https://wodolei.ru/catalog/unitazy/
..
иорен подождал еще немного, понял, что Маннен закончил говорить, и сказал:
– Земляне преклонного возраста, да и не только они, а представители большинства разумных видов, обретают утешение в том, что в такое время рядом с ними находятся друзья. Вы по какой-то причине решили отказаться от посещений друзей, но если бы вы захотели, чтобы компанию вам составили те существа, которые некогда были донорами вашего сознания, то вам нужно было бы попросить соответствующие мнемограммы. Я предложу такое решение проблемы Главному психологу, и он сможет...
– Он сможет оторвать тебе руки-ноги – в психологическом смысле, – прервал Лиорена Маннен. – Ты что, забыл, что тебе велели изучать Селдаля, а не пациента по фамилии Маннен? Про мнемограммы и думать забудь. Если до О'Мары дойдет, чем ты, практикант-психолог, тут занимаешься, тебя ждут очень большие неприятности.
– Не могу представить больших неприятностей, – возразил Лиорен, – чем те, которые у меня уже есть.
– Прости, – прошептал Маннен и чуть приподнял одну руку, которая, впрочем, тут же бессильно упала на одеяло. – Я на миг забыл о катастрофе на Кромзаге. Конечно, выволочка от О'Мары – ничто в сравнении с тем наказанием, которому ты сам себя подвергаешь.
Лиорен не понял, что у него просят прощения, – ведь он считал, что прощения не заслуживает. Маннену он ответил так:
– Вы правы. Вероятно, вам действительно не стоит вновь получать мнемограммы. Мои знания о психологии землян ничтожны, но, скажите, разве не лучше, что сейчас ваш разум принадлежит только вам, что он не наполнен чужими личностями, которые только потом стали вам друзьями, а раньше и не подозревали о вашем существовании? Да и что это была за дружба? Не иллюзия ли, не самообман, предназначенный для того, чтобы оправдать, сделать более терпимым чужеродное присутствие? Разве в такое время вам не следует управлять содержанием своего собственного разума, своими мыслями, своим опытом, своими верными или ошибочными решениями, вспоминать о тех значительных успехах, которых вы добились за время жизни? Это помогло бы вам скоротать отпущенное вам время, а если бы вы позволили вашим товарищам снова навещать вас, это бы тоже позволило...
– А еще мне нужно познакомиться с существом, – оборвал его Маннен, – которое не мечтало бы о долгой жизни и быстрой смерти. Но такие желания редко сбываются, правда, Лиорен? Мои страдания не сравнить с твоими, но мне еще долго предстоит жить в теле, лишенном чувств, жить с разумом, который пуст, чужд и пугающ, потому что он принадлежит только мне и я больше не могу никого туда впустить.
Два впалых глаза диагноста в упор смотрели в один глаз Лиорена – самый ближний к старику. Несколько минут тарланин выдерживал взгляд землянина. Он обдумывал слова Маннена и в каждом слове пытался найти потайной смысл, но Маннен заговорил раньше Лиорена.
– Я так долго не разговаривал уже много недель, – вздохнул бывший диагност. – И я очень устал. Уходи, пожалуйста, а не то я проявлю бестактность и засну на середине предложения.
– О, прошу вас, не засыпайте! – взмолился Лиорен. – Потому что я хочу задать вам еще один вопрос. Вероятно, вы думаете, что существо, которое уже совершило массовый геноцид, не стало бы страдать еще больше, если бы совершило еще одно убийство по просьбе коллеги. Вы предлагаете, чтобы я сократил срок ваших страданий?
Маннен молчал так долго, что Лиорен был вынужден пробежаться взглядом по мониторам, дабы убедиться, что со стариком все в порядке. Наконец бывший диагност прошелестел:
– А если бы я попросил вас об этом, каков бы был ваш ответ?
Лиорен ответил практически без запинки:
– Ответ был бы отрицательным. Я по возможности должен каким-то образом уменьшить свою вину, но ни в коем случае не увеличивать ее ни на йоту. Об этических и моральных аспектах такого деяния можно спорить, однако чисто с медицинской точки зрения я бы его не оправдал, поскольку никаких физических мучений вы не испытываете. Ваши страдания субъективны, они являются продуктом разума, в котором остался единственный обитатель – вы сами, и просто вам теперь невесело.
