Вместо того чтобы отправиться к миссис Аллен – молодой, богатой и привлекательной вдове из Филадельфии, которая во время путешествия через Атлантику недвусмысленно намекала, что неплохо бы, не теряя времени даром, где-нибудь уединиться, – он помчался через весь город в отель, где остановилась его жена.
Там ему сообщили, что леди Тремейн приехала только с горничной и что из гостей она принимала лишь Клаудию и Педара.
Получив ответ на мучивший его вопрос, Камден, казалось бы, должен был на этом успокоиться. Но неожиданно для себя самого он завел с портье разговор о кронах, а именно – за сколько крон портье согласился бы тайно снабжать его, Камдена, кое-какой информацией, касающейся леди Тремейн. То есть речь шла о слежке за ней.
Выяснить маршрут ее передвижений не составило никакого труда, поскольку все заботы об этом она поручила персоналу отеля. На следующее же утро Камден начал получать отчеты о ее приходах и уходах. Через несколько дней он знал, что она ела на завтрак, какие достопримечательности осмотрела, в какое время принимала вечернюю ванну и даже у какого магазина останавливалась, чтобы купить льняные скатерти.
Однако чем больше он узнавал, тем сильнее его одолевало любопытство. Как она выглядит? Пощадили ли ее годы? Похожа ли она на себя прежнюю? Или изменилась до неузнаваемости?
Он тут же отменил обед с миссис Аллен, когда узнал, что Джиджи идет вечером в сады Тиволи – главный парк развлечений в Копенгагене. Днем ему еще хватало силы воли не приближаться к ней. Но вечером… Как знать, может быть, ему удастся увидеть ее одним глазком, а самому остаться незамеченным?
Камден исходил сады Тиволи вдоль и поперек и уже решил, что впадает в слабоумие, когда наконец заметил Джиджи на большой карусели. Она сидела на деревянной лошадке и заливисто смеялась, изо всех сил вцепившись в позолоченный деревянный шест; а ее длинные белые юбки струились по воздуху от кружения карусели и летнего ветерка с моря.
Она была довольна. Нет, не просто довольна. Счастлива!
В янтарном сиянии парковых огней казалось, что она – это не она, а персонаж норвежской сказки – необузданное и чувственное дитя природы. Из толпы на нее глазели мужчины – глазели, округлив глаза и приоткрыв рты.
Камден же смотрел на жену как завороженный. О чем он думал? Он не знал. Почему-то в глубине души он ожидал – нет, скорее надеялся – увидеть осунувшуюся страдалицу, скрывающую свою боль под маской безразличия Надеялся, что она до сих пор томится по нему, до сих пор любит его. Но все говорило об обратном.
Этой женщине он был не нужен.
Тремейн развернулся и побрел прочь – рассудок снова взял верх. Он постарался забыть, что пожирал Джиджи глазами, точно голодная дворняжка, которая заглядывает в гастрономическую лавку, положив лапы на подоконник. Он сполна возместил миссис Аллен недостаток внимания и любезности.
А потом судьба свела их на канале.
Миссис Аллен была необычайно мила в своем кремово-персиковом платье от Уорта. Но открывавшийся за ее спиной вид все же затмевал ее прелести. Вдоль канала протянулись дома, выкрашенные в жизнерадостные оттенки, столь любимые английскими модницами, – розовые, лимонные, сизые, лазурные, медные и кирпичные. Солнце подходило к зениту, и вода сверкала и переливалась, разбегаясь серебристыми барашками из-под бороздивших фарватеры прогулочных судов.
– Бог мой! – воскликнула миссис Аллен, повиснув у него на локте. – Ты только посмотри!
Камден, изучавший в витрине модели кораблей, повернулся и посмотрел в другую сторону.
– Вот то открытое окно на втором этаже. Видишь там мужчину и женщину? – хихикнула миссис Аллен.
Он осмотрел окна домов на противоположном берегу – и вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.
Джиджи!
Она сидела на носу прогулочного парусника в нескольких метрах от него, сидела под белым кружевным зонтиком – ни дать ни взять прилежная туристка, решившая во что бы то ни стало вобрать в память всю красоту и очарование Копенгагена. Джиджи внимательно и в то же время с тревогой вглядывалась в его лицо – словно никак не могла вспомнить, кто он такой. Словно не желала вспоминать.
Внешне он изменился: отрастил волосы и года два назад обзавелся щегольской бородой.
Их взгляды встретились, и Джиджи вскочила с кресла. Зонтик выпал из ее руки и со звонким стуком упал на палубу. Она не отводила от мужа взгляда, в лице ее не было ни кровинки, а в глазах читалась мука. Такой Камден никогда не видел жену – даже в тот день, когда бросил ее. Казалось, она была потрясена, ошеломлена, была в отчаянии…
Парусник медленно проплыл мимо, и тогда Джиджи, подобрав, юбки, побежала вдоль поручня, по-прежнему не сводя с мужа глаз. Внезапно зацепившись ногой за канат, она со всего маху упала на палубу. Сердце маркиза сжалось от страха, но Джиджи, ни на что не обращая внимания, поднялась на ноги и снова побежала, пока не очутилась на корме – больше она не могла приблизиться к нему ни на шаг.
