https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/s-konsolyu/
Вы себе не представляете, сколько он отмеряет километров в течение года, пока весь Периге спит.— В котором часу он пришел?— Ровно в двадцать три.— Как вам удалось это запомнить с такой точностью?— Так ведь он сам мне сказал, что зайдет именно в это время!— Значит, он вас предупредил заранее о своем визите?— Естественно! В противном случае мне пришлось бы просыпаться чересчур часто! А я-то ведь не «лунатик»!— И долго он у вас оставался?— Приблизительно два часа. Я специально для него напекла блинов, он их обожает.— А мсье Арсизак был?— Разумеется.— Благодарю вас, мадемуазель. Вот видите, я вас не сильно задержал, и, думаю, у вас еще есть время до обеда. До свидания, мадемуазель.— До свидания, мсье комиссар.Глядя на удаляющуюся женщину, комиссар подумал, что у нее ничего не было общего с теми, кого обычно называют сексуальными вампиршами, напротив, она оставляла после себя ощущение доброты и трогательной нежности. Женщина-отрада, рядом с которой мужчины типа Арсизака и Музеролля чувствуют себя, вероятно, уютно. Везет же кому-то, подумал полицейский. Ему не удавалось забыть свою собственную историю, так что страдания его продолжались. При каждом соприкосновении с чужим счастьем у него комок подкатывал к горлу.
Перед тем как отправиться в гости к судебному следователю, Гремилли зашел в гостиницу, чтобы пообедать на скорую руку. Внизу его ждала записка от комиссара Сези. В ответ на просьбу об уточнении некоторых деталей, с которой Гремилли обратился к нему утром по телефону, он сообщал, что мадам Арсизак не заказывала номер в отеле «Терминюс» и что шофер такси — некий Шарль Дюран — признал в убитой женщину, которая села к нему вечером накануне преступления на вокзале, сразу по прибытии двадцатичасового поезда.Тот факт, что мадам Арсизак не заказала, как она это делала обычно, номер в «Терминюсе», красноречиво говорил о том, что она заранее планировала вернуться тайком. Но тогда почему в полночь она оставалась еще у себя?
Поднимаясь к площади Плюманси, Гремилли испытывал чувство досады, которое вызвал в нем доктор Музеролль. Своими ответами Арлетта, сама того не подозревая, подтвердила то, в чем он уже не сомневался: рассказывая, каким образом он оказался в ночь убийства в доме своей секретарши, доктор просто морочил ему голову.Уязвленное самолюбие полицейского не давало ему покоя с тех пор, как он понял, что сомневаться уже не в чем. Ловкость этих людей, говоривших правду в целом, но лгавших по мелочам, объяснялась тем, что это их «озорство» не могло быть наказуемым. И нужно быть на месте полицейского, чтобы понять, насколько это запутывало следствие.Бесси встретил комиссара с той приветливостью старшего чина к младшему, когда хотят показать свое уважение, но одновременно подчеркнуть существующую между ними дистанцию, определяемую разницей в их социальном положении. В гостиной Гремилли был представлен мадам Бесси — женщине внушительных размеров, но вместе с тем удивительно изящной. После выпитого кофе и поданных ликеров (в доме судебного следователя не изменяли старым традициям) хозяйка обратилась к гостю:— Мсье комиссар, мой муж мне рассказывал о том, чего вы от меня ждете. Боюсь, правда, что вы будете разочарованы, равно как и я сама…— Прошу прощения, мадам, но я не улавливаю…— О, здесь все просто! Узнав от мужа, что вас интересует имя ближайшей подруги — или, лучше, ближайших подруг — мадам Арсизак, я мысленно перебрала всех дам в Перигё, которые больше других подходили бы на эту роль. И, вы знаете, только тут я поняла, что ничего не могу сказать о том, с кем по-настоящему была близка несчастная Элен. Признаюсь вам, придя к такому заключению, я сама оказалась в растерянности. Нет, действительно, несмотря на все мои усилия, ни одно имя не пришло мне на ум, и я вдруг задумалась, а были ли на самом деле у Элен, не считая ее официальных отношений, настоящие, близкие подруги.