В конце концов, он мог питать к комиссару элементарную симпатию, точно так же, как и комиссар к нему. Именно это-то и было самым странным: наиболее здравомыслящие люди, с которыми комиссару приходилось сталкиваться, испытывали больше неприязни к жертве, чем к преступнику или преступнице. И тем не менее Музеролль готовил какой-то план, который намеревался реализовать во время обеда и который был сведен на нет молчанием Гремилли. Зачем врачу понадобилось лгать во время их первой встречи? Только лишь из желания поиздеваться над прибывшим из большого города полицейским? Гремилли в это не верил, но объяснения этому алогичному поведению найти не мог. Он все более и более убеждался в том, что те, кто ему врал, старались это делать так, чтобы их ложь в конце концов была раскрыта. С какой целью? Иногда Гремилли казалось, что его несет на какую-то огромную паутину, из темного угла которой притаившаяся страшная тварь руководит его действиями, заставляя приближаться все ближе и ближе к роковому месту. Это ощущение буквально выводило комиссара из себя. В очередной раз он поклялся себе, что вынудит зверя оставить свое логово.
Мэтр Катенуа был просто душка. Всем своим сияющим видом он показывал, что претензий к жизни у него нет. Окружающие считали его балагуром, а тем, кто выражал свое сочувствие его жене, женщине с ликом флорентийской мадонны, Юдифь отвечала, что лучше жить с весельчаком, чем с выматывающим душу занудой. Помимо прочих общих интересов, Юдифь и Марк питали обоюдную привязанность к лошадям и мечтали завести когда-нибудь конный завод. Однако для этого еще надо было выиграть немало процессов. И следует заметить, адвокат не сидел сложа руки и довольно уже преуспел. Люди верили адвокату безоглядно, и это могло бы служить ему дополнительным, хотя и сомнительным источником доходов, если бы он не был человеком с кристально чистой совестью.Марк Катенуа встретил Гремилли с обезоруживающей теплотой, как будто полицейский из Бордо, которого он впервые видел, был его давним другом. Однако это не могло притупить бдительность комиссара, и он насторожился, боясь угодить в ловушку.— Я признателен Музероллю, что он направил вас ко мне. Кругом только и говорят о вас, и мне не терпелось с вами познакомиться.Гремилли ответил с излишней сухостью:— Позвольте сделать маленькое уточнение. Мэтр, это не доктор меня к вам направил, а я его попросил помочь мне встретиться с вами.— Что ж, пусть будет так! О чем мы будем беседовать? Не думаю, что вы пришли поговорить со мной о вашей карьере, а лошадиный карьер, как мне кажется — и я об этом заранее сожалею, — вас не интересует.— Нет, мэтр, вы правы, меня больше интересуют преступники, и именно поэтому я пришел к вам поговорить о мадам Арсизак.— Странная мысль!— Вы находите?— То есть я хочу сказать, что у меня нет ничего общего с этой женщиной или, правильнее, у меня не было ничего общего с ней.— Как раз это меня больше всего и интересовало, мэтр.— Да, ничего. Вот и весь мой ответ. Вы удовлетворены?— Нет. Вы — один из лучших друзей Жана Арсизака.— И именно по этой причине, вы считаете, я должен страдать от того, что он потерял женщину, к которой у него не было никаких чувств? Он поставил не на ту лошадь. Теперь он свободен, и мне непонятно, зачем мне его жалеть?— Затем, что он находится в довольно сложном положении.— Дорогой комиссар, плакаться над каждым несчастным — слез не хватит!— А? Позвольте вам заметить, мэтр, что у вас несколько необычное представление о дружбе.— До сих пор оно меня устраивало, и мне жаль, что это вас шокирует.— Где вы находились в ночь убийства?— Вы хотите занести меня в свой список подозреваемых?— Для меня подозреваемыми остаются все, кто близко или хоть как-то приближался к мадам Арсизак.— В таком случае, я отношусь к тем, кто хоть как-то, поскольку старался видеть Элен как можно реже и, насколько это было возможно, издалека. Теперь я могу вас заверить, что в ночь, когда она покинула нас навечно, я, как обычно, играл в карты у Димешо с Музероллем, Лоби и Сонзаем, после чего вернулся к себе и нырнул в супружескую постель.