https://wodolei.ru/brands/Gustavsberg/
«Есть только один человек», сказал он мне однажды, «которого я боюсь. Это Гейдрих. Он опаснее дикой кошки».
Когда я представил Гейдриху собранный мной материал об отношениях бывшего рейхсвера (численностью в 100 тыс. чел.) и германского вермахта с Красной Армией, я еще не подозревал о последствиях, к которым приведет это событие. И только спустя некоторое время шоры упали с моих глаз. Это произошло в июне 1937 года. Агентство ТАСС сообщило, что заместитель наркома обороны маршал Тухачевский предстал перед военным судом и по требованию генерального прокурора Андрея Вышинского приговорен вместе с восемью другими обвиняемыми к смертной казни. Приговор был приведен в исполнение вечером того же дня. Обвинение гласило: измена родине в результате связей с военными кругами одного государства, враждебного СССР.
Сообщение об этом приговоре принадлежит к наиболее интересным страницам одной из самых загадочных глав истории последних десятилетий, подлинная подоплека которой, как мне кажется, до сих пор не освещена достаточно ясно. И в советской России, и в национал-социалистской Германии прилагалось немало усилий, чтобы окутать дело Тухачевского тайной. Я попытаюсь, опираясь на прошедшие через мои руки документы и на основе событий, очевидцем и участником которых я был сам, внести свой вклад в выяснение этого дела. Для этого мне представляется необходимым бросить взгляд на предыдущее развитие отношений между германской и советской армиями.
Как свидетельствуют изученные мною документы, первые контакты с Красной Армией — после того, как 16 апреля 1922 года в Рапалло был подписан договор между Германией и Россией — были установлены в 1923 году под руководством тогдашнего министра обороны Гесслера и продолжены генерал-полковником Сектом. При помощи этих связей германское командование хотело предоставить немецким офицерам сухопутных войск, насчитывавших всего сто тысяч человек, возможность научиться на русских полигонах владеть современными видами оружия (самолетами и танками), которые по Версальскому договору рейхсверу запрещалось иметь. В свою очередь, немецкий генеральный штаб знакомил русскую армию со своим опытом в области тактики и стратегии. Позднее сотрудничество распространилось и на вооружения, в результате чего немцы, в обмен на патенты, которые они предоставили в распоряжение Красной Армии, получили разрешение на строительство авиационных и прочих оборонных заводов на территории России. Так, например, фирма «Юнкерс» основала свои филиалы в Филях и в Самаре. Рейхсвер создал тогда «Общество развития промышленных предприятий», через которое все военные заводы получали дотацию государства. Это нелегальное вооружение Германии в России шло рука об руку с формированием так называемого «Черного рейхсвера» в Германии.
Политика России при Ленине, направленная на заключение таких сделок, была проникнута духом Таурогенского договора — события в прусской истории, произошедшего зимой 1812-1813 гг. , когда генерал Йорк вопреки воле прусского короля заключил с русской армией договор против Наполеона, подписанный в Таурогене (деревушка на границе Восточной Пруссии). При этом русские отнюдь не отказывались от своих коммунистический целей. Карл Радек определил цели пакта между германским национализмом и русским коммунизмом таким девизом: борьба против Версаля и против наступления капитала.
После Секта сотрудничество с Красной Армией продолжил его преемник генерал Хайе, а позднее генералы Хаммерштейн и фон Шляйхер, а в России ту же линию проводил Сталин, сменивший Ленина. Когда в Германии к власти пришли национал-социалисты, руководство германской компартии получило из Москвы указания считать врагом № 1 не НСДАП и тем самым командование вермахта, а социал-демократическую партию. В политическом руководстве НСДАП Сталин видел тогда своего рода попутчика в достижении собственных революционно-коммунистических целей в Европе, причем он рассчитывал, что в один прекрасный день Гитлер обратит свое оружие против буржуазии Запада, борьба с которой должна истощить его силы.
(То, что генерал фон Шляйхер хотел продолжать поддерживать сложившиеся хорошие отношения с Россией, не подлежит сомнению. Однако в конце концов не кто иной, как он, будучи канцлером, передал фюреру национал-социалистов Гитлеру не менее 42 миллионов рейхсмарок. Эту цифру мне сообщил по секрету личный советник Гитлера по вопросам экономики государственный секретарь В. Кепплер. Парадоксальное и роковое явление — Шляйхер финансировал злейшего врага и будущего противника России во время второй мировой войны!)
