Таково было королевство Ноэлли Пейдж.
Друзья отца не раз предупреждали его, что не стоит обманывать дочь.
- Зачем ты забиваешь ей голову сказками, Жак? Ведь Ноэлли подумает,
что она лучше всех.
Так оно и вышло.
На первый взгляд Марсель кажется жестоким местом, полным первобытного
насилия, присущего любому портовому городу, где полно дорвавшихся до
берега моряков, у которых в кармане есть деньги, и умных хищников,
знающих, как эти деньги у них забрать. Однако в отличие от остальных
французов у марсельцев развито чувство солидарности, рожденное в общей
борьбе за выживание, поскольку источником жизненной силы города является
море, а марсельские рыбаки входят во всемирную рыбачью семью. Они помогают
друг другу и в штормовую, и в тихую погоду, в суровые дни невзгод и в
прекрасную пору богатых уловов.
Поэтому соседи Жака Пейджа радовались, что ему повезло и у него
родилась такая замечательная дочь. Они тоже считали чудом, что из чрева
грязного и грубого города вдруг появилась на свет принцесса.
Да и сами родители Ноэлли не могли понять, откуда взялась у их дочери
эти неземная красота. Ее мать была грузной крестьянкой с грубыми чертами
лица, отвисшей грудью и толстыми ногами. Отец Ноэлли, коренастый и
широкоплечий мужчина, выделялся маленькими, бегающими глазками, которые на
все смотрели с бретонским подозрением, и волосами цвета мокрого песка
нормандских пляжей. Сначала ему казалось, что природа просто ошиблась, что
это прекрасное светловолосое создание не могло родиться от него и его жены
и что, когда Ноэлли подрастет, она превратится в обычную некрасивую
девочку, напоминающую дочерей его знакомых. Однако чудо продолжало расти и
расцветать. С каждым днем Ноэлли становилась все красивее.
Ее мать меньше своего мужа удивлялась появлению в семье златокудрой
красавицы. За девять месяцев до рождения Ноэлли она познакомилась с рослым
норвежским моряком, только что сошедшим с грузового судна. Этот огромный
блондин с внешностью викинга был красив как бог, и на губах его играла
добрая и чарующая улыбка. Пока Жак трудился на работе, в его крохотной
квартирке моряк весьма активно провел четверть часа в постели с будущей
матерью Ноэлли.
Когда она увидела, как светловолоса и хороша ее дочь, то испугалась
до смерти. Жена Жака пребывала в постоянном страхе, с ужасом ожидая того
момента, когда муж поднимет карающий перст и потребует назвать истинного
отца Ноэлли. Однако, к ее великому удивлению, эгоистическое чувство
заставило его принять ребенка за своего собственного.
- Вероятно, среди моих предков был кто-то из скандинавов, и Ноэлли
унаследовала их кровь, - хвастался он перед друзьями, - но вы же видите,
что у нее есть и мои черты.
Жена молча выслушивала всю эту чепуху, кивала головой в знак согласия
и удивлялась мужской глупости.
Ноэлли нравилось проводить время с отцом. Она обожала его неуклюжую
игривость и исходящие от него странные, непонятные запахи, но в то же
время ее пугала его жестокость. Широко раскрытыми глазами она смотрела,
как, задыхаясь от злобы, он ругал мать и бил ее по лицу. Мать пронзительно
кричала от боли, но в ее крике чувствовалось что-то животное и плотское, и
Ноэлли охватывала ревность, поскольку ей самой хотелось быть на месте
матери.
С Ноэлли же отец всегда был мягок и нежен. Он с удовольствием водил
ее на пристань и показывал грубым, неотесанным людям, с которым ему
приходилось работать. Все знали ее там как принцессу, и она гордилась этим
сама и испытывала чувство гордости за отца.
Ноэлли старалась сделать отцу приятное. Зная, что он любит поесть,
она научилась стряпать, готовя его любимые блюда, и постепенно заменила на
кухне мать.
В семнадцать лет красота Ноэлли расцвела пышным цветом, и она
превратилась в изысканную женщину. У нее были прекрасные, тонкие черты
лица, живые фиалковые глаза и пепельные волосы. Ее кожа сохранила свою
свежесть и золотистый оттенок, и казалось, что она покрыта тонким слоем
меда. У Ноэлли была потрясающая фигура с полной, твердой, молодой грудью,
стройными ногами и изящными лодыжками. Она обладала своеобразным, мягким и
мелодичным голосом. Во всем ее облике бросалась в глаза необыкновенная
чувственность, которая пока только тлела в ее душе. Но не она очаровывала
окружающих. Волшебство Ноэлли заключалось в том, что в этом океане
чувственности всем виделся необитаемый остров совершенной невинности, и
такое сочетание чувственности и детского простодушия делало ее
неотразимой. Она не могла спокойно пройти по улице. Прохожие заговаривали
с ней и предлагали встретиться в интимной обстановке. Но это были не
обычные предложения, с которыми обращаются к марсельским проституткам
местные мужчины. Даже самые тупые из них замечали в Ноэлли нечто особое,
что-то такое, чего они никогда раньше не видели и, возможно, не увидят
никогда, и каждый из них с готовностью заплатил бы сколько мог, чтобы хоть
на время приобщиться к этому нечто.