Однако подобный опыт вам не чужд, – продолжал Лиорен, – ведь такое состояние было для вас совершенно нормальным до тех пор, пока вы не стали Старшим врачом и диагностом. Я уже предлагал вам наполнить сознание старыми воспоминаниями, опытом, профессиональными решениями, которые вам когда-то доставляли удовольствие, проблемами, решение которых приносило вам наслаждение. Или вы бы предпочли давать своему разуму трудиться над разгадкой новых проблем?
То, что Лиорен собирался сказать дальше, могло прозвучать жестоко и меркантильно, могло убить в больном всякое желание сотрудничать, но все же...
– Например, – добавил тарланин, – вот – загадка поведения Селдаля.
– Уходи, – вяло прошелестел Маннен и закрыл глаза. – Теперь уходи.
Лиорен не ушел до тех пор, пока показатели биосенсорных датчиков не сказали ему, что теперь больной спит по-настоящему, не притворяется.
Вернувшись на следующее утро в офис, Лиорен нарочно сосредоточился на текущей работе, чтобы Ча Трат не стала расспрашивать его о Маннене. Тарланину казалось, что рассуждать о том, что сказал такой тяжелый больной, не стоит, а в особенности же не стоит говорить об этом тем, кто непосредственно не занят в наблюдении за Селдалем.
Из троих пациентов Селдаля, опрошенных Лиореном, двое были готовы к продолжительным беседам – о себе, о больничной еде, о медсестрах, прикосновения которых порой были так же нежны, как ласки матери, а порой так же бесчувственны, как удар задней ноги тралтана. Но вот о налладжимском хирурге пациенты практически ничего не говорили. Селдаль проводил в палатах совсем немного времени и гораздо больше слушал, нежели говорил сам, что было несколько необычно для сотрудника, однако не являлось настолько серьезным отклонением от обычного поведения Селдаля, чтобы могло заинтересовать О'Мару. Лиорен бывал очень разочарован, когда его вопросы, содержавшие туманные намеки, оставались без ответа.
За третьим послеоперационным больным ухаживали медсестра-тралтанка и медбрат-худларианин, которым было строго-настрого запрещено распространяться о больном за пределами палаты. Кроме того, Селдаль запретил посещение палаты существами, менее массивными, нежели худлариане и тралтане. Лиорену было ужасно любопытно узнать о том, что это за больной, и он решил добыть его историю болезни. Компьютер оказался беспощаден. Он ответил, что доступ к файлу закрыт.
Зато Лиорен был и удивлен, и обрадован тем, что ему позвонила сестра Гредличли и сообщила, что Маннен распорядился, чтобы Лиорену было позволено заходить к нему в любое время. Но еще более тарланина удивили первые слова старика.
– На этот раз, – негромко проговорил землянин, – мы поговорим о Старшем враче Селдале, о твоем исследовании и о тебе... а не обо мне.
Говорил Маннен медленно, тихо, но долгих пауз не делал, дышал спокойно и мысли излагал скорее как недомогающий диагност, нежели как тяжелейший пациент.
Маннен говорил с Селдалем дважды во время обходов, и оба раза Селдаль высказывал искреннюю радость по поводу того, что больной разговаривает и проявляет интерес к существам вокруг него и к жизни вообще. Во время первой беседы стало ясно, что Селдаль пытается развеселить больного. Он с удовольствием отвечал на невиннейшие вопросы Маннена, рассказывал по его просьбе последние больничные сплетни. В целом налладжимский хирург провел у Маннена гораздо больше времени, чем предписывалось больничными правилами.
– Естественно, – добавил Маннен, – это можно было бы счесть обычным профессиональным любопытством – и все-таки я не простой пациент. Однако одним из тех, кому мы дружно перемывали кости, был новый стажер Отделения Психологии, Лиорен, который шатается по госпиталю и, похоже, просто-таки не знает, чем заняться.
Срединные конечности Лиорена непроизвольно дрогнули и приняли тарланскую оборонительную позицию, однако угроза тут же миновала, а сняли ее следующие слова Маннена:
– Не бойся, – успокоил тарланина старик. – Мы говорили о тебе, а не о твоем интересе к Селдалю. Старшая сестра Гредличли, у которой четыре рта, и ни один из них не закрывается, рассказала, конечно, Селдалю о твоих частых визитах ко мне, и он, естественно, поинтересовался, почему я позволил тебе приходить и о чем мы с тобой тут болтаем. Мне не хотелось открыто врать – ведь мне уже недолго осталось жить, зачем отягощать душу ложью, – и я сказал Селдалю, что мы делились своими бедами и что в сравнении с твоими проблемами мои кажутся ничтожными.
