Они болтали о том о сем; Билби некогда было прислушиваться, а ему так хотелось узнать, что сказала Джуди Баулс, раз они так смеются; и дело уже дошло до груш, когда его внимание привлекло, а вернее поразило, слово «Шонтс»…
Это было как гром среди ясного неба. Они говорили про Шонтс! ..
— Поехал я туда с наилучшими намерениями, — рассказывал капитан Дуглас. — Чтоб в гостиной Люси было побольше народа. (Ради пустого удовольствия теперь в Шонтс никто не поедет.) А потом они предложили мне уехать — просто выставили за дверь.
(Этот человек тоже был в Шонтсе!)
— Когда это было? В воскресенье утром? — спросила миссис Гидж.
— В то утро мы были неподалеку от Шонтса, — вставила вдруг миссис Баулс.
(Этот человек был в Шонтсе в одно время с Билби!)
— Да, в воскресенье рано утром. Попросили вон. Я прямо диву дался. Ну что тут делать! Куда подашься в воскресенье? Воскресным утром никто никуда не ходит. Я сплю всю ночь, как младенец, и вдруг является Лэкстон и говорит: «Послушайте, вы меня очень обяжете, если упакуетесь и тотчас уедете». «Почему?» — спрашиваю. «Потому, что лорд-канцлер из-за вас сбрендил!»
— Но что же именно произошло? — сердито спросил профессор. — Я что-то не пойму. Отчего он попросил вас уехать?
— Понятия не имею! — вскричал капитан Дуглас.
— Но все-таки!.. — настаивал профессор, не желавший примириться с людским неразумием.
— У нас было маленькое столкновение в поезде. Выеденного яйца не стоит. Он хотел занять два угловых места — я всегда считал это хамством, — но, ей-богу, не стал особенно с ним препираться. А потом ему взбрело в голову, что мы смеялись над ним за обедом, — ну, может, самую малость, так, поострили, не больше, чем о любом другом: как он, мол, шевелит бровями и прочее такое. А потом он решил, что я его разыгрываю… Это вообще не в моем характере. Он до того поверил в свою дурацкую выдумку, что ночью устроил скандал. Объявил, будто я изображал привидение и хлопнул его по спине. Как это вам нравится, черт возьми? А я даже не выходил из комнаты.
— Вы пострадали за грехи брата, — сказала миссис Баулс.
— Господи, — вскричал капитан, — а я и не догадался! Наверно, он нас перепутал!..
Он с минуту подумал и продолжал свой рассказ:
— Ночью ему, понимаете ли, слышался какой-то шум.
— Это им всем, — поддакнул профессор, кивая головой.
— Не мог заснуть.
— Верный симптом, — говорил профессор.
— А в заключение он пошел на рассвете бродить по дому, поймал дворецкого в одном из потайных ходов…
— Но как дворецкий попал в потайной ход?
— Вероятно, обходил дом. Это его обязанность… И этот полоумный так отделал беднягу — нещадно… зверски. Подбил глаз и прочее. А тот слишком почтителен, чтобы дать сдачи. Под конец он объявил, что я над ним издеваюсь, что я подкупил себе в помощь прислугу и так далее… Лэкстон, по-моему, не очень в это поверил… А все-таки, знаете, как-то неловко, если про тебя начнут везде говорить, что ты шутишь шутки над лордом-канцлером. Будут думать, что ты какой-то зловредный дурак. Повредит карьере. С другой стороны, если уедешь, все решат, что ты и в самом деле виноват…
— Так зачем же вы уехали?
— Люси, — коротко отвечал капитан. — Закатила истерику. Если бы я не уехал, Шонтс бы рухнул, — добавил он.
Мадлен горела желанием помочь.
— Надо что-то придумать, — сказала она.
— А что тут придумаешь?! — вскричал капитан.
— Чем скорее вы добьетесь, чтоб лорда-канцлера признали помешанным, тем будет лучше для вашей карьеры, — рассудил профессор.