Несмотря на очевидную или скрытую жестокость вопросов и ответов, которыми обменивались собеседники, их диалог был настолько сердечным, что мог показаться какому-нибудь недовольному слушателю странным и даже нелепым.— А не смущает ли вас, мэтр, одно прелюбопытное совпадение?— Совпадение чего с чем?— Ваших традиционных ночных посиделок с убийством мадам Арсизак.— Элен всегда старалась подложить свинью другим в самый нужный момент.— Простите, но не сама же она решила умереть именно в эту ночь!— Прошу также простить меня, мсье комиссар! Если Элен надумала вернуться именно в эту ночь, то только потому, что не сомневалась: мы все в это время будем у Димешо.— Мне не совсем ясно, что вы этим хотите сказать.— Как мне представляется, она догадывалась, что в ее отсутствие Жан пойдет ночевать к своей любовнице, и надеялась поймать его таким образом.— Версия, должен признать, соблазнительная, однако здесь есть два «но», которые мешают мне поддержать ее безоговорочно.— И что же это за два «но»?— Прежде всего, почему мадам Арсизак не пошла сразу на квартиру к мадемуазель Танс, чтобы там и застать своего мужа? А потом, зачем было Арсизаку возвращаться домой в два часа ночи, если он не знал о засаде, готовящейся для него женой?— Понятия не имею, и, между нами, меня это не волнует.— В этом я не сомневался с самого начала нашей беседы. Мэтр, вам покойная очень не нравилась?— Совсем не нравилась.— А вы не поделитесь со мной почему?— Она напоминала мне одну из тех порочных и темных лошадок, которых лучше обходить десятой дорогой. Эти мерзкие твари постоянно притворяются, что им нужна ласка, а стоит к ним приблизиться, они тут же норовят вас цапнуть да еще лягнуть как следует.— Мэтр, скажите, вам известно, что Элен Арсизак имела любовника?Марк Катенуа пожал плечами.— У меня-то есть все основания, чтобы знать, а вот то, что вы уже встречались с Лоби, мне не было известно.— А при чем здесь мсье Лоби?Адвокат уставился на Гремилли квадратными глазами и тихо пробормотал:— Думаю, было бы лучше, если бы я промолчал. Единственным оправданием мне может служить то, что я думаю — вы в курсе…— В курсе чего?— Но вы же сами сказали, что знаете любовника Элен!— Да, ну и что?— Вот тебе на! А разве не Лоби был ее любовником?Гремилли счел необходимым и дальше валять дурака.— Прошу прощения, мэтр. Я действительно знал, что речь идет о Лоби, но мне хотелось услышать это от вас.— А в этом нет никакого секрета. Об этом многие знали.— И у них это было серьезно?— Еще как! Вы бы видели, с какими шальными глазами он влетел однажды ко мне в кабинет. Хотел узнать, сможет ли он получить развод. Он пытался меня убедить, что бросил Ивонну — его жену — и двух детей и собирается бежать с Элен!— А она?— Она забавлялась… Неужели вы думаете, что она могла уйти от прокурора, которому светила блестящая карьера в магистратуре и, возможно, в политике, ради какого-то преподавателя к тому же вынужденного платить немалые алименты? Эта бестия была не настолько глупа.— А что же мсье Арсизак?— Жан? Да ему было плевать на все!— И чем же закончилось все между Элен и Лоби?— С полмесяца назад, когда я его встретил, бедный Лоби выглядел совершенно пришибленным. Он шел как раз от Элен, которая заявила ему, что у них все кончено. Он ей не нужен, и она больше не желает его видеть. Бедняга едва не чокнулся. Он тогда не знал, что выбрать — повеситься самому или ее придушить. Я его продержал у себя полдня, опасаясь, как бы он не сделал какую-нибудь глупость.— А что потом?— К счастью, вроде бы оклемался.После некоторого молчания Гремилли спросил спокойно:— Мэтр, отдаете ли вы себе отчет в том, что называете мне мсье Лоби как вероятного убийцу мадам Арсизак?Катенуа на какое-то мгновение смутился.— А ведь действительно… Вы очень ловки, мсье комиссар, и умеете разговорить людей.— Вы сожалеете, что были откровенны со мной?— Сожалею или нет, это уже не имеет никакого значения.Затем, с двусмысленной улыбкой на губах, добавил:— Надеюсь, вы не будете упрекать меня в том, что я, пусть даже сам того не желая, оказываю помощь правосудию?
