармана комбинезона сигаретку
и, раскуривая ее, пристально глядел на Метляева.
- Чё глядишь? Чё? Испугаюсь, что ли? - Метляев юлил глазами.
Сашка ничего не ответил. Крупный, красивый, с большими ногами и
тугими, налитыми здоровьем руками, он поглядел еще раз на Метляева, и
взгляд его был чисто детский.
- Ты, Метляев, обо всем этом серьезно? - наконец, спросил, прямо
глядя в его зеленоватые кошачьи глаза.
- А зачем же ты тогда к ней на квартиру пошел?
- Так это ж всего на квартиру...
- Нашел дураков. К Клавке просто так не ходят...
Сашка пересел на увитую в связке жердинку, она его выдержала, пустил
густую струю дыма.
- Ох и бес ты, Сашка! - засмеялся деланно Метляев. - С твоей,
конечно, физиономией... И фигурой такой... Оно, конечно... Богатая, ух!
Сашка, будто и не услышав последних слов, засмеялся:
- И что вы все суетитесь? Я от баб, как черт от ладана бегу. Никакой
у меня нет с ними связи. Ты что, интерес к ней имеешь?
- Взгляд ее для меня ледяной. Да и она... Расшиблась бы в лепешку,
коль этот... ну, волосатый бугай... только б пальцем поманил...
- Так, говорят, у него мирно, дружно, в полном согласии дома-то...
- То-то и говорят. Тишком да ладком, сядем рядком... А глаза твоя
Клавка-то все проела...
Опять кольнула в Сашкином сердце какая-то неприятная тревога.
Метляев, покрутившись еще, исчез, так и не выведав, когда едут в лес, а
Сашка, отладив скамейку, пошел к себе домой. Как-то тревожно думалось ему,
когда он встретил Клавкиного сына Игоря, он всегда лакомил мальчика
покупными конфетами и теперь вынул две кизиловые конфетины, отдал
пузатенькому сластене; тихая радость встала перед ним, и она была в полном
с ним согласии, в ладу, мирно, дружно; мальчишку он взял на руки, тот
потянулся сам к большому, пахнущему свежей стружкой Сашке. Хоть лезь на
стену от нахлынувшего счастья. Такой был ловкий и ласковый пузан.
Сашка донес его до избы, и Клавка, краснея от удовольствия, что он
так несет ее мальчишку, все-таки сделала холодно-равнодушный вид. Сашка
оглянулся. Он понял, отчего Клавка так: по улице вышагивал большой
лохматый мужик. Клавка поджала губы и скромно сказала:
- На ладан уж дышит его-то супружница.
Дышит так дышит, - зло подумалось Сашке, - чего тарахтит,
раззадоривает? Чутьем подумал он, что глубже и глубже засасывает его
ревность, ведет в какие-то особые отношения с Клавкой. Лишь молодая
вольная натура выносит на радостный свободный берег. "И чего привязался? -
спрашивал себя Сашка. - Чего тебе они? Пушистые, раздушистые, маленькие,
пузатенькие... Чего?"
Клавка готовила лапшаное тесто, руки и лицо, край волос были в муке.
Вся она гляделась домашней, своей, близкой. Беспокойная ласковость
заиграла опять в Сашке, но он пересилил свое желание потрогать рукой
прядку ее волос, да и взгляд у Клавки был пока что ледяной, она была к
Сашке безучастна, будто и не видела его, хотя на него глядела.
- Лакаить видь, а не пьет! - про себя вроде, тихо и печально
проговорила, жадно бросив взгляд на окно. И покачала головой.
И вдруг увидела Сашку перед собой, заулыбалась ему так хорошо, но
Сашку нельзя было провести: "Как ледышка!" - подумал он, все же очень
обрадованный ее теплотой.
Клавка отложила тесто и сказала:
- К вам, Алексан Палыч, директор нарочного присылал.
- Зачем я ему понадобился? - Сашке опять был приятен ее такой
дружелюбный голос.
- Думаю, на счастье. - Руки у нее были сильные, размашисто снова
толкала она тесто, подминая и хлопотливо успевая за своими движениями. -
Бригадиром он хочет вас сделать.
- Иннокентия, выходит, по боку?
- Его давно пора гнать. Да кого взамену было? Метляя? Нет, не с
Иннокентием ему было бороться. Иннокентий - черт, хитрый. А хитрый
завсегда лазейку найдет против такого Метляя.
- А чего он меня облюбовал?
- По душе пришелся, - улыбнулась еще лучше Клавка. - Говорит, не
лайдак, не бездельник. А Иннокентий, говорит, лишь хитрый и не более.
Хитрый, а все знают, мол, лентяй и негодный человек.
- Но в прошлом году они ведь неплохо сработали.
- Неплохо! Время-то какое упустили? Дрова экономили весь год из-за их
этого "неплохо". Каждую чурку из-за них берегли. - Она дунула на
выбившуюся из-под косынки прядку волос. - Ты их слушай! - Перешла
решительно на ты. - А я в самом курсе. Я, никто ведь другой, подсчитываю и
знаю, где да что. Видно, вы не сумели ешо понять моего положения в
совхозе?