— Он еще больше разошелся после моего отъезда.
— Откуда вы знаете?
— Я получил два письма. Заезжал нынче утром в Уитли на почту. С дворецким дело на этом не кончилось. За завтраком лорд-канцлер сорвался с места и схватил беднягу за шиворот. Мне пишут, он тряс его, как крысу. Объявил, что ему не подают вина, — милая история, а? Словом, он тряс его до тех пор, пока у того не разбилась вся посуда на подносе…
— Мне написала об этом Минни Дуболоум, та, знаете, что была до замужества Минни Флэкс. — Он кинул на Мадлен заискивающий взгляд. — Они когда-то жили с нами по соседству. Часть гостей, по ее словам, не поняла, что происходит. Они решили, что у дворецкого какой-то припадок. Старый Магеридж поднимает его. Расстегивает ему воротничок. Это Лэкстон выдумал насчет припадка. Так всем и объяснил. Надо же было что-то сказать. Впрочем, Минни прекрасно поняла, в чем дело, и многие другие, по ее мнению, тоже. Лэкстон выволок обоих из комнаты. И такое в Шонтсе!.. Ужасная неприятность для бедной Люси. Не того ждали в графстве. А теперь станут говорить: в этом доме лорд-канцлер сошел с ума — или же: дворецкий у них припадочный. Так ли, эдак — для Люси все худо. В таком доме никто не захочет бывать…
— А второе письмо от Люси. Вот оно. — Он порылся в кармане. — Видали? Восемь страниц карандашом. Не шутка прочесть. Ни одна уважающая себя безграмотная женщина из приличного общества писать так не станет. Буквы так и пляшут. Точно писалось в поезде. Половины не разберу. Эта вбила себе в голову, что пропал какой-то мальчишка. С ума сходит. Мол, не взял ли я его с собой. Пропал он у них. В чемодане я его увез, что ли? Лучше написала бы лорду-канцлеру. Этот на все способен. Повстречал, скажем, мальчишку где-нибудь в темном углу да и набросился на него. Разорвал в куски. Рассеял по ветру. Так или иначе, а мальчишка пропал.
Капитан не скрывал своего возмущения.
— Только мне и заботы — разыскивать для Люси всяких мальчишек. Хватит того, что я ради нее уехал…
Миссис Баулс прервала его, подняв руку с зажатой в пальцах сигаретой.
— А что за мальчик у них пропал? — спросила она.
— Не знаю. Какой-то чертенок. Может, это все ее выдумки. От всех этих скандалов у нее расшалились нервы.
— Перечитайте-ка, что она пишет про мальчика, — попросила миссис Баулс. — Мы тут одного нашли.
— Вот этого самого?
— Да… — Миссис Баулс оглянулась, но Билби нигде не было видно. — Мы его нашли в воскресенье утром неподалеку от Шонтса. Он увязался за нами, как брошенный котенок.
— Но ты, помнится, говорила, что знаешь его отца, Джуди, — возразил профессор.
— Я его слов не проверяла, — отрезала миссис Баулс и опять обратилась к капитану Дугласу: — Перечитайте, что пишет о нем леди Лэкстон…

Капитан Дуглас принялся с великим трудом разбирать каракули своей сестры. Все с интересом придвинулись к нему и, сидя над остатками десерта, стали вместе с ним разбирать корявые фразы леди Лэкстон…
— Позовем главного свидетеля, — предложила наконец миссис Баулс, увлеченная всей этой историей. — Дик!
— Ди-ик!
— Дик!!!
Профессор встал и пошел за фургон. Но тут же вернулся.
— Там его нет.
— Он все слышал, — проговорила миссис Баулс громким шепотом и сделала круглые глаза.
— Люси пишет, — сказал Дуглас, — что, может быть, он забрался в какой-нибудь потайной ход.
Профессор вышел на дорогу, глянул вверх, потом вниз, на крыши Уинторп-Сатбери.