— Вот уж действительно, мсье следователь, нельзя не признать, что, куда ни повернись, проблемы только разбухают.— Я был не меньше вашего удивлен, когда услышал это от жены. Впрочем, я, кажется, начинаю понимать. Я не знаю, известна ли вам история Элен до того, как она стала мадам Арсизак?— Доктор Музеролль меня просветил на этот счет. Простая семья из Аркашона, если не ошибаюсь.— Совершенно верно. Мне думается, прошлое мадам Арсизак было для нее неким, что ли, грузом… Разумеется, все это ерунда, ибо всем своим видом, своими манерами она доказала, что, каким бы ни был ее кошелек, она достойна показаться в самом изысканном обществе. И все-таки… Не считала ли себя мадам Арсизак еще недостаточно готовой к тому, чтобы видеть в перигёских дамах своих подруг? Может, по этой причине она старалась держаться пока на почтенном расстоянии от них? Мне кажется, с годами она изменила бы свое мнение и позицию.Гремилли в очередной раз подумалось, что убитая действительно была олицетворением добропорядочности и скромности и что слова следователя были тем трогательным мазком, который завершал ее и без того лестный портрет. Он не смог сдержать себя, чтобы не выразить свои сомнения:— И тем не менее мне кажется странным, что никто не стремился к дружбе с женщиной, чьи заслуги признаются всеми, которой каждый восхищен и которую весь город буквально обожает за те или иные ее достоинства.— Ну, вы знаете… У людей свои взгляды на вещи… Взгляды, так сказать, унаследованные от предков и устраивающие всех, даже если порой кажутся абсурдными.Комиссар обратился к мадам Бесси:— Мадам, вы лично питали ли какие-либо чувства к мадам Арсизак?— «Питать чувства» — это, пожалуй, слишком громко… Я испытывала глубокое уважение скорее за готовность пожертвовать собой ради несчастных и обездоленных, чем к ней самой. Она мне, по сути дела, была довольно безразлична. Мы принадлежали к разным поколениям, вы меня понимаете?— Вполне, мадам. Вы случайно не знаете ее поставщиков?— Что вы имеете в виду, мсье комиссар?— У кого она покупала себе платья, шляпки, туфли, в какую кондитерскую ходила и так далее?— Я уверена, вы будете смеяться надо мной, но, по правде сказать, я больше в курсе ее привычек, чем ее добродетелей. Она одевалась на улице Четвертого Сентября у мадемуазель Вертюзай, шляпки приобретала на проспекте Монтеня у мадемуазель Линар, обувалась на улице Республики у мсье Сели, а пирожные покупала в кондитерской мадам Домейрат, что на улице Тайфера.Бесси улыбнулся.— Фанни, ты не перестаешь меня удивлять! Ты могла бы стать прекрасным полицейским, не правда ли, мсье комиссар?— Действительно, мсье следователь.Еще не было трех часов, когда Гремилли, покинув площадь Плюманси с теми же церемониями, что и в начале визита, отправился на улицу Четвертого Сентября, где находился магазин мадемуазель Вертюзай.Это был небольшой магазинчик, изысканность которого не сразу бросалась в глаза. Витрина с выставленными в ней платьями и тканями говорила о хорошем вкусе хозяйки и высоких ценах. Было очевидно, что только наивная особа могла зайти сюда в надежде приобрести себе что-нибудь подешевле. Стоило лишь полицейскому толкнуть входную дверь, как он тотчас же окунулся в интимно-утонченную атмосферу, подчеркиваемую обитыми атласом стенами, мягким светом, изящными букетами цветов и отсутствием малейшего шума. Глядя, как элегантно одетая служащая с расчетливой медлительностью перемещалась в пространстве и что-то тихим голосом говорила своим невидимым собеседникам, Гремилли ощутил себя в аквариуме.