– Они теряют интерес, потому что никто в них его не подогревает. Там, – Тереза Ван Бэрен сделала широкий жест рукой, как бы указывая на весь необъятный мир, простирающийся за стенами конференц-зала, – там и пресса, и публика думают, что какой-нибудь перебой в электроснабжении – всего лишь преходящее явление, проблема одного дня. Почти никто не задумывается о долгосрочных последствиях перебоев в подаче электроэнергии – а ведь нам известно, что они не за горами, – не задумывается о резком снижении уровня жизни, вынужденных перегруппировках в промышленности, катастрофической безработице. И ничто не переломит это легкомысленное отношение, причиной которому общее неведение, если мы не заставим его измениться.
– А как можно заставить людей вообще о чем-то задуматься? – спросила ее Шарлетт Андерхил, занимавшая пост исполнительного вице-президента компании по финансам.
– Я вам отвечу на это, – вступил в разговор Ним Голдман. От стукнул карандашом по столу. – Один из таких способов – начать во весь голос говорить правду, называть вещи своими именами, ничего при этом не скрывая, и продолжать выступать в таком духе – громко, ясно и часто.
– Иными словами, вы хотите появляться на экране телевизора четыре раза в неделю вместо двух? – ехидно заметил Рей Паулсен.
Ним пропустил это замечание мимо ушей.
– В нашей компании мы должны взять за правило, – продолжал он, – постоянно во всеуслышание провозглашать то, что известно каждому сидящему за столом. На прошлой неделе наша предельная нагрузка достигла двадцати двух миллионов киловатт, и потребность в мощности увеличивается на миллион киловатт каждый год. При подобных темпах роста спроса на электроэнергию через три года мы начнем испытывать нехватку ресурсов, а через четыре года у нас их вообще не останется. И как же мы будем справляться с подобной ситуацией? Ответ прост: никак! Любому дураку понятно, что нас ждет: пройдет три года, и резервных мощностей не останется, стоит наступить жаре, а через шесть лет их не будет вообще каждый летний день. Мы просто обязаны добиться разрешения на строительство новых электростанций, мы должны разъяснить общественности, что нас всех ждет, если мы их не построим.
Воцарившееся молчание нарушила Ван Бэрен:
– Нам-то известно, что это – подлинная правда, так почему же не выложить ее перед всеми остальными? Тем более что на следующей неделе такая возможность представится. Ниму выделили время в телевизионной шоу-программе “Добрый вечер” в следующий вторник, а ведь ее смотрит много зрителей.
– Вот жаль, этот вечер у меня занят, – пробурчал Паулсен.
– Я вовсе не уверена, что мы должны действовать столь прямолинейно, – сказала Шарлетт Андерхил. – Вряд ли нужно напоминать присутствующим, что мы подали заявку на увеличение цены за электроэнергию – в настоящее время она рассматривается. И вообще мы крайне нуждаемся в дополнительных доходах. И я не хочу быть свидетелем того, как подобный шанс подвергается риску.
– Откровенность лишь улучшит наши шансы, – заметила Ван Бэрен, – и уж никак не уменьшит их.
– Вовсе в этом не уверена, – покачала головой вице-президент по финансам. – Кроме того, я считаю, что с заявлениями, подобными тому, которое мы сейчас обсуждаем, должен выступать, коли на то пошло, президент компании.
– Кстати, для вашего сведения, – мягко вступил в разговор Эрик Хэмфри, – ко мне обратились с просьбой выступить в шоу-программе “Добрый вечер”, а я решил поручить это Ниму. Похоже, он справляется с подобными поручениями весьма успешно.
– У него это получится куда лучше, – гнула свою линию вице-президент по связям со средствами массовой информации, – если мы предоставим Ниму карт-бланш на обращение к людям напрямик, на разъяснение им всей ненормальности складывающейся ситуации, а не будем настаивать на проведении “умеренной линии”, как это у нас обычно принято.
– А я все-таки сторонник умеренной линии, – на этот раз решил высказаться Фрейзер Фентон, который носил титул президента, хотя его основным делом было использование газа на предприятиях компании. Фентон, худой, лысеющий, аскетического вида человек, также являлся ветераном компании. – Далеко не все из нас, – продолжал он, – разделяют, Тесе, ваши мрачные прогнозы на будущее. Я уже тридцать четыре года работаю в этой компании и за это время был свидетелем многих сложных ситуаций, которые возникали, а потом разрешались. Думаю, что мы как-то сумеем решить и проблему с нехваткой мощностей…
– Но как? – перебил его Ним Голдман.
