А когда кончился
бензин, снова пошли пешком. И через неделю подошли к самой границе.
Однажды утром, на одной из заброшенных ферм, куда их маленький отряд
зашел в надежде раздобыть что-нибудь съестное, они наткнулись на
перкунского дезертира. Это был крупный детина с гладкими черными волосами
и широким лицом.
Один из блодландцев, Эльфед Геро, допросил этого человека на
перкунском языке. Тот принадлежал к национальному меньшинству, называемому
Кинуккинук, и звали его Квазинд. Он рассказал, что вступил в стычку с
офицером, за что должен был предстать перед трибуналом, но ему удалось
бежать. Теперь он хотел пробраться через границу в Инскапинтик.

Следующие два дня группа, к которой теперь присоединился и Квазинд,
брела на север. Местность казалась безлюдной, а война нереальной и
далекой. Но на утро следующего дня они проснулись от гула моторов. Ту Хокс
пробрался к краю леса и выглянул на дорогу, которая проходила у подножия
холма метрах в четырехстах от них. Колонна броневиков и грузовиков с
прицепными орудиями двигалась на юг. Все машины были темно-синего цвета с
красными полосами на бортах, а на каждой дверце сверкала эмблема - черный
медведь на золотистом фоне.
- Инскапинтик, - сказала Ильмика позади него. - Они направляются в
Готинозонию. Недавно нам сообщили, что Перкуния вынудила эту страну
заключить с ними союз, на условиях, что Инскапинтик якобы получит северную
часть Готинозонии.
Ту Хокс наблюдал за потоком машин. После броневиков и артиллерии
потянулись отряды снабжения и машины с пехотинцами. Потом снова пошли
бронемашины. Лица солдат были скрыты под круглыми шлемами.
Колонна не прерывалась. Беглецы наблюдали, сменяя друг друга. Они не
отваживались высовываться из своего укрытия: повсюду были патрули. И
только вечером отряд продолжил путь.
На следующий день они укрылись в одном из старых сараев с просевшей
крышей, который казался вполне надежным укрытием. Но когда они вечером
собрались идти дальше, то обнаружили, что сарай окружен.
Семь полицейских в форме Инскапинтика приближались к ветхому дощатому
строению с трех сторон со взятыми наизготовку ружьями, и беглецам ничего
не оставалось, как выйти наружу. Их тут же разоружили, и всем, в том числе
и Ильмике связали руки. Чуть в стороне гордо стоял низенький молодой
парень, очевидно, сын крестьянина, который и привел полицейских.
Командир отделения, плотный темноволосый мужчина с широким ртом и
большими, выступающими вперед зубами, усмехнулся, обернувшись к Ильмике.
Он подошел, взял ее за подбородок, свободную руку завел за ее спину и
бросил девушку на траву. Пленники ничем не могли помочь Ильмике. Они
только беспомощно и бездеятельно смотрели на это отвратительное, ужасное
зрелище.
Вдруг побледневший О'Брайен фыркнул и резко бросился вперед. И прежде
чем кто-либо успел толком понять, что происходит, О'Брайен уже в прыжке
выпрямил согнутые в коленях ноги и... Кто-то за долю секунды до этого
крикнул; широкое лоснящееся лицо повернулось на крик, и носки сапог
О'Брайена, со всей силой устремившегося вперед, ударили в подбородок.
Что-то хрустнуло, словно переломили деревянную палку. Насильник откатился
от своей жертвы и остался неподвижно лежать на траве.
О'Брайен жестко упал на спину и заревел от боли: на связанные руки
пришлась основная сила удара. Он перевернулся и попытался встать. Приклад
ружья ударил его по затылку и О'Брайен снова опрокинулся. Полицейский,
ударивший его, перехватил ружье, приставил дуло к затылку О'Брайена и
нажал спуск. Ирландец вытянулся, слабо вздрогнул и затих.
Командир отделения тоже был мертв: удар двумя ногами сломал ему
шейные позвонки и челюсть. Полицейские начали остервенело избивать
пленников. Ту Хокса ударили по спине прикладом ружья, и он упал.
Полицейский пинал его сапогами, целясь в ребра и живот. Когда очередной
удар пришелся по черепу, летчик потерял сознание.
Полицейские, выместив наконец ярость на своих жертвах, оставили их в
покое и собрались вокруг мертвого командира. Одни пленники стонали и
охали, причитали, другие лежали тихо и неподвижно. Геро, которого избили
особенно жестоко, рвало.
Ту Хокс пришел в себя, но мыслить четко и ясно смог не сразу. Голова
болела, словно кто-то запустил в нее раскаленные когти и разрывал ими
мозг, а тело было сплошной кровоточащей раной.
Он знал, почему О'Брайен так поступил. С той минуты, когда сержант
осознал, что навсегда оторван от родины, он медленно умирал. Глубокая
скорбь переполняла все его существо, неутихающая печаль гасила волю к
жизни. Он пошел на смерть сознательно, и сделал это под видом
мужественного и рыцарского поступка. Для других его смерть не выглядела
самоубийством, но Ту Хокс знал своего друга намного лучше других.
Но кроме всего, поступок О'Брайена действительно отвлек внимание
полицейских от девушки. Они пинками и ударами подняли пленников на ноги и
загнали на борт подъехавшего грузовика. Их везли девять часов, не давая ни
еды, ни воды. Наконец они оказались в военном лагере, и всех пленников
поместили в усиленно охраняемый барак. Им дали воды, черствого черного
хлеба и немного вонючего супа с парой кусочков жесткой, жилистой говядины.