Отец Ноэлли тоже сознавал, насколько она красива. По правде говоря,
Жак Пейдж только об этом и думал. Он прекрасно знал, какой огромный
интерес у мужчин вызывает Ноэлли. Несмотря на то что ни он, ни его жена
никогда не говорили с дочерью о сексе, он не сомневался, что она еще
девственница, что придает женщине определенную ценность. Его
проницательный крестьянский ум долго и упорно работал над тем, как бы
повыгоднее использовать то неожиданное счастье, которое подарила ему
природа. Задача Жака Пейджа состояла в том, чтобы красота Ноэлли принесла
как можно больше выгоды ей и ему самому. В конце концов, он участвовал в
ее появлении на свет, кормил, одевал и воспитывал ее. Она обязана ему
всем. И теперь пришла пора возместить расходы. Хорошо бы сделать Ноэлли
любовницей богача. Тогда он, ее отец, получил бы возможность жить, не
особенно утруждая себя, на что вполне имел право. С каждым днем честному
человеку становилось все труднее зарабатывать на жизнь. Над Европой
нависла зловещая тень войны. С помощью молниеносного удара нацисты вошли в
Австрию и этим шагом ошеломили Европу. Вскоре они захватили Судетскую
область и вторглись в Словакию. Несмотря на заверения Гитлера о том, что
он не заинтересован в дальнейших завоеваниях, все ожидали расширения
конфликта.
Развитие событий особенно сильно отразилось на Франции. По мере того
как правительство тратило все больше средств на оборону, в магазинах и на
рынках стала ощущаться нехватка товаров. Жак Пейдж боялся, что скоро
придет конец рыболовству и он останется без средств к существованию.
Спасти положение можно было только с помощью дочери, если подыскать ей
богатого любовника. Загвоздка состояла в том, что он не знал, где найти
богача. Все его друзья были так же бедны, как и он сам, а он не собирался
допускать к ней мужчин, которые не могут дать за нее достойную цену.
Разрешить проблему случайно помогла сама Ноэлли. В последние месяцы
она становилась все беспокойнее. Ноэлли хорошо училась, но школа ей
надоела. Она заявила отцу, что хотела бы поступить на работу. Не говоря ни
слова, он посмотрел на дочь изучающим взглядом.
- Какую работу? - спросил он.
- Не знаю, - ответила Ноэлли. - Я бы могла работать манекенщицей,
папа.
Так все и решилось.
В течение следующей недели ежедневно во второй половине дня Жак Пейдж
приходил домой с работы, тщательнейшим образом мылся, чтобы избавиться от
запаха рыбы на руках и в волосах, надевал свой лучший костюм и спускался
на главную улицу города, Канебьер, ведущую из старой гавани в богатые
кварталы. Прогуливаясь по ней туда и обратно, он изучал там все ателье
мод, не замечая, насколько нелепо он, неуклюжий крестьянин, выглядит в
мире шелка и кружев, но ему это ничуть не мешало. Пейдж просто искал то,
что ему нужно, и наконец нашел, дойдя до "Бон Марше", самого шикарного в
Марселе ателье женской одежды. Однако он выбрал это заведение отнюдь не за
его изысканность. Жак остановил на нем свой выбор, потому что им владел
Огюст Ланшон, безобразный лысый человек старше пятидесяти лет, с
маленькими толстыми ножками и дрожащим ртом скупердяя. Его жена, крохотная
женщина с продолговатым лицом, выступающими скулами и резко очерченным
носом, хозяйничала в примерочной, следя за работой портных и сурово
покрикивая на них. Стоило Жаку Пейджу взглянуть на господина Ланшона и его
жену, как он тут же понял, что нашел решение своей проблемы.
Ланшон с отвращением посмотрел на плохо одетого незнакомца, входящего
к нему в ателье.
- Слушаю вас. Что я могу для вас сделать? - грубо спросил Ланшон.
Не обращая внимания на грубый тон Ланшона, Жак Пейдж ткнул его своим
толстым пальцем в грудь и, самодовольно улыбаясь, сказал:
- Это я могу кое-что сделать для вас, месье. Я собираюсь разрешить
своей дочери работать на вас.
С выражением крайнего недоверия на лице Огюст Ланшон уставился на
неотесанного незнакомца.
- Вы собираетесь _р_а_з_р_е_ш_и_т_ь_...
- Завтра в девять утра она будет здесь.
- Я не...