– Позвольте мне закончить, – попросил Фентон. – Кроме того, я хотел бы затронуть вопрос о наших противниках. В данный момент мы действительно встречаемся с организованным противодействием любым нашим начинаниям, будь то строительство новых электростанций, повышение цен за пользование нашими услугами или попытки предоставить держателям наших акций достойное участие в разделении прибылей. Но я уверен, что по большей части все это – сопротивление нашим планам и жажда сиюминутной выгоды – со временем пройдет. Это мода, а мода недолговечна. Постепенно те, кто этим занимается, выдохнутся, и все у нас вернется к добрым старым временам, когда наша компания и ей подобные могли, в общем-то, делать что хотели. Вот почему я считаю, что нам следует придерживаться сдержанного тона и не создавать самим себе лишних неприятностей и противоречий, понапрасну вселяя в людей тревогу.
– Я полностью с этим согласен, – сказал Стюарт Айно.
– И я тоже, – добавил Рей Паулсен.
Ним встретился взглядом с Терезой Ван Бэрен и понял, что они думают об одном и том же. В таком бизнесе, как предоставление платных услуг населению, Фрейзер Фентон, Айно и Паулсен, подобно многим другим, достигли своего высокого положения в не столь тяжелый период. Они так и не узнали в своем продвижении по служебной лестнице, что такое жестокая, временами смертельная конкуренция, ставшая нормой в других отраслях промышленности. Их нынешние высокие посты гарантировали им безбедное существование, так что неудивительно, что статус-кво стал их священной коровой! Им вовсе ни к чему было отправляться на поиски какой-то чаши Грааля, и потому они самой своей сутью противились всему, что могло внести сумятицу в устоявшийся порядок вещей.
Для полного довольства существующим положением у них имелись веские причины – Ним, да и другие руководители компании из тех, кто помоложе, часто с жаром их обсуждали. Спокойной жизни крупного предприятия по обслуживанию населения способствовало само их положение – подобные компании были монополистами, им не приходилось выдерживать повседневное соперничество на рынке. Вот почему гиганты вроде “Голден стейт пауэр энд лайт” зачастую напоминали правительственные бюрократические учреждения. Кроме того, такие компании на протяжении большей части своего существования могли диктовать свои условия потребителям и продавать своей продукции столько, сколько позволяли их мощности. Мощности же определялись изобилием источников дешевой энергии. Лишь в последние годы, когда естественные запасы энергетического сырья подыстощились и цены на него поднялись, руководителям компаний по производству электроэнергии пришлось столкнуться с серьезными проблемами коммерческого характера, что вынудило их к принятию трудных, непопулярных решений. Не приходилось им в прежние дни и вступать в ожесточенные схватки с непримиримыми, умело руководимыми группами оппозиции, выступающими в защиту потребительских интересов и окружающей среды.
Именно с такими глубокими переменами отказывались согласиться или подойти к ним с должной долей реализма большинство руководителей высшего ранга, на что постоянно указывали Ним Голдман и его единомышленники. (“Уолтер Тэлбот, – с грустью вспомнил Ним, – принадлежал к числу редких исключений”.) Со своей стороны старожилы компании считали Нима и ему подобных нетерпеливыми выскочками, смутьянами, и, поскольку в количественном отношении руководители старшего возраста составляли большинство, их точка зрения обычно брала верх.
– Признаюсь, меня мучают сомнения, – обратился к коллегам Эрик Хэмфри. – Я и сам не знаю, стоит ли нам усиливать акценты в наших заявлениях, адресованных широкой публике. Лично я противник такого подхода, но временами я понимаю логику, которая движет его сторонниками. – Тут президент, слегка улыбнувшись, взглянул на Нима:
– Кажется, мои слова вам не по душе. Хотите что-нибудь добавить?
На какое-то мгновение Ним замешкался. Потом собрался с духом:
– Пожалуй, лишь одно. Когда у нас начнутся серьезные перебои с поставкой электроэнергии – я имею в виду длительные и часто повторяющиеся неполадки, а это неизбежно произойдет через несколько лет, – на наши головы посыплются обвинения, и тут уже никто не станет вспоминать, что было и чего не было в течение этих лет. Пресса обрушит на нас уничтожающий огонь критики. Точно так же поступят и политики – им к роли Понтия Пилата не привыкать. А потом хлынут обвинения со стороны общественности, причем люди будут задавать один и тот же вопрос: “Почему вы нас не предупредили об этом заранее?” Я согласен с Терезой – сейчас для этого самый подходящий момент.
– В таком случае придется нам проголосовать, – объявил Эрик Хэмфри. – Прошу всех, кто поддерживает более жесткую линию, поднять руки.