— Что мсье угодно?— Повидаться с мадемуазель Вертюзай, если это возможно.— По какому делу, простите?— По личному. Хочу добавить, что у меня нет ни товара, ни предложений.Бросив на него веселый взгляд, девушка попросила:— Минутку, пожалуйста.Жестом она указала комиссару на хрупкий стул с гнутыми ножками, на который он ни за что на свете не осмелился бы сесть. Так же тихо, как и при встрече, девушка удалилась. Она не шла, а буквально плыла. Вскоре она вновь появилась, пригласив полицейского следовать за собой. Его провели в роскошный будуар. Гид удалился, оставив Гремилли наедине с некой особой со светлыми волосами, одетой в английский костюм стального цвета, с повязанным вокруг шеи шарфиком неброских тонов. Сидя за письменным столом в отеле Наполеона Третьего с инкрустацией из перламутра, она пристально смотрела на незваного гостя сквозь огромные роговые очки.— Вы хотели со мной говорить, мсье?— Комиссар Гремилли, из Бордо.Тон мадемуазель Вертюзай вдруг изменился:— Что же вы стоите, комиссар, садитесь.Он с недоверием покосился на показавшееся ему крошечным обитое шелком кресло. Видя его нерешительность, владелица магазина модного платья улыбнулась:— Не пугайтесь, оно вполне вас выдержит.— Надеюсь.Пока Гремилли, соблюдая все меры предосторожности, устраивался в кресле, она поинтересовалась:— Итак, какие дела у меня могут быть с полицией?— Ей необходимо получить от вас маленькую информацию — и только.— По поводу чего?— По поводу мадам Арсизак.— Мадам Арсизак… Бедный ангел! Я до сих пор не могу поверить в ее ужасную смерть… Такая скромная, такая утонченная!.. Всегда любезна, покладиста… Ничто не может утешить… Для меня она была больше, чем клиентка, мсье комиссар. Подруга, настоящая подруга… Мы так ее оплакивали… И еще долго будем оплакивать.И как бы в подтверждение своих слов мадемуазель Вертюзай извлекла из левого рукава прелестный платочек из тончайшего батиста и с величайшей осторожностью принялась промокать им накрашенные ресницы.— Вы сами, мадемуазель, занимались мадам Арсизак, когда она приходила к вам как клиентка?Резкое движение корпуса назад выразило ее крайнее удивление.— Мсье комиссар! Я выхожу к своим клиенткам исключительно для того, чтобы дать совет по выбору материала или модели, окинуть взглядом во время примерки… И лишь на секунду, мсье комиссар, мимоходом!Пристыженный, Гремилли смутился так, как если бы он спросил у маркизы де Монтеспан, не она ли подметает Зеркальную галерею Версальского дворца?— Прошу простить мое невежество, мадемуазель. Я слабо разбираюсь в секретах ателье мод.Мадемуазель Вертюзай сделала небрежный и одновременно снисходительный жест рукой, показывая тем самым, что инцидент исчерпан.— Если вы хотели спросить меня, мсье комиссар, имя служащей, которая чаще других обслуживала мадам Арсизак, то я могу вам его назвать: мадемуазель Симона.— Она сегодня здесь?— Это как раз та девушка, которая вас встретила.— Вы не против, если я поговорю с ней наедине?— О мадам Арсизак?— Да. Я стараюсь составить собственное мнение об этой женщине, так трагически погибшей, о которой все говорят только самое лестное.— И по справедливости, мсье комиссар, и по справедливости!— Я в этом и не сомневался, мадемуазель, однако мне хотелось бы узнать о ней больше, и мне кажется, что клиентки таких престижных магазинов, как ваш, должны немножко открываться тем, кто их одевает.Мадемуазель Вертюзай ответила с некоторой язвительностью в голосе:— Конечно, мсье комиссар, конечно, хотя мне трудно себе представить, что бы такого могла вам поведать мадемуазель Симона, чего не могла бы сделать я. В конце концов…Она поднялась.