Пришла ночь, а с ней и кровососы. Утром можно было вздохнуть
посвободней, но впереди был допрос. Один из офицеров, владеющий
блодландским и готинозонским языками, допрашивал их целый час. Их рассказ,
казалось, встревожил его. Во второй половине дня пришли солдаты и увели
Ильмику.
Ту Хокс спросил Геро, имеет ли он хоть представление о том, что здесь
происходит. Геро пробормотал распухшими губами сквозь выбитые зубы:
- Если бы Инскапинтик все еще был нейтральным, перед нами извинились
бы и отпустили. Но теперь нет. Лучшее, что нам светит - это жизнь в
рабстве. Девушку, скорее всего, отдадут на забаву высшим офицерам. Когда
она им надоест, ее отправят к низшему командному составу. Бог знает, что
произойдет потом. Но Ильмика - дворянка Блодландии. Она убьет себя при
первой возможности.
Но у Ту Хокса было ощущение, что за кулисами что-то происходит. Через
два дня его и Квазинда привели в один из кабинетов комендатуры. Там
находилась Ильмика Хускарле, один из офицеров Инскапинтика и перкунец. На
последнем был белый с красным мундир с орденами и золотыми эполетами.
Девушка выглядела намного лучше: она вымылась, ей дали женскую одежду. Но,
несмотря на это, взгляд ее был отсутствующим; она, казалось, была
полностью погружена в свои собственные безрадостные мысли. Перкунцу
приходилось по несколько раз повторять вопросы, чтобы получить от Ильмики
ответы на них.
Ту Хокс быстро оценил положение. Должно быть, у перкунцев был очень
действенный аппарат тайной службы, который сразу же после доставки
пленников установил их личности. По-видимому, правительство Перкунии
немедленно направило Инскапинтику требование об их выдаче, и теперь Ту
Хокс пытался представить дальнейшую судьбу пленников.
Только позже он узнал, почему вместе с ним из лагеря вывезли еще и
Квазинда с Ильмикой. У Ильмики были родственники во влиятельных кругах
знати Перкунии, а Квазинда по ошибке приняли за О'Брайена. Такая ошибка не
могла долго оставаться незамеченной, но этого оказалось достаточно, чтобы
Квазинд вместе с остальными прибыл в столицу Перкунии, город Комаи. О
блодландцах Ту Хокс больше никогда не слышал: скорее всего, их отправили в
рабочий лагерь.
Он без всякой веры смотрел на свое будущее и сомневался, что в Комаи
его может ждать что-то хорошее, но почувствовал ни с чем не сравнимое
облегчение, когда граница Инскапинтика осталась позади.

Железнодорожный вагон, в котором они ехали, был роскошным. У Ту Хокса
и Квазинда было личное купе. Еда была великолепной, и они могли пить пиво,
вино, водку - и столько, сколько хотели. Здесь можно было даже принимать
ванну. Так долго лишенные всех этих радостей, они почти забыли, что на
всех окнах - железные решетки, а с обоих концов вагона - вооруженные
охранники. Ответственный за их перевозку и обслуживание офицер, килиаркос
(капитан) по имени Уилкис, все время был рядом. Он обедал вместе с ними и
старался ознакомить Ту Хокса с основами перкунского языка.

