Леди Тремейн рассмеялась и буквально вытолкнула лорда Ренуэрта за дверь.
– Хочешь, угадаю? Он предложил пожить втроем, не так ли? – с напускной беспечностью поинтересовался Камден, когда они бок о бок поднимались по лестнице.
– Кто, Феликс? Нет, разумеется. Стоило ему жениться, как он сразу сделался нудным проповедником семейных ценностей. Пока ты не пришел, он весь вечер отговаривал меня от развода. Я чуть не умерла от скуки. – Джиджи тоже делала вид, что ей весело. – Что ж, если тебе так интересно, он сказал: «Затащи его в постель и задай ему перцу».
– И ты последуешь его мудрому совету?
– Какому именно? Отменить развод или задать тебе перцу? – Презрительно фыркнув, Джиджи продолжала. – Полагаю, что в данных обстоятельствах лорд Ренуэрт мне не советчик. Как и все остальные, у кого не хватает ума понять, что наш брак обречен. Честно говоря, я была о Феликсе лучшего мнения. А Фредди еще считает его своим-другом!
«Бедняга Фредди», – подумал Камден.
– Ну так как? – спросила она, когда они остановились. – Сегодня ты удостоишь меня своим посещением?
– Вряд ли… Не хочу потом мучиться желудком. Но в ближайшие дни я непременно к тебе наведаюсь. Так что не расслабляйся.
Джиджи закатила глаза.
– Умираю от нетерпения.
Однажды она сказала ему то же самое – сказала в последний день их быстротечного счастья. Только тогда она говорила совершенно искренне, и сердце ее замирало от восторга и предвкушения…
– А я – нет, – заявил маркиз.
Его жена устало вздохнула.
– Иди к черту, Камден, – пробормотала она.
Глава 8
Декабрь 1882 года
На третий день после разговора с мисс Роуленд Камдену с дневной почтой пришло письмо от Теодоры. Листок розовой надушенной бумаги извещал о ее скором венчании с польским дворянином – правда, задним числом; письмо написали за два дня до свадьбы, а отправили только через три дня.
У Камдена в голове не укладывалось: как Теодора могла выйти замуж за другого? Ведь она всегда была необыкновенно замкнутой и нелюдимой. Наверное, она была бы счастлива лишь в том случае, если бы ей удалось укрыться от всех людей где-нибудь высоко в Альпах, чтобы жить затворницей в маленьком шале и музицировать дни напролет. И чтобы вокруг не было никаких соседей – никого, кроме коров, пасущихся на заливных лугах.
Камден очень беспокоился за Теодору. Но даже беспокойство не могло сдержать прилив возбуждения? который породила неожиданная весть. Его обуревало желание. Одолевала похоть. Слепила страсть, неудержимо влекущая к мисс Роуленд. Он хотел соединиться с ней, хотел, чтобы их сердца вместе пылали огнем. И теперь его желания могли исполниться. Если он женится на ней.
Однако женитьба – дело серьезное. Люди вступают в брак раз и на всю жизнь. Такие решения нельзя принимать, не обдумав все как следует. Камден пытался подойти к делу разумно, но как испокон ведется у всех глупых, одурманенных похотью юнцов (к которым он никогда себя не причислял), он не мог думать ни о чем, кроме мисс Роуленд, с готовностью отдающейся ему на брачном ложе.
Наверное, это она войдет к нему в комнату, а не наоборот. И она разрешит не гасить свет, чтобы он мог вдоволь налюбоваться ее прелестями. Она широко раскинет ноги, а потом обхватит ими его бедра. Может, он даже уговорит ее посмотреть, как сливается их плоть, и тогда ее щеки вспыхнут, глаза затуманятся желанием, а с губ будут срываться сладострастные стоны.
О Боже, он ляжет с ней – и не заснет до самого утра! И так будет повторяться день за днем.
Камден провел всю ночь в мучительных раздумьях – за это время его посетило очень много сладостных фантазий и очень мало дельных мыслей – и в конце концов решил предоставить выбор судьбе. Если сегодня он снова встретит мисс Роуленд у ручья, то сделает ей предложение в течение недели. Если же она не появится, он расценит это как знак, что ему следует подождать до конца следующего семестра и все тщательнейшим образом обдумать.
Он проторчал у ручья целый день, меряя шагами берег и разве что не залезая на деревья. Но она не пришла. Ни утром, ни днем, ни в, сумерках. Вот тогда Камден и понял, что дело зашло слишком далеко. Значит, следовало не дожидаться знаков свыше, а действовать как можно решительнее.
Он отвел коня в стойло и приказал немедленно заложить карету.
Слуга замер в нерешительности и вопросительно посмотрел на Джиджи – ее тарелка была почти полной. Она отодвинула ее в сторону, тарелка тут же исчезла, и на ее месте появилась другая – с грушевым компотом.
– Джиджи, ты почти не притронулась к еде, – заметила миссис Роуленд, взявшись за вилку. – Ты же любишь оленину.