— Пожалуйста, сидите. Я вам сейчас пришлю мадемуазель Симону. Надеюсь, правда, что это ненадолго?— Можете не сомневаться, мадемуазель, что я приложу все свои силы, чтобы внести как можно меньше беспорядка в отлаженную работу вашего магазина.Она поблагодарила его кивком головы и удалилась. Через несколько секунд на пороге появилась мадемуазель Симона.— Мадемуазель мне сказала, что вы…— Присядьте… Так вот, мне хотелось бы услышать ваше мнение о мадам Арсизак.— Бог мой… Это была очень-очень порядочная женщина. С большим вкусом одевалась. Прямо-таки с иголочки! Всегда в прекрасном настроении, к тому же с каким пониманием относилась к персоналу!Полицейский подумал, что ему вот-вот станет дурно. Прямо наизусть все выучила!— Скажите, мадемуазель, вы давно здесь работаете?— Шесть месяцев.— Шесть месяцев? В таком случае, кто занимался мадам Арсизак до вас?— Мадемуазель Агата.— А почему ее ко мне не послали?— Она… она уехала.Гремилли почувствовал, что от него что-то скрывают.— И давно?— Шесть месяцев.— По сути дела, вы ее заменили?— Да, это так.— А в связи с чем она уехала, эта мадемуазель Агата?— Я… я не знаю.Комиссар принялся ее журить прямо-таки по-родственному:— Вы что, не знаете, что обманывать полицию — это очень нехорошо и опасно?Симона заколебалась, затем вдруг решилась:— Вы обещаете мне, что ничего не скажете мадемуазель Вертюзай?— Я вам это обещаю.— Агату выгнали.— За что?— Это мадам Арсизак потребовала ее увольнения.А вот и первый сучок, и первая задоринка! Наконец-то Гремилли встретил того, кто не пел дифирамбы Элен Арсизак! Полицейский облегченно вздохнул. Он почувствовал, что приближается к убитой, что недосягаемая Элен возвращается на землю, приобретая человеческий облик.— Вам ничего не известно о мотивах этого требования?— Нет… или плохо. Лучше, если вы поговорите с Агатой.— А где она сейчас?— Мне кажется, она нашла работу, только я не знаю, где именно. Впрочем, мне известен ее адрес: улица л'Абревуар, сто восемьдесят один.— Так как, вы говорите, ее зовут?— Агата Роделль. У нее муж водопроводчик.Когда Гремилли пересекал магазин, собираясь уйти, он столкнулся с поджидающей его мадемуазель Вертюзай.— Ну и как, мсье комиссар, удалось узнать что-нибудь интересное?— У меня такое впечатление, мадемуазель, что я только зря потратил свое и ваше время. Прошу прощения.
Мадемуазель Линар, модистка с проспекта Монтеня, была гораздо более молода и гораздо менее надменна, чем мадемуазель Вертюзай. Она встретила комиссара с веселым любопытством, которое значительно возросло, когда она узнала, кем был Гремилли.— Уж не шпионку ли вы решили отыскать среди моих малышек, мсье комиссар?— Ну что вы, мадемуазель, мне просто хотелось бы поговорить с вами о мадам Арсизак.Лицо модистки неожиданно изменилось.— Мадам Арсизак…— Вы не могли бы мне сказать, что у нее был за характер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Перед тем как отправиться в гости к судебному следователю, Гремилли зашел в гостиницу, чтобы пообедать на скорую руку. Внизу его ждала записка от комиссара Сези. В ответ на просьбу об уточнении некоторых деталей, с которой Гремилли обратился к нему утром по телефону, он сообщал, что мадам Арсизак не заказывала номер в отеле «Терминюс» и что шофер такси — некий Шарль Дюран — признал в убитой женщину, которая села к нему вечером накануне преступления на вокзале, сразу по прибытии двадцатичасового поезда.Тот факт, что мадам Арсизак не заказала, как она это делала обычно, номер в «Терминюсе», красноречиво говорил о том, что она заранее планировала вернуться тайком. Но тогда почему в полночь она оставалась еще у себя?