Ильмика редко покидала свое купе. А в тех редких случаях, когда она
сталкивалась в коридоре с Ту Хоксом, оставалась замкнутой и избегала любых
разговоров. Он объяснял такое отношение тем, что он был свидетелем ее
унижения. И к смущению примешивалось еще и презрение: ведь он же не
попытался защитить ее. Но Ту Хокс не собирался оправдываться. У него не
было никакого желания объяснять ей, что его понятия о чести отличаются от
ее представлений на этот счет. Тем более, она сама видела, что произошло с
О'Брайеном. Причем ее же собственные подчиненные, Геро и другие, не
пытались защитить ее. Они смотрели на происходящее трезво, и, как он
думал, были правы. Что она думала о них?
Но сама Ильмика не заговаривала обо всем этом. Она неизменно отвечала
на приветствие Ту Хокса одним и тем же холодным кивком головы. Он пожимал
плечами и иногда улыбался. Вообще ее поведение не должно волновать его.
Конечно, сначала он мог казаться ей привлекательным, но между ними - такая
зияющая пропасть. Он ведь не блодландец и не дворянин. Даже если она вдруг
и влюбилась в него - а он не замечал никаких признаков этого - ей все
равно придется забыть славного Роджера Ту Хокса.
Ту Хокс занимался изучением языка и смотрел на проплывающие мимо
ландшафты. Польша и Восточная Германия на его Земле выглядели почти так
же. Поля были в основном уже убраны, и местность казалась пустынной, но
Уилкис рассказал ему, что сельское хозяйство здесь почти полностью
механизировано и тракторов у них больше, чем в какой-нибудь другой стране
этого мира.

В городе Геррвоге к ним подсел еще один офицер. Виаутас носил
темно-синий мундир с серебристыми эполетами и высокую форменную фуражку с
серебряной кокардой в виде головы кабана. У этого человека было узкое
лицо, тонкие губы, проницательный взгляд, и вскоре выяснилось, что он
необычайно приятен в общении, любезен и умен. Ту Хокс не ошибся: у
Виаутаса было задание подвергнуть обоих пленников предварительному
допросу.
Ту Хокс решил рассказать ему все. Если он не сделает этого сейчас,
позже его просто вынудят, при этом физическое состояние Роджера может
сильно ухудшиться. Кроме того, он не обязан хранить верность какой-либо
стране этого мира. Судьба сначала поставила его на сторону Блодландии и
Готинозонии, но тайная полиция последней пытала его и заперла в
сумасшедший дом, а Блодландия обманула своего собственного союзника, чтобы
заполучить пришельцев в свои руки. Между практикой Перкунии и Блодландии,
казалось, не было существенной разницы. Действительно неприятной была
только одна мысль. Ту Хоксу казалось, что он обманет свой мир и свою
страну, если будет работать на ту же нацию, на которую работает немецкий
пилот: работая на перкунцев - он будет сотрудничать с немцами.
Но... здесь нет ни Соединенных Штатов Америки, ни Германии...
Полчаса Виаутас задавал кажущиеся непоследовательными вопросы и после
каждого ответа заглядывал в папку с листами машинописного текста. Ту Хокс
понял, что офицер сопоставляет его ответы с информацией, полученной от
немца, и в свою очередь спросил:
- Откуда вы знаете, что этот человек - как там его имя? - выложил вам
чистую правду?
Виаутас был озадачен этим вопросом. Немного помолчав, он улыбнулся и
произнес:
- Итак, вы знаете о нем? Вам рассказали о нем эти блодландцы?
Впрочем, его зовут Хорст Раске.
- И как вы находите эти две, рассказанные независимо друг от друга
истории? Насколько они совпадают?
- Ровно настолько, чтобы убедиться в том, что вы пришли оттуда же,
откуда и он. Для меня, конечно, это самый поразительный аспект этих
событий. Предположим, что существует Вселенная, занимающая то же самое
место, что и наша, но не пересекающаяся и не контактирующая с ней. Я могу
представить себе, что на обоих воплощениях Земли могла развиться похожая
флора и фауна, включая и человека. В конце концов, астрономические и
географические условия на этих Землях почти одни и те же.
Но я никак не могу понять, почему в обоих мирах существуют такие
похожие друг на друга языки. Вы понимаете, насколько маловероятно такое
совпадение? Менее чем миллиард к одному, насколько я могу это оценить. И,
все-таки, остается фактом, что почти все языки вашей Земли имеют
родственные языки у нас! - Виаутас энергично покачал головой. - Нет! Нет!
- И Раске, и мы прошли сквозь Врата, - сказал Ту Хокс. - Может быть,
они не единственные. В течение ста или двухсот тысяч лет существования
человечества могли происходить неоднократные перемещения людей между
нашими мирами. Может быть, человек возник не здесь, не на этой Земле. Он
мог прийти с моей Земли и поселиться здесь. Окаменелости моей Земли ясно и
недвусмысленно указывают на то, что человек был там с самого начала, но
все же остаются какие-то неразрешенные сомнения.
- Пятьдесят лет назад существовали разные теории происхождения и
развития человека, - сказал Виаутас. - Даже сегодня находятся противники
теории, согласно которой человек не был создан и ему больше пяти тысяч
лет.
Ту Хокс каждую свободную минуту путешествия проводил с Виаутасом и,
хоть он и был тем, кто должен только отвечать на вопросы других, все же
спрашивал и сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19