На мгновение Маннен закрыл глаза, и Лиорен уже подумал, что старик устал, но вот Маннен вновь открыл глаза и продолжил рассказ:
– А во время второго обхода я спросил у Селдаля насчет его мнемограмм. Прекрати так размахивать руками, а то что-нибудь тут своротишь на пол. В ближайшее время Селдалю предстоит медицинское и психологическое обследование, поскольку ему предлагают пост диагноста, и я понимаю, что он должен быть рад любому совету бывшего диагноста с многолетним опытом. Он ждал от меня вопросов относительно того, как ему удается адаптироваться к нынешним «оккупантам» его сознания, а я как раз такие вопросы и задавал, и они не вызвали у Селдаля никаких подозрений. Не могу сказать, поможет ли то, что я вызнал, твоему исследованию.
Голос Маннена звучал все тише и тише, и Лиорену пришлось неуклюже опуститься на колени и наклонить голову чуть ли не к самым губам старика. Выслушав Маннена, Лиорен не мог понять, извлечет ли он пользу из полученных сведений или нет, однако над ними стоило подумать – уж это точно.
– Я вам несказанно благодарен, доктор, – сказал Лиорен.
– Я сослужил вам службу, хирург-капитан, – прошептал Маннен. – Хотите отплатить за нее?
Не растерявшись ни на секунду, Лиорен выпалил:
– Только не это!
– Ну а если я... перестану тебе помогать? – прошептал Маннен. – Если я опять начну притворяться, будто сплю? А если я возьму да и скажу Селдалю все как есть?
Их головы были так близко друг к дружке, что Лиорену пришлось выставить целых три глаза для того, чтобы видеть Маннена целиком.
– Тогда я буду в отчаянии, я буду страдать и, вероятно, понесу наказание, – вздохнул Лиорен. – Конечно, оно будет ничтожно по сравнению с тем, которого я на самом деле заслуживаю. Но вы тоже в отчаянии, и вы страдаете – так, что мне и представить немыслимо, – и страдаете незаслуженно. Вы говорите, что ни компания друзей, ни воспоминания о прошлом не приносят вам отдохновения. Я допускаю, что ваше опустевшее сознание пугает вас, но не потому, что там никого не осталось, а потому, что единственный обитатель этого сознания стал для вас незнакомцем. Однако ваше сознание – ценнейший источник, более ценного источника сведений у вас никогда не было, и нельзя погубить такое сокровище преждевременным уходом из жизни, как бы этот уход ни был совершен. Ваш разум должен приносить пользу.
Лица Лиорена коснулся долгий выдох Маннена. А потом старик еле слышно проговорил:
– Лиорен... ты... холоден как рыба.
А еще через несколько минут бывший диагност уснул, а Лиорен вернулся в офис. По пути он несколько раз налетал на разных существ – к счастью, обошлось без травм. Естественно, Лиорен думал о покинутом им больном старике, а не о правилах передвижения по коридорам.
И думал он вот что...
Он использовал последние часы или дни страдающего и тяжело больного пациента ради того, чтобы провести пустяковое, не имеющее особой важности, не слишком срочное исследование. Так можно было бы использовать простейший попавшийся под руку инструмент. И если бы в процессе работы он немного изменил или улучшил конструкцию инструмента, разве это было бы так уж важно? Или все же было бы?
Он помнил, что на Кромзаге вынужден был решать важнейшую проблему. Тогда он тоже думал, что само решение гораздо важнее, нежели каждый из индивидуумов, которых это решение касается, и тогда из-за его интеллектуальной гордыни и нетерпения погибло население целой планеты. На родной Тарле эта его гордыня и высочайший интеллект были барьером, за который никто не мог проникнуть. У Лиорена были начальники и подчиненные, но не было друзей. Вероятно, исключительно неверное физиологическое определение, присвоенное Лиорену Манненом – плод фантазии старого маразматика, – в конечном счете было верным. «Наверно, – думал Лиорен, – я и вправду холоден как рыба. Но может быть, и не совсем так?»
Лиорен думал об измученном, полуживом создании, от которого только что ушел, о том жалком и хрупком инструменте, который осуществлял для него тонкую работу, и сам поразился странным чувствам боли и грусти, охватившим его.
Неужели его первой дружбе, так же как и его первому другу, суждено оказаться такой недолговечной?
Как только Лиорен вошел в офис, он понял, что случилось что-то неладное. Ча Трат и Брейтвейт сразу обернулись. Первым заговорил землянин.