Поднимаясь к площади Плюманси, Гремилли испытывал чувство досады, которое вызвал в нем доктор Музеролль. Своими ответами Арлетта, сама того не подозревая, подтвердила то, в чем он уже не сомневался: рассказывая, каким образом он оказался в ночь убийства в доме своей секретарши, доктор просто морочил ему голову.Уязвленное самолюбие полицейского не давало ему покоя с тех пор, как он понял, что сомневаться уже не в чем. Ловкость этих людей, говоривших правду в целом, но лгавших по мелочам, объяснялась тем, что это их «озорство» не могло быть наказуемым. И нужно быть на месте полицейского, чтобы понять, насколько это запутывало следствие.Бесси встретил комиссара с той приветливостью старшего чина к младшему, когда хотят показать свое уважение, но одновременно подчеркнуть существующую между ними дистанцию, определяемую разницей в их социальном положении. В гостиной Гремилли был представлен мадам Бесси — женщине внушительных размеров, но вместе с тем удивительно изящной. После выпитого кофе и поданных ликеров (в доме судебного следователя не изменяли старым традициям) хозяйка обратилась к гостю:— Мсье комиссар, мой муж мне рассказывал о том, чего вы от меня ждете. Боюсь, правда, что вы будете разочарованы, равно как и я сама…— Прошу прощения, мадам, но я не улавливаю…— О, здесь все просто! Узнав от мужа, что вас интересует имя ближайшей подруги — или, лучше, ближайших подруг — мадам Арсизак, я мысленно перебрала всех дам в Перигё, которые больше других подходили бы на эту роль. И, вы знаете, только тут я поняла, что ничего не могу сказать о том, с кем по-настоящему была близка несчастная Элен. Признаюсь вам, придя к такому заключению, я сама оказалась в растерянности. Нет, действительно, несмотря на все мои усилия, ни одно имя не пришло мне на ум, и я вдруг задумалась, а были ли на самом деле у Элен, не считая ее официальных отношений, настоящие, близкие подруги.— Вот уж действительно, мсье следователь, нельзя не признать, что, куда ни повернись, проблемы только разбухают.— Я был не меньше вашего удивлен, когда услышал это от жены. Впрочем, я, кажется, начинаю понимать. Я не знаю, известна ли вам история Элен до того, как она стала мадам Арсизак?— Доктор Музеролль меня просветил на этот счет. Простая семья из Аркашона, если не ошибаюсь.— Совершенно верно. Мне думается, прошлое мадам Арсизак было для нее неким, что ли, грузом… Разумеется, все это ерунда, ибо всем своим видом, своими манерами она доказала, что, каким бы ни был ее кошелек, она достойна показаться в самом изысканном обществе. И все-таки… Не считала ли себя мадам Арсизак еще недостаточно готовой к тому, чтобы видеть в перигёских дамах своих подруг? Может, по этой причине она старалась держаться пока на почтенном расстоянии от них? Мне кажется, с годами она изменила бы свое мнение и позицию.Гремилли в очередной раз подумалось, что убитая действительно была олицетворением добропорядочности и скромности и что слова следователя были тем трогательным мазком, который завершал ее и без того лестный портрет. Он не смог сдержать себя, чтобы не выразить свои сомнения:— И тем не менее мне кажется странным, что никто не стремился к дружбе с женщиной, чьи заслуги признаются всеми, которой каждый восхищен и которую весь город буквально обожает за те или иные ее достоинства.— Ну, вы знаете… У людей свои взгляды на вещи… Взгляды, так сказать, унаследованные от предков и устраивающие всех, даже если порой кажутся абсурдными.Комиссар обратился к мадам Бесси:— Мадам, вы лично питали ли какие-либо чувства к мадам Арсизак?— «Питать чувства» — это, пожалуй, слишком громко… Я испытывала глубокое уважение скорее за готовность пожертвовать собой ради несчастных и обездоленных, чем к ней самой. Она мне, по сути дела, была довольно безразлична. Мы принадлежали к разным поколениям, вы меня понимаете?— Вполне, мадам. Вы случайно не знаете ее поставщиков?— Что вы имеете в виду, мсье комиссар?— У кого она покупала себе платья, шляпки, туфли, в какую кондитерскую ходила и так далее?