Джиджи взяла ложку и выловила из прозрачного сиропа кубик груши. Наверное, ее озабоченность слишком уж бросалась в глаза. Раньше мать никогда не волновалась из-за того, что она мало ест. Как раз наоборот. Обычно миссис Роуленд боялась, что из-за чересчур хорошего аппетита на дочери перестанут зашнуровываться корсеты и ее талия станет до неприличия далека от осиной.
Джиджи уставилась на ложку, не в силах справиться с таким пустяком, как донести кусочек груши до рта. Ее уже мутило. Она не могла поручиться, что ее желудок примет приторно-сладкий фрукт. Отложив вилку, Джиджи пробормотала:
– Я не голодна.
Да, она была не голодна, она была до смерти напугана. Потому что совершила ужасно подлый и, возможно, противозаконный поступок. Мало того, что пошла на подлог, так еще и сглупила. Да, она действовала слишком опрометчиво, можно сказать, примитивно. И теперь любой сразу же учует зловонный душок лжи и придет прямехонько к ее двери.
Что сделает лорд Тремейн, если узнает правду? И что он о ней подумает?
В столовую вошел лакей и что-то тихо сказал Холлису, их дворецкому. Холлис кивнул и, приблизившись к миссис Роуленд, доложил:
– Мэм, прибыл лорд Тремейн. Сказать ему, чтобы подождал до конца обеда?
Джиджи насторожилась и покосилась на мать. Та поднялась из-за стола и, расплывшись в улыбке, ответила:
– Разумеется, нет. Мы сию же секунду выйдем к нему. Идем, Джиджи. Я подозреваю, что он приехал вовсе не для того, чтобы увидеть меня.
Вне всяких сомнений, миссис Роуленд уже слышала звон свадебных колоколов. А Джиджи видела, как над ее головой сгущаются тучи скандала и вечного позора. Она будет доживать свой век подобно той сумасшедшей старой деве, которая разгуливала в подвенечном платье по своему опустевшему поместью и нагоняла на всех тоску.
Но у Джиджи не было выхода – пришлось последовать за матерью. Так рядовой солдат, не разделяя радужных надежд генерала на победу и славную добычу, видит впереди только кровавую бойню.
Он стоял посреди гостиной – средоточие ее желаний, топор, занесенный над ее головой, мечта любой женщины.
– Милорд Тремейн, до чего приятно вас видеть! Впрочем, мы всегда вам рады. Что привело вас в, наш скромный утолок в столь необычный час? – заливалась соловьем миссис. Роуленд.
– Здравствуйте, миссис Роуленд. Здравствуйте, мисс… – Он посмотрел на нее. Что это промелькнуло в его глазах – страсть или досада? – Прошу прощения, что вторгся я так поздно…
– Ах, какой вздор! – весело прощебетала миссис Роуленд. – Вы для нас желанный гость в любое время дня и ночи. Ну же, отвечайте на мой вопрос, не то я умру от любопытства.
– Я хочу побеседовать с мисс Роуленд с глазу на глаз, – с ошеломляющей откровенностью ответил лорд Тремейн. – С вашего позволения, разумеется.
Впервые в жизни Джиджи стало, дурно просто так, а не потому, что она получила сотрясение мозга. Одно из двух: либо он приехал, чтобы вывести ее на чистую воду, либо решил сделать ей предложение. Хотя несколько дней назад Джиджи ни за что бы в это не поверила; сейчас она очень надеялась… на первый вариант. Да, пусть обругает ее последними словами. А она будет тщетно молить о прощении. Потом он уйдет, а она запрется у себя в комнате и будет биться головой об стену, пока не продолбит в голове дыру.
– Как вам угодно, – согласилась миссис Роуленд, проявив завидную выдержку.
Она удалилась, затворив за собой дверь. Джиджи не смела посмотреть на маркиза, И наверное, уже это выдавало ее с головой. Камден приблизился к ней и проговорил:
– Мисс Роуленд, вы выйдете за меня?
Ничего более ужасного она никогда не слышала. Джиджи заставила, себя поднять голову, и их взгляды встретились.
– Три дня назад вы были полны решимости жениться на другой.
– Сегодня я полон решимости жениться на вас.
– И что же случилось за это время? Отчего вы так внезапно передумали?
– Я получил письмо от мисс фон Швеппенбург. Она породнилась с благородным семейством Лобомирских.
Ничего подобного. Джиджи наугад выбрала это имя из европейской книги титулованного дворянства, которую откопала на книжных полках матери. Изучив памятное письмо от мисс фон Швеппенбург, она состряпала послание якобы от ее имени, старательно перемежая собственный вымысел ее робкими извинениями и вялыми сожалениями. После чего отнесла все егерю «Верескового луга» – старичку, который в молодости подделывал документы и который относился к ней с отеческой нежностью, потакая всем ее прихотям.
– Ясно, – нерешительно кивнула Джиджи. – Значит, вы решили внять голосу рассудка.