Сашка стал заверять, что он ее положение понял давно, от нее, мол,
многое зависит. И вот сегодня Метляев об этом же говорил. Пришел просто
так, но об этом говорил.
- Просто так пришел! - усмехнулась Клавка. - А вы верьте всем. Пришел
узнавать через вас, сколько положим в этом году за один куб, сколько,
одним словом, заплатим. А я перьвая знаю о том, сколько это будет.
Директор ешо не знает, а я ему подсказываю. Деньги, оне счет любят. Метляю
што? Ему - только бы грести под себя! С ума человек на почве добычи
сходит. - Вдруг зарделась. - И богатых невест на севере все ишет. Гляди,
найдет. Здесь невесты действительно богаты-ыя, денег у иных - куры не
клюють!
- Лишь бы счастье было. Не в деньгах и дело.
- Оно, конечно, - Клавка на секунду остыла и сразу же переменила тему
разговора. - Поехали-то они... Это к вашему замечанию, что, дескать, в
прошлом году неплохо они сработали... Поехали, помню, река окончательно
как замерзла. Времени было потеряно сколько? - Она поглядела на него в
упор, и долго не отпускала его взгляда.
- А на вас, Алексан Палыч, они надеются. Не подведете? - Она ему
подмигнула: мол, поручалась за вас - это он понял так.
Куриную лапшу он не едал давно, в солдатской столовой не больно
баловали, что до молочной - так, бывало, и давали. Сашка шел к директору,
а сам думал о лапше. Из чего она будет делать-то? - глубокомысленно
предполагая, он, заранее прикидывал: пригласит за стол или ему придется
вновь идти в столовую к геологоразведчикам и Христа ради вымаливать, чтобы
они покормили его за собственные же деньги? Кому там, тоже понять надо,
охота готовить на каких-то дуриков, приехавших в совхоз, а не к ним,
зашибать длинный рубль? Ты поступи к нам и работай. Мы тогда станем тебе
даже на подносе носить...
У директора разговор пошел о лесе. Сашка тут - гвоздь, вобъешь и не
согнется. Мелкий лес, красный лес, хвойный лес, лес в срубе, барочный лес,
поделочный лес - это знает он не по книжкам. В лесу, можно сказать, вырос,
на болотах поднялся... Лесник, лесничество, лесничий, лесная таксация,
лесная ботаника, лесовозы, лесовщики, лесонасаждения, лесопилки...
Долго толок директор воду в ступе, прежде чем примериться к главному
разговору. На дворе к тому времени погода ухудшилась, набежали тучи,
стеганул по стенам осенний холод, в окно было видать, как по реке
скрестились волны, брызгая на высокий правый берег, пошла крупа с неба.
Директор встал, прошелся к окну и, как бы впервые увидев перед собой
Сашку, положил ему руку на плечо.
- К лагерной жизни тебе не привыкать, а? Сколько служил? Два года.
Немного. А мы, брат, бухали по восемь и десять лет... Два года - это самая
малость. - Повернул к себе Сашку. - Сколько думаешь здесь задержаться?
Только откровенно.
- Сам не знаю, - сказал Сашка.
- Ну и спасибо на этом. За откровенность.
Он пододвинул к себе стул ногой, ногой же подтащил стул и Сашке.
- Садись, Саша. Говорить будем, как принято тут, в этом кабинете,
тет-а-тет, понимаешь? Конечно же, понимаешь! Как жить надо на
лесозаготовках? Жить надо, Саша, в полном согласии! Со всеми, в том числе
и с окружающей природой... Понимаешь, по маленькой, вмерзшей в землю избе
будет бить ледяная вьюга. Ноги будут коченеть. Ледяные ноги! А на сто
верст - тишина. Коптит лампа. Светлой лампочки, что тут от движка
загорается, нету! На речке метровый ледяной покров - захочешь рыбки, а ее
тоже нету... И один ты. А эти все твои работнички каждый день - пьянь
вонючая! И ты один. После перепоя они тебе долдонят: что же мало водки
взяли! Тяжело, понимаешь? Ты - один. Но одна ласточка еще весны не делает.
Скамейка, поставленная тобой на виду, ни о чем им там не будет говорить.
Подумаешь - землеустроитель! Хозяин! Красоту наводит! Да плевали мы на то!
Ты это все понимаешь?
- Ладно, - сказал Сашка, - нечего и разговор тогда вести. - Он
попытался встать. - Не доверяете? И не надо!
- Сиди, сиди, - успокоил директор, насильно усаживая Сашку. - Ты
думаешь, они имеют смутное представление о лесе, как таковом? Они имели в
виду нас с тобой, если лес не даст им средства. Чего мне с тобой хитрить?
- Нужна техника, директор. Одну хотя бы лесотаску. Я задачу-то понял.
- Вся беда, что ты до конца не разобрался.
- Разобрался. Я понял так, что в прошлом году вы за этот лес
заплатили, а вода его не подняла.
- На голое едешь, парень.
- Нет, директор, ты не лесоторговец, не купец, а я не игрушка в твоих
руках. Заплатишь ты мне, пусть половинку, а мое дело, как и его поднять.
- А зачем мне торопиться? - улыбнулся директор. - Я подожду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10