— Я уверена, вы будете смеяться надо мной, но, по правде сказать, я больше в курсе ее привычек, чем ее добродетелей. Она одевалась на улице Четвертого Сентября у мадемуазель Вертюзай, шляпки приобретала на проспекте Монтеня у мадемуазель Линар, обувалась на улице Республики у мсье Сели, а пирожные покупала в кондитерской мадам Домейрат, что на улице Тайфера.Бесси улыбнулся.— Фанни, ты не перестаешь меня удивлять! Ты могла бы стать прекрасным полицейским, не правда ли, мсье комиссар?— Действительно, мсье следователь.Еще не было трех часов, когда Гремилли, покинув площадь Плюманси с теми же церемониями, что и в начале визита, отправился на улицу Четвертого Сентября, где находился магазин мадемуазель Вертюзай.Это был небольшой магазинчик, изысканность которого не сразу бросалась в глаза. Витрина с выставленными в ней платьями и тканями говорила о хорошем вкусе хозяйки и высоких ценах. Было очевидно, что только наивная особа могла зайти сюда в надежде приобрести себе что-нибудь подешевле. Стоило лишь полицейскому толкнуть входную дверь, как он тотчас же окунулся в интимно-утонченную атмосферу, подчеркиваемую обитыми атласом стенами, мягким светом, изящными букетами цветов и отсутствием малейшего шума. Глядя, как элегантно одетая служащая с расчетливой медлительностью перемещалась в пространстве и что-то тихим голосом говорила своим невидимым собеседникам, Гремилли ощутил себя в аквариуме.— Что мсье угодно?— Повидаться с мадемуазель Вертюзай, если это возможно.— По какому делу, простите?— По личному. Хочу добавить, что у меня нет ни товара, ни предложений.Бросив на него веселый взгляд, девушка попросила:— Минутку, пожалуйста.Жестом она указала комиссару на хрупкий стул с гнутыми ножками, на который он ни за что на свете не осмелился бы сесть. Так же тихо, как и при встрече, девушка удалилась. Она не шла, а буквально плыла. Вскоре она вновь появилась, пригласив полицейского следовать за собой. Его провели в роскошный будуар. Гид удалился, оставив Гремилли наедине с некой особой со светлыми волосами, одетой в английский костюм стального цвета, с повязанным вокруг шеи шарфиком неброских тонов. Сидя за письменным столом в отеле Наполеона Третьего с инкрустацией из перламутра, она пристально смотрела на незваного гостя сквозь огромные роговые очки.— Вы хотели со мной говорить, мсье?— Комиссар Гремилли, из Бордо.Тон мадемуазель Вертюзай вдруг изменился:— Что же вы стоите, комиссар, садитесь.Он с недоверием покосился на показавшееся ему крошечным обитое шелком кресло. Видя его нерешительность, владелица магазина модного платья улыбнулась:— Не пугайтесь, оно вполне вас выдержит.— Надеюсь.Пока Гремилли, соблюдая все меры предосторожности, устраивался в кресле, она поинтересовалась:— Итак, какие дела у меня могут быть с полицией?— Ей необходимо получить от вас маленькую информацию — и только.— По поводу чего?— По поводу мадам Арсизак.— Мадам Арсизак… Бедный ангел! Я до сих пор не могу поверить в ее ужасную смерть… Такая скромная, такая утонченная!.. Всегда любезна, покладиста… Ничто не может утешить… Для меня она была больше, чем клиентка, мсье комиссар. Подруга, настоящая подруга… Мы так ее оплакивали… И еще долго будем оплакивать.И как бы в подтверждение своих слов мадемуазель Вертюзай извлекла из левого рукава прелестный платочек из тончайшего батиста и с величайшей осторожностью принялась промокать им накрашенные ресницы.— Вы сами, мадемуазель, занимались мадам Арсизак, когда она приходила к вам как клиентка?Резкое движение корпуса назад выразило ее крайнее удивление.— Мсье комиссар! Я выхожу к своим клиенткам исключительно для того, чтобы дать совет по выбору материала или модели, окинуть взглядом во время примерки… И лишь на секунду, мсье комиссар, мимоходом!Пристыженный, Гремилли смутился так, как если бы он спросил у маркизы де Монтеспан, не она ли подметает Зеркальную галерею Версальского дворца?— Прошу простить мое невежество, мадемуазель. Я слабо разбираюсь в секретах ателье мод.