К несчастью, именно в этот момент миссис Аллен взяла его под руку и потерлась щекой о его плечо – словно кошечка, которой почесали за ухом.
– Умираю от голода, – проворковала миссис Аллен. – Ты не отведешь меня в ресторан, где подают холодные закуски?
– Да, конечно, – пробормотал он машинально.
Джиджи замерла у поручня. Потом вдруг вздрогнула, и на ее лице отразилась такая усталость, словно она простояла на этом самом месте все то время, что они не виделись.
«Она по-прежнему меня любит», – промелькнуло у Камдена, и от этой мысли его бросило в жар, а голова пошла кругом.
Внезапно он забыл, как, собственно, она перед ним провинилась. Камден понимал – и понимал с предельной ясностью – только одно: за последние пять лет мир не знал другого такого дурака, как он, – ведь он отказался от того, что являлось пределом его желаний.
Просидев весь ленч точно во сне, он отправил миссис Аллен в отель, где она собиралась вздремнуть часок перед обедом, и отклонил ее предложение зайти в гости с такой поспешностью, словно у нее проявились симптомы бубонной чумы. Потом он помчался к цирюльнику, от цирюльника – к ювелиру, а от ювелира – обратно в дом Клаудии за своим лучшим костюмом.
Камден вошел в отель жены со свежевыбритым подбородком и букетом гортензий, купленным у престарелого цветочника. Он чувствовал себя идиотом и нервничал, как свинья, живущая по соседству е мясником. Ему пришлось дважды прочистить горло, прежде чем он сумел задать портье свой вопрос:
– Скажите, леди… леди Тремейн у себя?
– Нет, сэр, – ответил портье. – К сожалению, леди Тремейн только что уехала.
– Ясно. И когда она обещала вернуться? – Он решил, что будет ждать ее здесь и никуда без нее не уйдет.
– Мне очень жаль, сэр, – ответил портье, – но леди Тремейн уехала и больше не вернется. Она освободила номер и отправилась в порт. По-моему, она хотела успеть на «Маргарет». Это судно отплывает в два часа.
Камден взглянул на часы. Было пять минут третьего.
Стремительно выскочив из отеля, он остановил первый попавшийся экипаж и пообещал вознице все содержимое своего кошелька, если кеб успеет в порт до отплытия «Маргарет». Но когда они прибыли на место, от «Маргарет» остались только три столбика дыма вдалеке.
Все равно заплатив вознице двойную плату, Тремейн уставился на море. Невероятно! Не может быть, чтобы все его надежды на воссоединение умерли. Или действительно умерли?
Впервые в жизни он чувствовал растерянность и младенческую беспомощность. Наверное, он мог бы отправиться за ней в Англию. Но в Англии их снова придавит груз злосчастного прошлого, и они не смогут действовать по велению сердца. Не смогут прощать.
Видимо, сама судьба противилась их примирению.
В конце концов, хотя на это ушло много часов, Камден убедил себя в том, что за него похлопотал его ангел-хранитель. Представить только: что, если бы она не уехала? Что, если бы он и в самом деле отбросил всякое благоразумие и вернулся к ней – к женщине, которой больше никогда не сможет доверять?
Нет, сказал он себе, такое невозможно представить. Правда, невозможно. Все-таки он разумный человек. Его пальцы сомкнулись вокруг бархатной коробочки, где лежало бриллиантовое ожерелье с рубинами – сверкающее искушение, как и Джиджи. Вот и отличный прощальный подарок для миссис Аллен.
Бросив гортензии в канал, он смотрел, как вода медленно уносит их в разные стороны. Кто бы мог подумать, что после стольких лет она по-прежнему властна сокрушить его, не тронув даже пальцем?
Глава 21
31 мая 1893 года
«Не знаешь, чего от него ждать, – досадовала Джиджи. – Никогда не угадаешь, чего ждать от мужа». Впрочем, она была почти уверена: как только за ними закроется дверь ее личного вагона в девонском поезде, Камден тут же потребует близости с ней. Да, она была в этом уверена и даже приняла меры предосторожности.
Но вопреки ее ожиданиям Камден уселся за чертежи какого-то механического приспособления еще до того, как поезд отъехал от станции. А ей оставалось только смотреть, как мир проносится мимо нее со скоростью шестьдесят километров в час, и сходить с ума от радости.
И гордиться собой. И витать в облаках.