Шагая в сторону старого города, где на улице Эгийри жил преподаватель Лоби, Гремилли размышлял о своем разговоре с мэтром Катенуа. Этот страстный любитель лошадей, похоже, без особого трепета относился к такому понятию, как дружба. Беззаботность, с которой он говорил об Арсизаке, и то, каким образом он предал Лоби, озадачивало полицейского. Поведение адвоката вызывало в нем внутренний протест. Оно никак не вязалось с взаимной и глубокой привязанностью, которая сплачивала членов знаменитого клуба. А если предположить, что Арсизак был ближе адвокату (они оба носили мантию), чем Лоби, и он решил принести последнего в жертву, лишь бы отвести все подозрения от прокурора?На звонок полицейского, стоящего перед искусно отделанной резьбой дверью старинного дома, вышла не полная, но довольно плотная красивая брюнетка.— Комиссар полиции Гремилли. Мне бы хотелось увидеть мсье Лоби.— Вам повезло, он только что вернулся из лицея. Пожалуйста, проходите.Коридор, в который провели полицейского, был узким, но уютным. Обои теплых тонов с изображением античных масок выдавали живущего здесь интеллектуала. Мадам Лоби опередила Гремилли, открыв дверь изрядно заставленного мебелью кабинета.— Ренэ, мсье хотел бы с тобой поговорить.Из-за груды книг и тетрадей показался преподаватель. Голос его был столь же холоден, как и во время их встречи в кафе на бульваре Монтеня:— А, мсье комиссар… Пришли брать у меня уроки?Не дожидаясь ответа гостя, он повернулся к жене:— Ивонна, позволь представить тебе комиссара Гремилли, который ищет того, кто свел счеты с Элен Арсизак. Мсье комиссар, моя жена.Ивонна мило улыбнулась и, перед тем как оставить мужчин вдвоем, спросила полицейского:— Надеюсь, мсье комиссар, вы не рассчитываете найти его здесь?После чего она скрылась за дверью, не став, как и ее муж, ждать, что ответит Гремилли. Преподаватель освободил стул от горы бумаг и предложил его нежданному гостю:— Прошу, мсье комиссар. Слушаю вас.Подождав, пока Лоби займет свое место за столом, Гремилли спросил:— Вы преподаете историю, если не ошибаюсь?— Вы не ошибаетесь.Его тон не потеплел и не стал менее презрительным, и Гремилли сразу понял, что добиться чего-то серьезного от этого парня с бритым черепом и суровым взглядом сквозь очки без оправы ему не удастся.— Я буду вам признателен, если скажете мне, где вы были в ту ночь, когда убили мадам Арсизак.— У мэтра Димешо, с Катенуа и Сонзаем.— Это мне известно.— Тогда зачем вы меня спрашиваете?— Чтобы услышать это от вас.— Эти наши еженедельные встречи — единственная разрядка, которую я могу себе позволить. Не хватает времени, я уже два года работаю над книгой о Людовике Пятнадцатом, которого мне хотелось бы реабилитировать в глазах общественности.— Прекрасные намерения.— На которые вам ровным счетом наплевать?Решив не нарушать стиль разговора, Гремилли ответил:— На которые мне ровным счетом наплевать.— В таком случае, если вам не о чем больше меня спросить…— Уточню еще одну деталь, с вашего позволения. Если вы отдаете львиную долю своего времени, не считая вашей непосредственной работы, Людовику Пятнадцатому, то каким образом вы умудрялись еще встречаться с Элен Арсизак?— Пардон?— Вы были любовником мадам Арсизак.— Это вопрос или утверждение?— Утверждение.— В таком случае смею вас заверить, что вы заблуждаетесь.— Вы меня поражаете.— А вы считаете, что я обязательно должен был быть любовником этой дамы?— Мсье Лоби, прошу вас!..— Если вы требуете, чтобы я принимал ваши слова всерьез, то и говорите серьезно.— А я и говорю серьезно.— Незаметно.— Сожалею, но мое положение требует, чтобы прежде всего принималось во внимание мое мнение. Если я говорю, что вы были на короткой ноге с покойной, причины смерти которой я пытаюсь прояснить, то это значит, что меня в этом заверили.— Вам не следует прислушиваться к различного рода болтовне.— Согласен, но данный случай — особый: речь идет об одном из ваших лучших друзей. Как вы думаете, о ком?— Не знаю, меня это не интересует.— Вы производите впечатление очень уверенного в себе человека, мсье, Лоби.— Так оно и есть, мсье комиссар.— Автором этого доверительного сообщения был мэтр Катенуа.— Марк всегда отличался богатым воображением.— На самом деле?— Доказательством этому служит то, что каждое воскресенье он убежден, что выиграет пари на трех первых лошадей.Оба с неприязнью посмотрели друг на друга. Полицейский спросил:— Почему вы меня воспринимаете с такой враждебностью, мсье Лоби?— Мне не нравятся люди вашей профессии, мне не нравятся ваши вопросы, и мне не нравится, когда кто-то отнимает у меня мое время. У меня другие интересы.— Людовик Пятнадцатый?— В том числе.— Что, по-вашему, толкнуло мэтра Катенуа на такую ложь?— Он обожает играть в шутки с друзьями и… не только с ними.— Вам не кажется несколько рискованным — тем более для адвоката — смеяться над офицером полиции, занимающимся расследованием уголовного преступления, и бросать тень на друга, практически называя его потенциальным преступником?— Он уже и до этого договорился?— Он даже поведал мне о том состоянии отчаяния, в котором вы находились, и о вашем желании развестись.Лоби расхохотался. Гремилли охватила злость:— Не вижу в моих словах ничего смешного!— Вам этого не понять!— Но я только тем и занят, что выпрашиваю разъяснений!— Самое комичное во всей этой истории — это то, что Марк-то как раз и был любовником Элен.Чувствуя, что его все дальше и дальше уносит в море лжи, Гремилли готов был опустить руки, отдавшись стихии этого необычного для него мира, где полицию всерьез не принимали. Он был в растерянности и не знал, как себя вести в этой ситуации. Такое с ним случалось впервые. Когда Лоби открывал входную дверь, он задал ему вопрос, который задавал всем:— Мадам Арсизак была вам симпатична?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19