– У О'Мары совещание, его нельзя беспокоить. Честно говоря, не знаю, что вам и посоветовать, Лиорен, – взволнованной скороговоркой выпалил Брейтвейт. – Черт бы вас побрал, вам же говорили, чтобы вы поосторожнее выпытывали насчет Селдаля. Что вы там наболтали про свое задание и кому? Мы только что получили сообщение от Старшего врача Селдаля. Он желает встретиться с вами на двадцать третьем уровне – там у сотрудников-налладжимцев ординаторская-насест.
Ча Трат взмахнула срединными конечностями – так на ее родной Соммарадве выражали глубокую озабоченность, и добавила:
– Немедленно.
Глава 12
Поскольку налладжимцы-ЛСВО зачастую приглашали к себе поразвлекаться коллег, представителей других видов, их ординаторская была вполне просторна для того, чтобы тут могло разместиться множество посетителей. Лиорен, во всяком случае, никаких неудобств не ощутил. Единственное – он не мог понять, почему Селдаль захотел с ним встретиться именно здесь. Несмотря на хрупкую физиологию обитателей планеты с низкой силой притяжения, птицеподобные налладжимцы славились такой же резкой манерой общения, как и кельгиане, и если Селдаль решил нажаловаться на Лиорена, то гораздо более естественно было бы ему самолично явиться в Отделение Психологии и потребовать приема у О'Мары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
иорен подождал еще немного, понял, что Маннен закончил говорить, и сказал:
– Земляне преклонного возраста, да и не только они, а представители большинства разумных видов, обретают утешение в том, что в такое время рядом с ними находятся друзья. Вы по какой-то причине решили отказаться от посещений друзей, но если бы вы захотели, чтобы компанию вам составили те существа, которые некогда были донорами вашего сознания, то вам нужно было бы попросить соответствующие мнемограммы. Я предложу такое решение проблемы Главному психологу, и он сможет...
– Он сможет оторвать тебе руки-ноги – в психологическом смысле, – прервал Лиорена Маннен. – Ты что, забыл, что тебе велели изучать Селдаля, а не пациента по фамилии Маннен? Про мнемограммы и думать забудь. Если до О'Мары дойдет, чем ты, практикант-психолог, тут занимаешься, тебя ждут очень большие неприятности.
– Не могу представить больших неприятностей, – возразил Лиорен, – чем те, которые у меня уже есть.
– Прости, – прошептал Маннен и чуть приподнял одну руку, которая, впрочем, тут же бессильно упала на одеяло. – Я на миг забыл о катастрофе на Кромзаге. Конечно, выволочка от О'Мары – ничто в сравнении с тем наказанием, которому ты сам себя подвергаешь.
Лиорен не понял, что у него просят прощения, – ведь он считал, что прощения не заслуживает. Маннену он ответил так:
– Вы правы. Вероятно, вам действительно не стоит вновь получать мнемограммы. Мои знания о психологии землян ничтожны, но, скажите, разве не лучше, что сейчас ваш разум принадлежит только вам, что он не наполнен чужими личностями, которые только потом стали вам друзьями, а раньше и не подозревали о вашем существовании? Да и что это была за дружба? Не иллюзия ли, не самообман, предназначенный для того, чтобы оправдать, сделать более терпимым чужеродное присутствие? Разве в такое время вам не следует управлять содержанием своего собственного разума, своими мыслями, своим опытом, своими верными или ошибочными решениями, вспоминать о тех значительных успехах, которых вы добились за время жизни? Это помогло бы вам скоротать отпущенное вам время, а если бы вы позволили вашим товарищам снова навещать вас, это бы тоже позволило...
– А еще мне нужно познакомиться с существом, – оборвал его Маннен, – которое не мечтало бы о долгой жизни и быстрой смерти. Но такие желания редко сбываются, правда, Лиорен? Мои страдания не сравнить с твоими, но мне еще долго предстоит жить в теле, лишенном чувств, жить с разумом, который пуст, чужд и пугающ, потому что он принадлежит только мне и я больше не могу никого туда впустить.
Два впалых глаза диагноста в упор смотрели в один глаз Лиорена – самый ближний к старику. Несколько минут тарланин выдерживал взгляд землянина. Он обдумывал слова Маннена и в каждом слове пытался найти потайной смысл, но Маннен заговорил раньше Лиорена.
– Я так долго не разговаривал уже много недель, – вздохнул бывший диагност. – И я очень устал. Уходи, пожалуйста, а не то я проявлю бестактность и засну на середине предложения.