Жак уже исчез. Через несколько минут Ланшон окончательно забыл об это
происшествии. На следующее утро в девять часов, взглянув на вход в ателье,
он увидел в дверях Жака Пейджа. Ланшон хотел было сказать своему
управляющему, чтобы тот вышвырнул Пейджа вон, но вдруг заметил у него за
спиной Ноэлли. Отец и его невероятно красивая дочь шли прямо к Ланшону.
Папаша широко улыбнулся и представил ему Ноэлли.
- Вот она, готова приступить к работе.
Огюст Ланшон не отрываясь смотрел на девушку и облизывал губы.
- Доброе утро, месье, - с улыбкой поздоровалась Ноэлли. - Отец сказал
мне, что у вас для меня есть работа.
Потерявший дар речь Ланшон утвердительно кивнул головой.
- Да, я... я полагаю, мы сможем что-нибудь подыскать вам, - удалось
ему, заикаясь, выдавить из себя фразу. Ланшон изучал ее лицо и фигуру и не
верил своим глазам. Он тут же представил себе, какое это наслаждение -
лежать на ее нагом теле.
Жак Пейдж стал прощаться:
- Ну что ж, оставляю вас вдвоем, чтобы вы могли получше
познакомиться.
Он сильно хлопнул Ланшона по плечу и хитро подмигнул ему. Этот жест
можно было истолковать десятью разными способами, но ни один из них не
оставил у Ланшона ни малейшего сомнения относительно намерений Пейджа.
Первые несколько недель Ноэлли казалось, что она перенеслась в другой
мир. Женщины, посещавшие ателье, носили красивую одежду и отличались
изысканными манерами, а сопровождавшие их мужчины не имели ничего общего с
теми грубыми и шумными рыбаками, среди которых она выросла. У Ноэлли
создалось впечатление, что впервые в жизни ее ноздри освободились от
рыбного зловония. Раньше она никогда не обращала на это внимания, потому
что запах рыбы представлялся ей частью ее существования. Теперь же все
вдруг изменилось, и только благодаря отцу. Девушка гордилась тем, как отец
сговорился с господином Ланшоном. Два или три раза в неделю они
отправлялись вместе пропустить рюмочку коньяка или выпить пива, а когда
возвращались, между ними устанавливался некий дух товарищества. Поначалу
Ноэлли невзлюбила Ланшона, но он вел себя с ней осторожно. От одной из
девушек Ноэлли узнала, что жена Ланшона как-то застала его в кладовой с
манекенщицей, схватила ножницы и чуть его не кастрировала. Ноэлли видела,
что Ланшон не спускает с нее глаз, но он всегда оставался предельно
вежливым. По-видимому, рассуждала она, он боится моего отца, и это ее
вполне устраивало.
Дома у них стало намного спокойнее. Отец больше не бил мать, и
постоянная грызня между ними прекратилась. На стол стали подаваться
бифштекс и жаркое, а после обеда отец доставал новую трубку и набивал ее
дорогим табаком из кожаного кисета. Он купил себе выходной костюм.
Международное положение продолжало ухудшаться, и Ноэлли часто слышала, как
отец говорил с друзьями о политике. Все они были встревожены надвигавшейся
угрозой и страшно боялись потерять средства к существованию, и только Жак
Пейдж, казалось, не беспокоился о своем будущем.
1 сентября 1939 года гитлеровские войска вошли в Польшу, а через два
дня Англия и Франция объявили войну Германии.
Во Франции была объявлена мобилизация, и на улицах появились сотни
людей в военной форме. Повсюду чувствовалась какая-то покорность судьбе,
некое повторение прошлого, словно смотришь старый фильм, который видел
много лет назад. Однако в душе еще не поселился всепоглощающий страх, и
думалось, что все обойдется. Пусть другие страны трепещут перед мощью
германских армий, а Франция так и останется непобедимой. У нее есть
неприступная "Линия Мажино", она на тысячу лет защитит французов от
вторжения. Ввели комендантский час и нормирование продуктов, но это не
волновало Жака Пейджа. Судя по всему, он обрел спокойствие. Лишь один раз
Ноэлли видела, как он пришел в ярость из-за того, что однажды ночью застал
ее с юношей, с которым она иногда встречалась. Они целовались, когда
неожиданно зажегся свет и в дверях появился дрожащий от гнева отец.
- Вон отсюда! - заорал он на испуганного юношу. - И не смей
прикасаться к моей дочери, поганая свинья!
Напуганный до смерти юноша сбежал. Ноэлли попыталась объяснить отцу,
что они не делали ничего плохого, но тот так разозлился, что не пожелал ее
слушать.
- Я не позволю тебе размениваться на всякую шпану, - закричал он. -
Это же ничтожество. Он недостоин моей принцессы.
Ночью Ноэлли не могла заснуть, восхищаясь безмерной любовью отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10