Он похвалил ее – и притом от чистого сердца – за то, что было для нее по-настоящему важно. Маркиза чувствовала себя как молоденькая дебютантка, которую на первом же балу нежданно-негаданно пригласил на танец самый отъявленный сердцеед. Она прекрасно понимала, что это хмельное тепло в груди – непрошеное и нелепое – никогда не встретит отклика в его сердце, однако ничего не могла с этим поделать.
Из-под руки маркиза на бумагу быстро ложились косые строчки и выстраивались столбиками уравнений, которые для непосвященного являлись такой же загадкой, как древнеегипетские иероглифы. Даже она, получившая обширные познания в области математики и механики, чтобы невежество не стало камнем преткновения в сотрудничестве с инженерами, понимала только малую часть из того, что выводила рука ее мужа. Насколько Джиджи поняла, он работал над чертежом двигателя внутреннего сгорания.
Джиджи скептически относилась к автомобилям. Да, идея была замечательная, к тому же теперь вполне осуществимая. Но кто, кроме самых отчаянных авантюристов и богачей, захочет покупать и управлять этими странными механизмами, когда по городу было намного проще и удобнее передвигаться в карете, а для дальних расстояний как нельзя лучше годились быстрые и надежные поезда?
Но прошлым летом она все же из любопытства нанесла визит герру Бенцу в Мангейме и теперь собиралась вести переговоры о покупке лицензии на строительство двигателей Бенца для своей фабрики. Благодаря своим математическим способностям, унаследованным от предков по линии Роулендов, Джиджи мгновенно просчитала, сколько средств сэкономит, если сможет воспользоваться чертежом Камдена – при условии, что он применим на деле.
И если бы Камден на деле был ее мужем.
– Что-то не так с твоим двигателем?
– Он недостаточно быстро выпускает отработанные газы, когда скорость вращения вала достигает ста оборотов в минуту, – ответил маркиз, не поднимая глаз и не выказывая ни малейшего удивления по поводу того, что она разбирается в вещах, недоступных пониманию большинства женщин – да и мужчин, уж если на то пошло.
Впрочем, он ведь знал об уважаемом мистере Уильямсе, ее бывшем наставнике, который затем стал любовником.
Под действием вакуума, который создавался после выпуска отработанных газов, внутрь цилиндра засасывалась свежая порция воздушной смеси. Расширяющиеся газы, образующиеся в результате воспламенения горючей смеси, приводили двигатель в движение, но остатки отработанных газов, которые не успевали выйти наружу, снижали коэффициент полезного действия.
– Надо переходить к такту выпуска с опережением поворота коленчатого вала, – сказала Джиджи. – За счет этого немного теряется мощность двигателя, зато возрастает коэффициент полезного действия.
– Совершенно верно, – кивнул маркиз.
– Наверное, сложности возникают, когда дело доходит до точных расчетов? – спросила она. Ее инженеры уже давно бились над этой проблемой.
– Постоянно возникают. К сожалению, конструкцию можно улучшить только до определенного предела. Я свел выбор к двум вариантам и рассчитал углы поворота вала с минимальной погрешностью. Теперь мои инженеры в Нью-Йорке переберут двигатель с учетом поправок, а затем испытают в работе.
– Хорошо, что не надо самому пачкать руки.
– Пачкать, руки – это как раз самое интересное. По своим чертежам я всегда строю сам. Что угодно могу смастерить. – Тремейн с улыбкой взглянул на жену, и сердце ее глухо застучало в груди. Что ни говори, а солнце определенно светило ярче, когда Камден улыбался. – Не желаешь стать первой англичанкой, которая прокатится по Роттен-роу в безлошадном экипаже?
Джиджи невольно усмехнулась.
– Да уж, ты действительно можешь смастерить что угодно. Я-то знаю твою тайну.
– Тайну? – удивился Камден.
– Платье Клаудии, в котором она появилась на своем первом балу.
– Ах, ты об этом… – Он рассмеялся. – Это не столько моя тайна, сколько Клаудии. Если память мне не изменяет, ей было ужасно стыдно, что бальные платья других девушек шил месье Уорт, а ее – кое-как соорудил брат.
– Не скромничай.
– И не собираюсь. Видишь ли, я не знал, как исхитриться, чтобы и вырез получился, как она просила, и лиф не сваливался вниз. Тогда я стащил у матери турнюр на металлическом каркасе, разобрал его на части и обмотал все декольте проволокой. Клаудия на балу ужасно нервничала, боялась, что платье покалечит либо ее, либо кого-то из поклонников.
– Она показывала мне его, когда приезжала в Англию в девяностом году, – сказала Джиджи. – Я отказывалась верить, что его сшил ты, пока она не поклялась здоровьем своих детей.
– Это был первый и последний раз, когда я замахнулся на высокую моду. – Тремейн снова рассмеялся. – Мне тогда было девятнадцать, и я считал, что мне все горы по плечу. Клаудия выплакала все глаза, потому что семейный бюджет не позволял купить новое платье для ее первого бала, и тогда я подумал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35