– О, прошу вас, не засыпайте! – взмолился Лиорен. – Потому что я хочу задать вам еще один вопрос. Вероятно, вы думаете, что существо, которое уже совершило массовый геноцид, не стало бы страдать еще больше, если бы совершило еще одно убийство по просьбе коллеги. Вы предлагаете, чтобы я сократил срок ваших страданий?
Маннен молчал так долго, что Лиорен был вынужден пробежаться взглядом по мониторам, дабы убедиться, что со стариком все в порядке. Наконец бывший диагност прошелестел:
– А если бы я попросил вас об этом, каков бы был ваш ответ?
Лиорен ответил практически без запинки:
– Ответ был бы отрицательным. Я по возможности должен каким-то образом уменьшить свою вину, но ни в коем случае не увеличивать ее ни на йоту. Об этических и моральных аспектах такого деяния можно спорить, однако чисто с медицинской точки зрения я бы его не оправдал, поскольку никаких физических мучений вы не испытываете. Ваши страдания субъективны, они являются продуктом разума, в котором остался единственный обитатель – вы сами, и просто вам теперь невесело.
Однако подобный опыт вам не чужд, – продолжал Лиорен, – ведь такое состояние было для вас совершенно нормальным до тех пор, пока вы не стали Старшим врачом и диагностом. Я уже предлагал вам наполнить сознание старыми воспоминаниями, опытом, профессиональными решениями, которые вам когда-то доставляли удовольствие, проблемами, решение которых приносило вам наслаждение. Или вы бы предпочли давать своему разуму трудиться над разгадкой новых проблем?
То, что Лиорен собирался сказать дальше, могло прозвучать жестоко и меркантильно, могло убить в больном всякое желание сотрудничать, но все же...
– Например, – добавил тарланин, – вот – загадка поведения Селдаля.
– Уходи, – вяло прошелестел Маннен и закрыл глаза. – Теперь уходи.
Лиорен не ушел до тех пор, пока показатели биосенсорных датчиков не сказали ему, что теперь больной спит по-настоящему, не притворяется.
Вернувшись на следующее утро в офис, Лиорен нарочно сосредоточился на текущей работе, чтобы Ча Трат не стала расспрашивать его о Маннене. Тарланину казалось, что рассуждать о том, что сказал такой тяжелый больной, не стоит, а в особенности же не стоит говорить об этом тем, кто непосредственно не занят в наблюдении за Селдалем.
Из троих пациентов Селдаля, опрошенных Лиореном, двое были готовы к продолжительным беседам – о себе, о больничной еде, о медсестрах, прикосновения которых порой были так же нежны, как ласки матери, а порой так же бесчувственны, как удар задней ноги тралтана. Но вот о налладжимском хирурге пациенты практически ничего не говорили. Селдаль проводил в палатах совсем немного времени и гораздо больше слушал, нежели говорил сам, что было несколько необычно для сотрудника, однако не являлось настолько серьезным отклонением от обычного поведения Селдаля, чтобы могло заинтересовать О'Мару. Лиорен бывал очень разочарован, когда его вопросы, содержавшие туманные намеки, оставались без ответа.
За третьим послеоперационным больным ухаживали медсестра-тралтанка и медбрат-худларианин, которым было строго-настрого запрещено распространяться о больном за пределами палаты. Кроме того, Селдаль запретил посещение палаты существами, менее массивными, нежели худлариане и тралтане. Лиорену было ужасно любопытно узнать о том, что это за больной, и он решил добыть его историю болезни. Компьютер оказался беспощаден. Он ответил, что доступ к файлу закрыт.
Зато Лиорен был и удивлен, и обрадован тем, что ему позвонила сестра Гредличли и сообщила, что Маннен распорядился, чтобы Лиорену было позволено заходить к нему в любое время. Но еще более тарланина удивили первые слова старика.
– На этот раз, – негромко проговорил землянин, – мы поговорим о Старшем враче Селдале, о твоем исследовании и о тебе... а не обо мне.
Говорил Маннен медленно, тихо, но долгих пауз не делал, дышал спокойно и мысли излагал скорее как недомогающий диагност, нежели как тяжелейший пациент.
Маннен говорил с Селдалем дважды во время обходов, и оба раза Селдаль высказывал искреннюю радость по поводу того, что больной разговаривает и проявляет интерес к существам вокруг него и к жизни вообще. Во время первой беседы стало ясно, что Селдаль пытается развеселить больного. Он с удовольствием отвечал на невиннейшие вопросы Маннена, рассказывал по его просьбе последние больничные сплетни. В целом налладжимский хирург провел у Маннена гораздо больше времени, чем предписывалось больничными правилами.