Против прорусской ориентации с самого начала выступила часть представителей немецкой промышленности, и прежде всего крупный промышленник Арнольд Рехберг. Некогда он был политическим советником генерала Гофмана, который в1916го-ду (так в тексте. — Прим перев.) возглавлял германскую делегацию на мирных переговорах в Брест-Литовске и позднее содействовал развитию тесного политического и экономического сотрудничества с Западом.
Сразу же после окончания первой мировой войны Рехберг разработал план объединения политических, промышленных и военных интересов Великобритании, Франции и Германии с целью создания единого фронта против большевистской угрозы с Востока. Рехбергу удалось склонить на свою сторону генерала Людендорфа. Вместе с ним и генералом Гофманом он начал зондировать почву на Западе. Ему удалось завязать контакты с руководящими политическими деятелями Англии и Франции. Среди них был английский генерал Малькольм и француз генерал Ноллер, глава французской контрольной комиссии. Эти и другие выдающиеся деятели высказали готовность поддержать политику Гофмана и Рехберга. Причина неудачи этого плана заключалась в том, что правительства указанных стран в недостаточной степени оценили опасность большевистской угрозы.
Более благоприятные шансы возникли в области промышленности. В 1926 году был заключен союз между французской и немецкой калийной промышленностью. Позже представители немецкой, французской, бельгийской и люксембургской тяжелой промышленности образовали «Международное объединение сырьевых материалов». С 1929 года к нему присоединились и английские предприятия.
Как и следовало предвидеть, создание столь крупных промышленных объединений не осталось без далеко идущих политических и военных последствий. Контакт с Пуанкаре Рехберг установил через французского маршала Фоша. Рехберг позднее рассказал мне об этом: Фош в то время был непримиримым врагом Германии, однако учитывая большевистскую опасность, серьезность которой он хорошо понимал, он высказался за преодоление старых противоречий между европейскими народами и за промышленное сотрудничество путем развития военного сотрудничества.
Фон и Рехберг разработали совместный план, согласно которому численность французской и немецкой армий устанавливалась в соотношении 5:3, создавалось единое верховное командование, и в каждый немецкий штаб от дивизии и выше включался один французский офицер. Осуществлением такого проекта хотели привлечь к участию в союзе Англию. Одновременно обсуждался договор между Францией, Англией и Германией, посредством которого военно-морские силы и флоты трех стран находились бы под взаимным контролем. Оказалось однако, что сторонники прорусской политики в рейхсвере не желали отказываться от установленных отношений с Красной Армией в пользу западной ориентации. Осуществить такой курс против воли рейхсвера было при тогдашнем положении дел невозможно.
Погруженный в эти заботы, в 1927 году умер генерал Гофман; причина его смерти осталась невыясненной. Он никогда не делал тайны из того, что, по его убеждению, победить русский большевизм можно только в результате военного вторжения Германии в Россию по меньшей мере вплоть до Урала. Правда, он был убежден в том, что у одной Германии не хватит сил для такого вторжения, если ей не будет гарантирована военная поддержка Франции, Англии и Соединенных Штатов.
Генерал Людендорф еще до этого отошел от Гофмана. Он перестал верить в реальность плана Рехберга и Гофмана, после того, как послы Лоран (Франция), лорд Д. Эбернон (Англия) и Хьютон (США), на продолжительных переговорах в Берлине в принципе одобрившие эту идею, не получили от своих правительств соответствующих полномочий.
В отличие от Людендорфа Арнольд Рехберг никогда не отказывался от своего плана. В 1939 году он передал через меня Гитлеру обширный меморандум, в котором освещал историческое развитие отношений Германии с Востоком и Западом и без обиняков предупреждал об опасности большевизма. Это было как раз в то время, когда должен был быть подписан германо-советский договор о ненападении. Во время чтения этой записки на Гитлера напал один из его обычных припадков бешенства и он приказал Гейдриху немедленно арестовать Рехберга. Через некоторое время мне удалось освободить этого мужественного германского промышленника. В 1940 году, когда Гитлер вел переговоры с маршалом Петэном в Монтуаре, Рехберг вручил новый меморандум, в котором давал рекомендации и предложения относительно обращения с вишистской Францией. О реакции Гитлера свидетельствовал новый арест Рехберга. Через некоторое время мне и на этот раз удалось вызволить его из заключения. После покушения на Гитлера 20 июля 1944 года Кальтербруннер (сменивший с 1943 года Гейдриха) и шеф государственной полиции Мюллер вновь заключили его под стражу. Закулисным руководителем этой акции был шеф партийной канцелярии рейхсляйтер Мартин Борман, а также полковник в отставке Николаи Полковник Николаи во время первой мировой войны был шефом немецкой военной разведки. По его инициативе Людендорф согласился с планом проезда Ленина из Швейцарии в Россию в пломбированном вагоне. Имевшиеся в моем распоряжении документы позволили досконально изучить контакты, которые Николаи непрерывно поддерживал с Россией как при Ленине, так и при Сталине вплоть до подписания германо-советского договора о ненападении в 1939 году.