– Наверное, мое решение отчасти было продиктовано практическими соображениями. – Он подошел к ней так близко, что Джиджи почувствовала бодрящий запах морозной свежести, еще не выветрившийся из его куртки. – Да, практическими соображениями. Вот только не могу вспомнить, какими именно. – С этими словами он приподнял пальцем ее подбородок и поцеловал в губы.
Джиджи и раньше целовалась с мужчинами, когда изнывала на балах от скуки или выходила из себя после замечаний матери. Занятие это казалось ей скорее странным, нежели увлекательным, и во время поцелуя она подчас разглядывала мужчину широко раскрытыми глазами и мысленно прикидывала сумму его долгов.
Но сейчас все было совсем иначе. Как только губы лорда Тремейна коснулись ее губ, она всецело отдалась наслаждению, словно ребенок, впервые попробовавший кусочек сахара и очарованный его сладостью. Поцелуй маркиза был воздушным, как меренги, нежным, как начальные аккорды «Лунной сонаты», и благодатным, как первый весенний дождь после бесконечной зимы.
Джиджи упивалась этим поцелуем; голова ее шла кругом, а душу переполняли восторг и изумление. Но в какой-то момент она вдруг почувствовала, что ей хочется большего. Не выдержав, она взяла лицо Камдена в ладони и впилась в его губы поцелуем страстным, отчаянным и безудержным.
И почти тотчас же послышался приглушенный стон маркиза. Прервав поцелуй, он отстранил Джиджи на расстояние вытянутой руки и уставился на нее в упор, дыша часто и тяжело.
– Господи, если бы ваша мать не стояла сейчас за дверью… – Он сделал глубокий вдох. – Это означает «да»?
Еще не поздно. Пока еще можно стать на путь добродетели, покаяться, извиниться и сохранить самоуважение.
И потерять его. Если Камден узнает правду, он больше никогда не взглянет в ее сторону. Она не вынесет его гнева. Его презрения. Не сможет жить без него. Она не готова отказаться от него. Не готова.
Джиджи обняла маркиза и положила голову ему на плечо.
– Да, да, да, – прошептала она.
Тремейн стиснул ее в объятиях, и Джиджи, охваченная радостью, затаила дыхание, а потом в ужасе содрогнулась. Но выбор сделан. К добру это или нет, но она станет его женой и постарается, чтобы пелена неведения как можно дольше не спадала с его глаз. Ей необыкновенно повезло, и она попытается преодолеть свой страх, попытается не поддаваться приступам страха.
В своей прежней жизни Камден никогда не чувствовал себя счастливым. Во всяком случае, он никогда не вскакивал с постели с желанием вдохнуть полной грудью воздух настоящей жизни; у бедняка, которому приходится возиться с сердобольными, но на редкость легкомысленными и беспечными родителями и поднимать на ноги младших брата с сестрой, нет времени на подобные глупости.
Но сейчас, рядом с Джиджи, он радовался как безумный и ничего не мог с собой поделать. У нее было одно волшебное свойство: действуя на него, как глоток крепчайшей водки, она удерживала его в том состоянии хмельного восторга, в той неуловимой точке равновесия, где рождалась призрачная гармония небесных сфер и где у простых смертных словно вырастали крылья.
На протяжении трех недель после их помолвки он наведывался к Джиджи так часто, что положительно нарушил все нормы приличий. Маркиз нередко приезжал в «Вересковый луг» и утром, и днем; вдобавок он принимал приглашения миссис Роуленд остаться на чай, а затем оставался и на обед, даже не пытаясь хотя бы для приличия возразить, что ему не следует злоупотреблять гостеприимством хозяек.
Ему нравилось беседовать с Джиджи; казалось, они смотрели на мир одними глазами – она была такой же желчной и неромантичной, как и он сам. Молодые люди сходились во мнении, что в настоящее время они ничего из себя не представляли; ведь в том, что он титулованный дворянин, а она дочка миллионера, не было их заслуги.
Но при всем ее цинизме угодить ей было не так уж трудно. Неказистые букеты, которые он собирал в запущенной оранжерее «Двенадцати колонн», вызывали настоящую бурю восторгов – так не ликовал даже Юлий Цезарь, с триумфом возвращаясь в Рим после завоевания галлов. А скромное обручальное колечко, которое он купил на деньги, отложенные для поездки в Америку, растрогало ее до слез.
За день до свадьбы Камден подъехал к дому Роулендов и послал за Джиджи. Она возникла на крыльце, как огненный вихрь, – щеки раскраснелись, губы алели, а темно-синий плащ сменила ярко-малиновая накидка.
Стоило ему увидеть ее – и его губы сами собой растянулись в улыбку. В последнее время это уже вошло у него в привычку. Что и говорить, он явно поглупел, но поглупел от счастья.
– Дорогая, у меня для тебя подарок.
Джиджи весело засмеялась, когда он развернул свой сверток и показал ей еще теплый пирог со свининой.
– Теперь мне все ясно. Позволь, я угадаю. Наверное, вчера ты оборвал последние цветы в оранжерее, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35