— Нету, — сказал он. — Сбежал.
— Куда-нибудь ненадолго отлучился, — заметила миссис Гидж. — Он иногда уходит в это время. Он вернется вымыть посуду.
— Может, он дремлет где-нибудь в кустах, перед тем как взяться за работу, — сказала миссис Баулс. — Не мог он сбежать. Во всяком случае, он не мог взять свои вещи.
Она встала и не без труда влезла в фургон, задние колеса которого были приподняты.
— Все на месте, — сообщила она, высунувшись из двери. — Узелок здесь. — Голова ее снова скрылась.
— По-моему, он бы так не ушел, — сказала Мадлен. — Отчего ему, собственно, уходить, если даже он тот самый пропавший мальчик…
— Вряд ли он что-нибудь слышал, — заметила миссис Гидж.
Миссис Баулс вышла из фургона, в руках у нее был загадочный бумажный сверток. Она осторожно спустилась по лесенке. Села у огня, сверток лежал у нее на коленях. Озорно поглядывая то на сверток, то на друзей, она закурила новую сигарету.
— Вот наша единственная связь с Диком, — сказала она, не вынимая изо рта сигареты.
Она пощупала сверток, взвесила его на руке; взгляд ее стал еще более озорным.
— Любопытно, — сказала она.
Лицо ее стало до того озорным, что муж понял: сейчас она позволит себе что-нибудь недопустимое. Он давно отказался от попыток удерживать ее в подобные минуты. Она наклонила голову набок и надорвала сверток с угла.
— Жестянка, — сказала она театральным шепотом. Потом еще немного надорвала сверток. — Трава.
Профессор постарался увидеть все это в смешном свете.
— Если уж ты отказалась от приличий, делай это по крайней мере откровенно… По-моему, душечка, лучше прямо развернуть сверток.
Так она и сделала. Шесть пар глаз без всякого сочувствия уставились на явную нищету Билби.
— Идет! — вдруг воскликнула Мадлен.
Джуди стала поспешно заворачивать все обратно, но тревога оказалась ложной.
— Да он сбежал, я же говорил, — сказал профессор.
— И не вымыл посуду! — простонала Мадлен. — Этого я от него не ждала…

Но Билби не «сбежал», хоть и исчез из лагеря. Он так и не подал никаких признаков жизни, пока они сидели над остатками пиршества. Они говорили о нем и обо всем, что с ним связано, и рассуждали, не следует ли капитану послать Люси Лэкстон такую телеграмму; «Мальчик почти нашелся».
— Я ведь, можно считать, его нашел, — сказал капитан, — но пока он не в наших руках, мы не знаем наверно, тот ли это мальчик.
Потом они говорили о мытье посуды и о том, как это противно. И тут оба мужа, понимая, что они в выигрышном положении, стали опять настаивать, чтобы кочевницы отправились с ними в гостиницу при гольф-клубе, переночевали там разок-другой, воспользовались ванной и другими благами цивилизации или уж хотя бы пошли выпить чаю. И так как Уильям уже вернулся (он сидел на траве и курил свою дрянную глиняную трубку), они поднялись и пошли. Но капитан Дуглас и мисс Филипс почему-то шли отдельно и все больше и больше отставали; под конец они оказались почти в одиночестве.
Сперва две супружеские пары, а потом и влюбленные скрылись за гребнем холма…

Некоторое время фургон казался совершенно покинутым, если не считать сидевшего в отдалении стража. Но вот задвигались ветки куманики у заброшенного мелового карьера, и на свет божий вынырнул опечаленный, расстроенный, перепачканный мелом мальчуган. На душе у него было тяжело.
Пришло время уходить.
А уходить ему не хотелось. Он полюбил этот фургон. И он обожал Мадлен.
Да, он уйдет, но уйдет красиво, трогательно.
Перед уходом он вымоет всю посуду, все вычистит, приберет и оставит о себе воспоминание как о непоправимой утрате. Грустно, но усердно он взялся за дело. Вот бы Мергелсон удивился!