. Рехберг в качестве почетного пленника был помещен в отель «Дреезен», где его содержали вместе с интернированными французскими генералами и политическими деятелями (среди них была и сестра генерала де Голля) до самого конца войны.
Однако теперь мне хотелось бы вернуться к делу Тухачевского, происходившему на фоне следующих исторических событий.
Гейдрих получил от проживавшего в Париже белогвардейского генерала, некоего Скоблина, сообщение о том, что советский генерал Тухачевский во взаимодействии с германским генеральным штабом планирует свержение Сталина. Правда, Скоблин не смог представить документальных доказательств участия германского генералитета в плане переворота, однако Гейдрих усмотрел в его сообщении столь ценную информацию, что счел целесообразным принять фиктивное обвинение командования германского вермахта, поскольку использование этого материала позволило бы приостановить растущую угрозу со стороны Красной Армии, превосходящей по своей мощи германскую армию. Упомянутый мной Янке предостерегал Гейдриха от поспешных выводов. Он высказал большие сомнения в подлинности информации Скоблина. По его мнению, Скоблин вполне мог играть двойную роль по заданию русской разведки. Он считал даже, что вся эта история инспирирована. В любом случае необходимо было учитывать возможность того, что Скоблин передал нам планы переворота, вынашиваемые якобы Тухачевским, только по поручению Сталина. При это Янке полагал, что Сталин при помощи этой акции намеревается побудить Гейдриха, правильно оценивая его характер и взгляды, нанести удар командованию вермахта, и в то же время уничтожить генеральскую «фронду», возглавляемую Тухачевским, которая стала для него обузой: из соображений внутрипартийной политики Сталин, по мнению Янке, желал, чтобы повод к устранению Тухачевского и его окружения исходил не от него самого, а из-за границы. Свое недоверие Янке обосновывал на сведениях, получаемых им от японской разведки, с которой он поддерживал постоянные связи, а также на том обстоятельстве, что жена Скоблина, Надежда Плевицкая, бывшая «звезда» Петербургской придворной оперы, была агентом ГПУ (советская тайная государственная полиция).
Гейдрих не только отверг предостережение Янке, но и счел его орудием военных, действовавшим беспрекословно в их интересах, конфисковал все его материалы и подверг трехмесячному домашнему аресту. (Только в 1941 году мне удалось примирить Янке и Гейдриха.)
Тем временем информация Скоблина была передана Гитлеру. Он стал теперь перед трудной проблемой, которую необходимо было решить. Если бы он высказался в пользу Тухачевского, советской власти, может быть, пришел бы конец, однако неудача вовлекла бы Германию в преждевременную войну С другой стороны, разоблачение Тухачевского только укрепило бы власть Сталина, Гитлер решил вопрос не в пользу Тухачевского. Что его побудило принять такое решение, осталось неизвестным ни Гейдриху, ни мне. Вероятно, он считал, что ослабление Красной Армии в результате «децимации» советского военного командования на определенное время обеспечит его тыл в борьбе с Западом.
