Она сидела, обхватив руками голову мертвеца. Взглянув в ее глаза, Гарион встал на колени рядом с телом.
– Ради меня, Гарион, – пробормотала она.
– Если смогу, тетя Пол, – ответил он. Затем, не зная почему, положил на землю меч райвенского короля и взялся за Око, помещенное в рукояти. Око выскользнуло из нее и легло ему в ладонь Улыбнувшись, Миссия подошел с другой стороны и тоже встал на колени, взяв в свои руки безжизненную руку Дерника.
Держа Око обеими руками, Гарион потянулся и положил его на грудь мертвеца. Он едва ли отдавал себе отчет в том, что вокруг собрались боги, соединив руки ладонь к ладони и образовав неразрывный круг. Яркий свет начал пульсировать внутри этого круга, и, будто отвечая на это, Око заблестело в его руках.
Снова перед ним, как он видел это однажды, выросла глухая стена, еще черная, непроницаемая и безмолвная. Как и тогда, в пещере богов, Гарион прикоснулся к самой сущности смерти, стремясь проникнуть в нее и вернуть своего друга обратно в мир живых.
Но на этот раз все происходило иначе. Жеребенок, которого он вернул к жизни, никогда не жил вне тела своей матери. Смерть его была столь же непродолжительной, как и жизнь, и преграда между ними была незначительной.
Дерник, однако, был взрослым человеком, и его смерть, как и его Жизнь, была гораздо более долгой. Гарион напрягся, приложив все свои силы. Он мог также чувствовать громадную силу объединенной воли богов, присоединившихся к нему в его безмолвной борьбе, но барьер не поддавался.
– Воспользуйся Оком! – велел голос.
На этот раз Гарион сосредоточил все силы, свои собственные и силы богов, на круглом камне, который он держал в руках. Тот замерцал, засветился, затем замерцал снова.
– Помоги же мне! – Это приказывал уже Гарион.
И как бы внезапно поняв, Око озарилось яркой вспышкой радужного света.
Барьер стал слабеть.
Подошел Миссия и с легкой одобрительной улыбкой положил руку на сверкавшее Око.
Барьер сломался. Грудь Дерника дрогнула, и он кашлянул.
С выражением почтительности на своих неземных лицах боги отошли. Тетя Пол закричала от внезапного облегчения, обняла Дерника и прижала к себе.
– Миссия, – сказал ребенок Гариону с ноткой какого-то особого удовлетворения. Гарион поднялся, смертельно усталый, и, пошатываясь, отошел в сторону.
– С тобой все в порядке? – спросила Се'Недра, беря его руку и кладя себе на плечо.
Он кивнул, хотя колени его чуть ли не подгибались.
– Обопрись на меня, – сказала она. Он хотел запротестовать, но Се'Недра прижала палец к его губам.
– Не спорь, Гарион, – сказала она. – Ты же знаешь, что я люблю тебя и что тебе придется опираться на меня всю оставшуюся жизнь, так что можешь начать привыкать к этой мысли.
– Я думаю, что жизнь моя теперь изменится, Повелитель, – говорил в это время Белгарат Олдуру. – В ней всегда была Пол, готовая прийти по первому моему зову, – возможно, без особой охоты, – но она приходила всегда. Теперь у нее будут другие заботы. – Он вздохнул. – Полагаю, что все наши дети растут и когда-нибудь вступают в брак.
– Этого пока не случилось с тобой, сын мой, – сказал Олдур.
Белгарат усмехнулся.
– Мне никогда ничего не удавалось скрыть от вас, Повелитель, – сказал он, но затем лицо его снова стало серьезным. – К Полгаре я порой относился как к сыну, – сказал он Олдуру, – но, вероятно, пришло время позволить ей быть просто женщиной. Я слишком долго отказывал ей в этом.
– Кажется, это самое лучшее и для тебя, сын мой, – сказал Олдур. – А теперь, прошу тебя, отойди немного и оставь нас с нашим горем. – Он посмотрел на тело Торака, лежавшее на каменном ложе, а потом на Гариона. – У меня для тебя есть еще только одно задание, Белгарион, – сказал он. – Возьми Око и положи его на грудь брата моего.
– Да, Повелитель, – немедленно ответил Гарион. Он подошел к ложу, стараясь не смотреть на опаленное и искаженное лицо мертвого бога, протянул руку и возложил круглый голубой камень на неподвижную грудь Кол-Торака. Когда он отступил, маленькая принцесса обняла его за талию. Это не было неприятным, но у Гариона мелькнула мысль, что если она будет настаивать на таких тесных объятиях всю остальную их жизнь, то будут возникать неудобные ситуации.
Боги снова образовали свой круг, и Око опять начало сверкать. Постепенно обожженное лицо стало меняться, его уродство исчезать. Ореол света вокруг богов усилился, блеск Ока стал нестерпимым. В последний раз увидел Гарион лицо Торака – оно было мирным, спокойным, чистым. Это было прекрасное лицо, но тем не менее – мертвое.