Мадемуазель Вертюзай сделала небрежный и одновременно снисходительный жест рукой, показывая тем самым, что инцидент исчерпан.— Если вы хотели спросить меня, мсье комиссар, имя служащей, которая чаще других обслуживала мадам Арсизак, то я могу вам его назвать: мадемуазель Симона.— Она сегодня здесь?— Это как раз та девушка, которая вас встретила.— Вы не против, если я поговорю с ней наедине?— О мадам Арсизак?— Да. Я стараюсь составить собственное мнение об этой женщине, так трагически погибшей, о которой все говорят только самое лестное.— И по справедливости, мсье комиссар, и по справедливости!— Я в этом и не сомневался, мадемуазель, однако мне хотелось бы узнать о ней больше, и мне кажется, что клиентки таких престижных магазинов, как ваш, должны немножко открываться тем, кто их одевает.Мадемуазель Вертюзай ответила с некоторой язвительностью в голосе:— Конечно, мсье комиссар, конечно, хотя мне трудно себе представить, что бы такого могла вам поведать мадемуазель Симона, чего не могла бы сделать я. В конце концов…Она поднялась.— Пожалуйста, сидите. Я вам сейчас пришлю мадемуазель Симону. Надеюсь, правда, что это ненадолго?— Можете не сомневаться, мадемуазель, что я приложу все свои силы, чтобы внести как можно меньше беспорядка в отлаженную работу вашего магазина.Она поблагодарила его кивком головы и удалилась. Через несколько секунд на пороге появилась мадемуазель Симона.— Мадемуазель мне сказала, что вы…— Присядьте… Так вот, мне хотелось бы услышать ваше мнение о мадам Арсизак.— Бог мой… Это была очень-очень порядочная женщина. С большим вкусом одевалась. Прямо-таки с иголочки! Всегда в прекрасном настроении, к тому же с каким пониманием относилась к персоналу!Полицейский подумал, что ему вот-вот станет дурно. Прямо наизусть все выучила!— Скажите, мадемуазель, вы давно здесь работаете?— Шесть месяцев.— Шесть месяцев? В таком случае, кто занимался мадам Арсизак до вас?— Мадемуазель Агата.— А почему ее ко мне не послали?— Она… она уехала.Гремилли почувствовал, что от него что-то скрывают.— И давно?— Шесть месяцев.— По сути дела, вы ее заменили?— Да, это так.— А в связи с чем она уехала, эта мадемуазель Агата?— Я… я не знаю.Комиссар принялся ее журить прямо-таки по-родственному:— Вы что, не знаете, что обманывать полицию — это очень нехорошо и опасно?Симона заколебалась, затем вдруг решилась:— Вы обещаете мне, что ничего не скажете мадемуазель Вертюзай?— Я вам это обещаю.— Агату выгнали.— За что?— Это мадам Арсизак потребовала ее увольнения.А вот и первый сучок, и первая задоринка! Наконец-то Гремилли встретил того, кто не пел дифирамбы Элен Арсизак! Полицейский облегченно вздохнул. Он почувствовал, что приближается к убитой, что недосягаемая Элен возвращается на землю, приобретая человеческий облик.— Вам ничего не известно о мотивах этого требования?— Нет… или плохо. Лучше, если вы поговорите с Агатой.— А где она сейчас?— Мне кажется, она нашла работу, только я не знаю, где именно. Впрочем, мне известен ее адрес: улица л'Абревуар, сто восемьдесят один.— Так как, вы говорите, ее зовут?— Агата Роделль. У нее муж водопроводчик.Когда Гремилли пересекал магазин, собираясь уйти, он столкнулся с поджидающей его мадемуазель Вертюзай.— Ну и как, мсье комиссар, удалось узнать что-нибудь интересное?— У меня такое впечатление, мадемуазель, что я только зря потратил свое и ваше время. Прошу прощения.
Мадемуазель Линар, модистка с проспекта Монтеня, была гораздо более молода и гораздо менее надменна, чем мадемуазель Вертюзай. Она встретила комиссара с веселым любопытством, которое значительно возросло, когда она узнала, кем был Гремилли.— Уж не шпионку ли вы решили отыскать среди моих малышек, мсье комиссар?— Ну что вы, мадемуазель, мне просто хотелось бы поговорить с вами о мадам Арсизак.Лицо модистки неожиданно изменилось.— Мадам Арсизак…— Вы не могли бы мне сказать, что у нее был за характер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19