В соответствии со строгим распоряжением Гитлера дело Тухачевского надлежало держать в тайне от немецкого командования, чтобы заранее не предупредить маршала о грозящей ему опасности. В силу этого должна была и впредь поддерживаться версия о тайных связях Тухачевского с командованием вермахта; его как предателя необходимо было выдать Сталину. Поскольку не существовало письменных доказательств таких тайных сношений в целях заговора, по приказу Гитлера (а не Гейдриха) были произведены налеты на архив вермахта и на служебное помещение военной разведки. К группам захвата шеф уголовной полиции Генрих Небе прикомандировал специалистов из соответствующего отдела своего ведомства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Когда я представил Гейдриху собранный мной материал об отношениях бывшего рейхсвера (численностью в 100 тыс. чел.) и германского вермахта с Красной Армией, я еще не подозревал о последствиях, к которым приведет это событие. И только спустя некоторое время шоры упали с моих глаз. Это произошло в июне 1937 года. Агентство ТАСС сообщило, что заместитель наркома обороны маршал Тухачевский предстал перед военным судом и по требованию генерального прокурора Андрея Вышинского приговорен вместе с восемью другими обвиняемыми к смертной казни. Приговор был приведен в исполнение вечером того же дня. Обвинение гласило: измена родине в результате связей с военными кругами одного государства, враждебного СССР.
Сообщение об этом приговоре принадлежит к наиболее интересным страницам одной из самых загадочных глав истории последних десятилетий, подлинная подоплека которой, как мне кажется, до сих пор не освещена достаточно ясно. И в советской России, и в национал-социалистской Германии прилагалось немало усилий, чтобы окутать дело Тухачевского тайной. Я попытаюсь, опираясь на прошедшие через мои руки документы и на основе событий, очевидцем и участником которых я был сам, внести свой вклад в выяснение этого дела. Для этого мне представляется необходимым бросить взгляд на предыдущее развитие отношений между германской и советской армиями.
Как свидетельствуют изученные мною документы, первые контакты с Красной Армией — после того, как 16 апреля 1922 года в Рапалло был подписан договор между Германией и Россией — были установлены в 1923 году под руководством тогдашнего министра обороны Гесслера и продолжены генерал-полковником Сектом. При помощи этих связей германское командование хотело предоставить немецким офицерам сухопутных войск, насчитывавших всего сто тысяч человек, возможность научиться на русских полигонах владеть современными видами оружия (самолетами и танками), которые по Версальскому договору рейхсверу запрещалось иметь. В свою очередь, немецкий генеральный штаб знакомил русскую армию со своим опытом в области тактики и стратегии. Позднее сотрудничество распространилось и на вооружения, в результате чего немцы, в обмен на патенты, которые они предоставили в распоряжение Красной Армии, получили разрешение на строительство авиационных и прочих оборонных заводов на территории России. Так, например, фирма «Юнкерс» основала свои филиалы в Филях и в Самаре. Рейхсвер создал тогда «Общество развития промышленных предприятий», через которое все военные заводы получали дотацию государства. Это нелегальное вооружение Германии в России шло рука об руку с формированием так называемого «Черного рейхсвера» в Германии.
Политика России при Ленине, направленная на заключение таких сделок, была проникнута духом Таурогенского договора — события в прусской истории, произошедшего зимой 1812-1813 гг. , когда генерал Йорк вопреки воле прусского короля заключил с русской армией договор против Наполеона, подписанный в Таурогене (деревушка на границе Восточной Пруссии). При этом русские отнюдь не отказывались от своих коммунистический целей. Карл Радек определил цели пакта между германским национализмом и русским коммунизмом таким девизом: борьба против Версаля и против наступления капитала.
После Секта сотрудничество с Красной Армией продолжил его преемник генерал Хайе, а позднее генералы Хаммерштейн и фон Шляйхер, а в России ту же линию проводил Сталин, сменивший Ленина. Когда в Германии к власти пришли национал-социалисты, руководство германской компартии получило из Москвы указания считать врагом № 1 не НСДАП и тем самым командование вермахта, а социал-демократическую партию. В политическом руководстве НСДАП Сталин видел тогда своего рода попутчика в достижении собственных революционно-коммунистических целей в Европе, причем он рассчитывал, что в один прекрасный день Гитлер обратит свое оружие против буржуазии Запада, борьба с которой должна истощить его силы.
(То, что генерал фон Шляйхер хотел продолжать поддерживать сложившиеся хорошие отношения с Россией, не подлежит сомнению. Однако в конце концов не кто иной, как он, будучи канцлером, передал фюреру национал-социалистов Гитлеру не менее 42 миллионов рейхсмарок. Эту цифру мне сообщил по секрету личный советник Гитлера по вопросам экономики государственный секретарь В. Кепплер. Парадоксальное и роковое явление — Шляйхер финансировал злейшего врага и будущего противника России во время второй мировой войны!)