А затем свет стал таким ярким, что Гарион не смог смотреть. Когда же он ослабел и Гарион опять взглянул на ложе смерти, и боги, и тело Торака исчезли.
Осталось только Око, которое, слабо мерцая, лежало на голом камне.
Так же уверенно Миссия снова подошел к ложу. Встав на цыпочки, он потянулся, чтобы взять светящийся камень Затем он принес его Гариону.
– Миссия, Белгарион, – твердо сказал он, и когда Око переходило из рук в руки, Гарион почувствовал нечто совершенно иное, что он прежде никогда не чувствовал.
Маленькая группа людей, которых объединяло очень многое, в молчании собралась вокруг тети Пол и Дерника. Небо на востоке начало светлеть, и розовый свет восхода коснулся немногих облаков, которые остались от тучи, скрывавшей Ктол Мишрак. События этой ужасной ночи оставили след в душе каждого, но теперь ночь почти кончилась, и они стояли вместе, не разговаривая, созерцая восход солнца.
Буря, которая неистовствовала этой долгой ночью, прошла. В течение бесчисленных веков мир был расколот, но теперь все снова стало единым целым.
Если была такая вещь, как начало, то она и была началом. Так оно и было, когда взошло солнце первого дня.


ЭПИЛОГ
ОСТРОВ ВЕТРОВ


Глава 25

В ночь перед своей свадьбой Белгарион спал очень беспокойно. Было бы гораздо лучше, если бы они с Се'Недрой обошлись скромной свадебной церемонией сразу после встречи с Тораком. В то время оба они – и он, и маленькая легкомысленная принцесса – были слишком утомлены и подавлены и поэтому абсолютно честны друг с другом. В те немногие короткие дни он обнаружил, что она стала совсем другой. Она наблюдала за каждым его движением с каким-то болезненным обожанием, а когда дотрагивалась до него – до его волос, лица, рук, – пальцы ее были нежными. То, как она прижималась к нему, не обращая внимания, присутствует ли кто при этом и что происходит в данный момент, и ее желание все время находиться в его объятиях было в общем-то довольно приятно.
Но те дни, однако, продолжались недолго. Как только она убедилась, что с ним все в порядке, что он существует на самом деле, а не является плодом ее воображения, который может исчезнуть в любой момент, Се'Недра мало-помалу изменилась. Он чувствовал себя чем то вроде ее собственности. А вслед за первоначальным восхищением этой собственностью принцесса довольно осторожно принялась за осуществление давно задуманного плана.
И вот теперь до того момента, когда все права на Гариона должны быть закреплены формально, оставались считанные часы. Сон Гариона стал прерывистым, в нем переплетались сновидения и воспоминания, и он то погружался, то выплывал из сна, подобно морской птице, низко скользящей над волнами.
Вот он снова оказался на ферме Фолдора, и даже во сне слышал звон молотка Дерника, и чувствовал запах пряностей, доносившихся из кухни тети Пол. Там были и Рандориг, и Забретт, и Дорун, и Брилл, подкрадывающийся из-за угла. Гарион наполовину очнулся и беспокойно завертелся в королевской постели. Но это невозможно! Дорун мертв, утонул в реке Марду, а Брилл навсегда сгинул за высоченными стенами Рэк Ктола.
А затем он очутился во дворце Стисс Тора, и сама Солмиссра – ее нагота просвечивала сквозь прозрачное платье – трогала его лицо своими холодными пальцами. Но Солмиссра больше не женщина. Он сам видел, как она превратилась в змею.
Элдрак Грул стучал по замерзшей земле своей железной булавой, повторяя:
«Иди, Грат, бейся!» – а Се'Недра испуганно кричала.
В хаотическом мире сновидений, переплетенных с реальностью, он увидел Ктачика с искаженным от ужаса лицом, когда он превращался в ничто.
А затем Гарион снова стоял с пылающим мечом среди покрытых плесенью руин Ктол Мишрака и смотрел, как Торак простирает руки к мечущимся тучам, видел текущие по его щекам огненные слезы, и снова слышался ему последний крик поверженного бога: «Мать!» – и привычно откликающееся эхо звезд.
Гарион встряхнулся, как делал всегда, когда сновидение повторялось, но почти тут же снова погрузился в сон.
Стоя на палубе корабля Бэйрека, находившегося у берегов Маллории, он слышал, как Энхег объяснял, почему Бэйрек прикован цепями к мачте.
– Нам пришлось сделать это, Белгарат, – мрачно говорил король. – Как раз в самый разгар шторма он превратился в медведя! Он вынудил команду всю ночь грести к Маллории, а перед самым рассветом снова обернулся человеком.
– Освободи его, Энхег, – недовольно сказал Белгарат. – Он не превратится снова в медведя – до тех пор пока Гарион в целости и сохранности.
Гарион перекатился на спину и сел. Это было удивительным открытием: оказывается, за всеми превращениями Бэйрека скрывалась определенная цель.