Руки подняли трое из сидевших за столом – Тереза Ван Бэрен, Ним и главный консультант компании Оскар О'Брайен.
– Кто против?
На этот раз руки подняли восемь человек.
Эрик Хэмфри удовлетворенно кивнул.
– Я присоединяюсь к большинству, а это означает, что мы будем продолжать придерживаться линии, которую кто-то из вас называет умеренной.
– А вы уж, черт возьми, постарайтесь держать себя в рамках во время этих ваших выступлений по телевидению, – предостерег Нима Рей Паулсен.
Ним ответил ему гневным взглядом, но сдержал ярость и промолчал.
На этом совещание завершилось, и его участники собрались маленькими группами – по двое, по трое, чтобы обсудить более узкие проблемы.
***
– Нам всем время от времени не мешает испытать горечь поражения, – веселым тоном заметил Эрик Хэмфри, когда они вместе с Нимом выходили из конференц-зала. – Немного смирения пойдет вам только на пользу.
Ним удержался от комментариев. Накануне сегодняшнего совещания в нем еще теплилась надежда, что представители старой гвардии сумеют пересмотреть свое наплевательское отношение к мнению общественности, в особенности после событий прошедшей недели. Он также надеялся, что президент компании поддержит его. Ним знал, что если бы речь шла о вопросе, по которому у Эрика Хэмфри имелись твердые убеждения, то никакое голосование, независимо от результатов, не заставило бы его ими поступиться.
– Зайдите, – сказал президент Ниму, когда они приблизились к дверям их кабинетов, расположенных по соседству, через холл от конференц-зала. – Я хочу попросить вас заняться одним делом.
Рабочие апартаменты президента хоть и были попросторнее кабинетов других руководителей, работавших на этом этаже, в целом соответствовали относительно спартанскому стилю, принятому в компании “ГСП энд Л”. У посетителей должно было складываться впечатление, что деньги вкладчиков и покупателей расходуются на серьезные цели, а не на всякие там излишества. Ним, следуя принятому обычаю, прошел в часть кабинета, предназначенную для отдыха, где стояло несколько удобных кресел. Эрик Хэмфри – он отходил к рабочему столу, чтобы взять там папку с документами, – присоединился к Ниму. Несмотря на то что на улице вовсю светило солнце и из окон апартаментов открывался прекрасный вид на город, занавески были опущены и в помещении горел искусственный свет. Председатель неизменно уходил от ответов на вопросы о том, почему он предпочитает работать в таких условиях, впрочем, кое-кто предполагал, что, несмотря на тридцатилетнюю разлуку с Бостоном, он все еще тосковал по родному городу и отказывался примириться с чем-либо иным.
– Я полагаю, вы уже успели ознакомиться с последней докладной? – Хэмфри кивнул на папку, на обложке которой значилось:
ОТДЕЛ ОХРАНЫ СОБСТВЕННОСТИ
Предмет изучения: кража электроэнергии
– Да, я ее прочитал.
– Положение явно ухудшается. Я понимаю, что вообще-то это мелочь, так, булавочный укол, но меня все это чертовски бесит.
– Весьма чувствительный булавочный укол, – заметил Ним. – Ведь мы теряем на этом двенадцать миллионов долларов, и так каждый год.
Докладная, о которой они говорили, была представлена руководителем отдела охраны собственности компании Гарри Лондоном, и речь в ней шла о том, что воровство электроэнергии и газа приняло поистине характер эпидемии. Для того чтобы их украсть, просто останавливали счетчики – обычно этим занимались частные лица, однако имелись некоторые основания полагать, что не брезговали такой “экономией” и отдельные промышленные компании.
– Двенадцать миллионов – приблизительная цифра, – заметил Эрик Хэмфри. – В действительности же наши потери могут быть меньше, а может быть, и намного больше этой суммы.
– Весьма сдержанная оценка, – подтвердил опасения шефа Ним. – Уолтер Тэлбот также придерживался такого мнения. Как вы помните, главный указывал, что в прошлом году у нас получился двухпроцентный разрыв между объемами произведенной электроэнергии и тем количеством, которое было в конечном итоге учтено, – тут и продажа потребителям, и нужды самой компании, потери в сетях и так далее.
Именно главный инженер был первым в компании “ГСП энд Л”, кто забил тревогу, утверждая, что часть электроэнергии, производимой компанией, попросту уворовывается. Он также заблаговременно подготовил тщательный доклад, в результате чего и был создан отдел охраны собственности: совет Тэлбота был принят к сведению. “Вот и еще одна область, – подумал Ним, – где им так будет не хватать главного инженера”.
– Да, конечно же, я об этом помню, – сказал Хэмфри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11