Против прорусской ориентации с самого начала выступила часть представителей немецкой промышленности, и прежде всего крупный промышленник Арнольд Рехберг. Некогда он был политическим советником генерала Гофмана, который в1916го-ду (так в тексте. — Прим перев.) возглавлял германскую делегацию на мирных переговорах в Брест-Литовске и позднее содействовал развитию тесного политического и экономического сотрудничества с Западом.
Сразу же после окончания первой мировой войны Рехберг разработал план объединения политических, промышленных и военных интересов Великобритании, Франции и Германии с целью создания единого фронта против большевистской угрозы с Востока. Рехбергу удалось склонить на свою сторону генерала Людендорфа. Вместе с ним и генералом Гофманом он начал зондировать почву на Западе. Ему удалось завязать контакты с руководящими политическими деятелями Англии и Франции. Среди них был английский генерал Малькольм и француз генерал Ноллер, глава французской контрольной комиссии. Эти и другие выдающиеся деятели высказали готовность поддержать политику Гофмана и Рехберга. Причина неудачи этого плана заключалась в том, что правительства указанных стран в недостаточной степени оценили опасность большевистской угрозы.
Более благоприятные шансы возникли в области промышленности. В 1926 году был заключен союз между французской и немецкой калийной промышленностью. Позже представители немецкой, французской, бельгийской и люксембургской тяжелой промышленности образовали «Международное объединение сырьевых материалов». С 1929 года к нему присоединились и английские предприятия.
Как и следовало предвидеть, создание столь крупных промышленных объединений не осталось без далеко идущих политических и военных последствий. Контакт с Пуанкаре Рехберг установил через французского маршала Фоша. Рехберг позднее рассказал мне об этом: Фош в то время был непримиримым врагом Германии, однако учитывая большевистскую опасность, серьезность которой он хорошо понимал, он высказался за преодоление старых противоречий между европейскими народами и за промышленное сотрудничество путем развития военного сотрудничества.
Фон и Рехберг разработали совместный план, согласно которому численность французской и немецкой армий устанавливалась в соотношении 5:3, создавалось единое верховное командование, и в каждый немецкий штаб от дивизии и выше включался один французский офицер. Осуществлением такого проекта хотели привлечь к участию в союзе Англию. Одновременно обсуждался договор между Францией, Англией и Германией, посредством которого военно-морские силы и флоты трех стран находились бы под взаимным контролем. Оказалось однако, что сторонники прорусской политики в рейхсвере не желали отказываться от установленных отношений с Красной Армией в пользу западной ориентации. Осуществить такой курс против воли рейхсвера было при тогдашнем положении дел невозможно.
Погруженный в эти заботы, в 1927 году умер генерал Гофман; причина его смерти осталась невыясненной. Он никогда не делал тайны из того, что, по его убеждению, победить русский большевизм можно только в результате военного вторжения Германии в Россию по меньшей мере вплоть до Урала. Правда, он был убежден в том, что у одной Германии не хватит сил для такого вторжения, если ей не будет гарантирована военная поддержка Франции, Англии и Соединенных Штатов.
Генерал Людендорф еще до этого отошел от Гофмана. Он перестал верить в реальность плана Рехберга и Гофмана, после того, как послы Лоран (Франция), лорд Д. Эбернон (Англия) и Хьютон (США), на продолжительных переговорах в Берлине в принципе одобрившие эту идею, не получили от своих правительств соответствующих полномочий.
В отличие от Людендорфа Арнольд Рехберг никогда не отказывался от своего плана. В 1939 году он передал через меня Гитлеру обширный меморандум, в котором освещал историческое развитие отношений Германии с Востоком и Западом и без обиняков предупреждал об опасности большевизма. Это было как раз в то время, когда должен был быть подписан германо-советский договор о ненападении. Во время чтения этой записки на Гитлера напал один из его обычных припадков бешенства и он приказал Гейдриху немедленно арестовать Рехберга. Через некоторое время мне удалось освободить этого мужественного германского промышленника. В 1940 году, когда Гитлер вел переговоры с маршалом Петэном в Монтуаре, Рехберг вручил новый меморандум, в котором давал рекомендации и предложения относительно обращения с вишистской Францией. О реакции Гитлера свидетельствовал новый арест Рехберга. Через некоторое время мне и на этот раз удалось вызволить его из заключения. После покушения на Гитлера 20 июля 1944 года Кальтербруннер (сменивший с 1943 года Гейдриха) и шеф государственной полиции Мюллер вновь заключили его под стражу. Закулисным руководителем этой акции был шеф партийной канцелярии рейхсляйтер Мартин Борман, а также полковник в отставке Николаи Полковник Николаи во время первой мировой войны был шефом немецкой военной разведки. По его инициативе Людендорф согласился с планом проезда Ленина из Швейцарии в Россию в пломбированном вагоне. Имевшиеся в моем распоряжении документы позволили досконально изучить контакты, которые Николаи непрерывно поддерживал с Россией как при Ленине, так и при Сталине вплоть до подписания германо-советского договора о ненападении в 1939 году.