– Ты же защитник Гариона, – объяснил Белгарат этому гиганту. – Дня этого ты и родился. Каждый раз, когда Гариону угрожает смертельная опасность, ты превращаешься в медведя, чтобы защитить его.
– Ты хочешь сказать, что я чародей? – недоверчиво спросил Бэйрек.
– Это едва ли. Изменить облик совсем не так уж трудно, вдобавок ты не делал этого сознательно. Это делало Предначертание, а не ты.
Гарион выбрался из высокой, стоявшей под балдахином кровати и подошел к окну. В весеннем небе над спящим Райве и темными водами моря Ветров сияли звезды. Не было и намека на приближение рассвета. Гарион вздохнул, налил себе стакан воды из графина, стоявшего на столе, и вернулся в постель к своим тревожным снам.
Теперь он оказался у Талл Зелика, а Хеттар и Мендореллен докладывали о действиях маллорийского императора Зарата.
– Сейчас он готовится к осаде Рэк Госки, – говорил Хеттар, черты лица которого делали его похожим на ястреба. Но лицо Хеттара значительно смягчилось с тех пор, как Гарион видел его в последний раз. Казалось, что тому была веская причина. Высокий олгар повернулся к Гариону.
– В конечном счете придется тебе что-нибудь сделать с Заратом, – сказал он. – Не думаю, чтобы тебе хотелось, чтобы он скитался, где хочет, в этой части света.
– Но почему я? – не задумываясь, спросил Гарион.
– Потому что ты – Повелитель Запада, разве не понимаешь?
И Гарион снова проснулся. Рано или поздно ему придется иметь дело с Заратом, в этом не приходилось сомневаться. Может быть, после свадьбы у него будет время решить этот вопрос. Но эта мысль, однако, заставила его задуматься.
Странно, но у него нет ни малейшего представления о том, что может случиться после свадьбы. Эта проблема встала перед ним подобно огромной двери, которая вела в пространство, где он никогда не был. Придется Зарату подождать. Гариону же придется сначала узнать, что такое супружество.
Полусонный, находясь где то средь сновидений и воспоминаний, Гарион оживил в памяти небольшой знаменательный диалог между собой и ее императорским высочеством.
– Это же глупо, Се'Недра, – запротестовал он. – Я ведь не собираюсь ни с кем воевать, зачем же мне тогда скакать, размахивая мечом?
– Но они заслужили того, чтобы увидеть тебя, Гарион, – объясняла она так, будто разговаривала с ребенком. – Они покинули свои дома и явились сражаться по твоему зову.
– Я никого не призывал.
– Это сделала я – от твоего имени. Они действительно очень хорошая армия, и я сама собрала их. Разве ты не гордишься мною?
– Я не просил тебя этого делать.
– Ты был слишком горд, чтобы просить. Это одна из твоих ошибок, Гарион. А ты никогда не должен быть настолько гордым, чтобы не просить о помощи любящих тебя людей. Разве так уж трудно Повелителю Запада наградить своих верных солдат маленьким проявлением благодарности? Или же ты стал слишком великим и гордым для этого?
– Ты путаешь разные вещи, Се'Недра. И делаешь это весьма часто, что тебе известно и самой.
Но Се'Недра продолжила разговор, как будто этот вопрос уже решен.
– И, конечно, на тебе будет корона, а также какие-нибудь красивые доспехи.
Я думаю, что подошла бы кольчуга.
– Я не собираюсь строить из себя клоуна только для того, чтобы удовлетворить твое стремление к дешевым спектаклям.
Глаза ее наполнились слезами, а губы задрожали.
– Ты больше не любишь меня, – сказала она плаксивым голосом.
Даже во сне Гарион застонал. Вот так всегда кончались их споры. С помощью искусных уловок и хитрости она разбивала все его аргументы. Гарион ведь знал, что она делает это ради того, чтобы добиться своего, но он был перед ней совершенно беспомощен. Это могло вообще не иметь никакого отношения к обсуждавшемуся вопросу, но ей удавалось повернуть дело так, чтобы можно было бросить ему убийственное обвинение, и вся надежда даже на маленькую победу у него немедленно пропадала. Где она только научилась быть такой бессердечной притворщицей?
И получилось так, что Гарион, одетый в кольчугу и самодовольно выставив вперед пылающий меч, под громогласные крики армии Се'Недры въехал в форты, возведенные на восточных утесах Ведь произошло так много событий с тех пор, как Гарион, Силк и Белгарат уехали прошлой весной из Райве, и вот молодой король лежит на своей высокой с балдахином кровати, почти потеряв надежду на сон. Ведь действительно Се'Недра собрала армию. Чем больше Гарион узнавал подробностей, тем больше удивлялся – не только ее наглости, но и той огромной энергии и целеустремленности, которые она при этом проявила. Конечно, ей помогали и ее направляли, но первоначальная идея принадлежала только ей. Его любовь несколько омрачали дурные предчувствия: ему предстояло жениться на очень волевой молодой женщине – такой, которую почти никогда не мучили сомнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48