Билби прибрал все так, что одно загляденье.
Затем на коврике, где она всегда сидела, он увидел ее любимую книжку — томик стихов Суинберна в изящном переплете. Эту книгу подарил ей капитан Дуглас.
Билби почти с благоговением взял ее в руки. Книжка была такая непохожая на все, какие он видел, такая красивая, совсем как она сама!..
В душе Билби проснулось странное желание. С минуту он колебался. И вдруг сразу решился. Он выбрал страницу, достал из кармана огрызок карандаша, щедро послюнил его и, учащенно дыша, принялся писать традиционное послание: «Прощайте и помните Артура Билби». К этому он прибавил от себя: «Посуду я вымыл».
Потом он вспомнил, что в фургоне знать не знали никакого Артура Билби. Он опять послюнил карандаш и так густо зачеркнул свое имя, что уже было не разобрать; тогда поверх этого, так нажимая, что слова отпечатались на всех следующих страницах, он вывел престранную надпись: «Эд, законный граф Шонтс». Но тут же устыдился и всю ее зачеркнул еще более решительным образом. В заключение над всем этим он написал просто и ясно: «Дик Малтраверс»…
Он со вздохом положил книгу на место и встал.
Порядок теперь был бесподобный. Что бы такое еще сделать? Может, оплести весь лагерь тисовыми ветвями? Будет красиво… и значительно. И он взялся за работу.
Сперва он трудился очень рьяно, но тис плохо ломается, и вскоре у Билби заболели руки. Он стал размышлять, как бы это сделать попроще, и увидел под задними колесами фургона большой зеленый куст — особенно хороша была одна длинная ветвь… Он решил, что будет нетрудно выдернуть эту ветвь из наваленной здесь кучи палок и камней, в которую упирались задние колеса. Так ему показалось. Он ошибался, но был уверен, что отлично придумал.
И он начал тянуть. Это оказалось куда труднее, чем он ожидал: у ветви было много отростков, которых он сперва не заметил, и вытянуть ее оказалось непросто. Она точно вросла в землю.
У Билби был настойчивый характер.
Затея его увлекла… Он тянул все сильней и сильней…

Ну до чего же различны люди!..
Билби был мальчик с воображением, способный на возвышенную любовь, на отвагу и преданность.
Уильям, слепленный из грубого сорта глины, был материалист и раб своих инстинктов. Такие, как Уильям, заставляют нас поверить в существование более низких особей — второсортных людей, — в естественное неравенство.
Пока Билби был занят выполнением своей благородной затеи — пусть нелепой и не очень удачно придуманной, но по крайней мере шедшей от сердца, — Уильям был занят совсем другим: он в самозабвении удовлетворял те инстинкты, которые человечество единодушно и безоговорочно отнесло к низшему разряду, а небеса — к нижней половине нашего тела. Он, крадучись, пробирался к остаткам еды, и даже не очень опытный физиономист сразу понял бы, почему он поминутно облизывает свои тонкие перекошенные губы. Он проник в лагерь так бесшумно, что Билби его не заметил. Уильям не прочь был доесть, что осталось, но еще больше его влекли бутылки с вином. Билби аккуратно расставил их в ряд чуть поодаль на холме. Здесь была бутылка сидра, в которой осталось около стакана этого напитка, — Уильям его выпил; было почти полбутылки рейнвейна — Уильям выпил и его; нашлось немного бургундского и Аполлинари — Уильям пил все подряд.
Опоражнивая бутылку за бутылкой, Уильям подмигивал недремлющим ангелам, облизывал губы и с беззастенчивым одобрением похлопывал себя по животу. Разгоряченный алкоголем, он утратил последние остатки самообладания, и тут мысли его опять обратились к вожделенному шоколаду в нарядной, обшитой лентами коробке, что лежал в ящичке под кроватью миге Филипс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28