. Рехберг в качестве почетного пленника был помещен в отель «Дреезен», где его содержали вместе с интернированными французскими генералами и политическими деятелями (среди них была и сестра генерала де Голля) до самого конца войны.
Однако теперь мне хотелось бы вернуться к делу Тухачевского, происходившему на фоне следующих исторических событий.
Гейдрих получил от проживавшего в Париже белогвардейского генерала, некоего Скоблина, сообщение о том, что советский генерал Тухачевский во взаимодействии с германским генеральным штабом планирует свержение Сталина. Правда, Скоблин не смог представить документальных доказательств участия германского генералитета в плане переворота, однако Гейдрих усмотрел в его сообщении столь ценную информацию, что счел целесообразным принять фиктивное обвинение командования германского вермахта, поскольку использование этого материала позволило бы приостановить растущую угрозу со стороны Красной Армии, превосходящей по своей мощи германскую армию. Упомянутый мной Янке предостерегал Гейдриха от поспешных выводов. Он высказал большие сомнения в подлинности информации Скоблина. По его мнению, Скоблин вполне мог играть двойную роль по заданию русской разведки. Он считал даже, что вся эта история инспирирована. В любом случае необходимо было учитывать возможность того, что Скоблин передал нам планы переворота, вынашиваемые якобы Тухачевским, только по поручению Сталина. При это Янке полагал, что Сталин при помощи этой акции намеревается побудить Гейдриха, правильно оценивая его характер и взгляды, нанести удар командованию вермахта, и в то же время уничтожить генеральскую «фронду», возглавляемую Тухачевским, которая стала для него обузой: из соображений внутрипартийной политики Сталин, по мнению Янке, желал, чтобы повод к устранению Тухачевского и его окружения исходил не от него самого, а из-за границы. Свое недоверие Янке обосновывал на сведениях, получаемых им от японской разведки, с которой он поддерживал постоянные связи, а также на том обстоятельстве, что жена Скоблина, Надежда Плевицкая, бывшая «звезда» Петербургской придворной оперы, была агентом ГПУ (советская тайная государственная полиция).
Гейдрих не только отверг предостережение Янке, но и счел его орудием военных, действовавшим беспрекословно в их интересах, конфисковал все его материалы и подверг трехмесячному домашнему аресту. (Только в 1941 году мне удалось примирить Янке и Гейдриха.)
Тем временем информация Скоблина была передана Гитлеру. Он стал теперь перед трудной проблемой, которую необходимо было решить. Если бы он высказался в пользу Тухачевского, советской власти, может быть, пришел бы конец, однако неудача вовлекла бы Германию в преждевременную войну С другой стороны, разоблачение Тухачевского только укрепило бы власть Сталина, Гитлер решил вопрос не в пользу Тухачевского. Что его побудило принять такое решение, осталось неизвестным ни Гейдриху, ни мне. Вероятно, он считал, что ослабление Красной Армии в результате «децимации» советского военного командования на определенное время обеспечит его тыл в борьбе с Западом.
В соответствии со строгим распоряжением Гитлера дело Тухачевского надлежало держать в тайне от немецкого командования, чтобы заранее не предупредить маршала о грозящей ему опасности. В силу этого должна была и впредь поддерживаться версия о тайных связях Тухачевского с командованием вермахта; его как предателя необходимо было выдать Сталину. Поскольку не существовало письменных доказательств таких тайных сношений в целях заговора, по приказу Гитлера (а не Гейдриха) были произведены налеты на архив вермахта и на служебное помещение военной разведки. К группам захвата шеф уголовной полиции Генрих Небе прикомандировал специалистов из соответствующего отдела своего ведомства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69