– Естественно, – добавил Маннен, – это можно было бы счесть обычным профессиональным любопытством – и все-таки я не простой пациент. Однако одним из тех, кому мы дружно перемывали кости, был новый стажер Отделения Психологии, Лиорен, который шатается по госпиталю и, похоже, просто-таки не знает, чем заняться.
Срединные конечности Лиорена непроизвольно дрогнули и приняли тарланскую оборонительную позицию, однако угроза тут же миновала, а сняли ее следующие слова Маннена:
– Не бойся, – успокоил тарланина старик. – Мы говорили о тебе, а не о твоем интересе к Селдалю. Старшая сестра Гредличли, у которой четыре рта, и ни один из них не закрывается, рассказала, конечно, Селдалю о твоих частых визитах ко мне, и он, естественно, поинтересовался, почему я позволил тебе приходить и о чем мы с тобой тут болтаем. Мне не хотелось открыто врать – ведь мне уже недолго осталось жить, зачем отягощать душу ложью, – и я сказал Селдалю, что мы делились своими бедами и что в сравнении с твоими проблемами мои кажутся ничтожными.
На мгновение Маннен закрыл глаза, и Лиорен уже подумал, что старик устал, но вот Маннен вновь открыл глаза и продолжил рассказ:
– А во время второго обхода я спросил у Селдаля насчет его мнемограмм. Прекрати так размахивать руками, а то что-нибудь тут своротишь на пол. В ближайшее время Селдалю предстоит медицинское и психологическое обследование, поскольку ему предлагают пост диагноста, и я понимаю, что он должен быть рад любому совету бывшего диагноста с многолетним опытом. Он ждал от меня вопросов относительно того, как ему удается адаптироваться к нынешним «оккупантам» его сознания, а я как раз такие вопросы и задавал, и они не вызвали у Селдаля никаких подозрений. Не могу сказать, поможет ли то, что я вызнал, твоему исследованию.
Голос Маннена звучал все тише и тише, и Лиорену пришлось неуклюже опуститься на колени и наклонить голову чуть ли не к самым губам старика. Выслушав Маннена, Лиорен не мог понять, извлечет ли он пользу из полученных сведений или нет, однако над ними стоило подумать – уж это точно.
– Я вам несказанно благодарен, доктор, – сказал Лиорен.
– Я сослужил вам службу, хирург-капитан, – прошептал Маннен. – Хотите отплатить за нее?
Не растерявшись ни на секунду, Лиорен выпалил:
– Только не это!
– Ну а если я... перестану тебе помогать? – прошептал Маннен. – Если я опять начну притворяться, будто сплю? А если я возьму да и скажу Селдалю все как есть?
Их головы были так близко друг к дружке, что Лиорену пришлось выставить целых три глаза для того, чтобы видеть Маннена целиком.
– Тогда я буду в отчаянии, я буду страдать и, вероятно, понесу наказание, – вздохнул Лиорен. – Конечно, оно будет ничтожно по сравнению с тем, которого я на самом деле заслуживаю. Но вы тоже в отчаянии, и вы страдаете – так, что мне и представить немыслимо, – и страдаете незаслуженно. Вы говорите, что ни компания друзей, ни воспоминания о прошлом не приносят вам отдохновения. Я допускаю, что ваше опустевшее сознание пугает вас, но не потому, что там никого не осталось, а потому, что единственный обитатель этого сознания стал для вас незнакомцем. Однако ваше сознание – ценнейший источник, более ценного источника сведений у вас никогда не было, и нельзя погубить такое сокровище преждевременным уходом из жизни, как бы этот уход ни был совершен. Ваш разум должен приносить пользу.
Лица Лиорена коснулся долгий выдох Маннена. А потом старик еле слышно проговорил:
– Лиорен... ты... холоден как рыба.
А еще через несколько минут бывший диагност уснул, а Лиорен вернулся в офис. По пути он несколько раз налетал на разных существ – к счастью, обошлось без травм. Естественно, Лиорен думал о покинутом им больном старике, а не о правилах передвижения по коридорам.
И думал он вот что...
Он использовал последние часы или дни страдающего и тяжело больного пациента ради того, чтобы провести пустяковое, не имеющее особой важности, не слишком срочное исследование. Так можно было бы использовать простейший попавшийся под руку инструмент. И если бы в процессе работы он немного изменил или улучшил конструкцию инструмента, разве это было бы так уж важно? Или все же было бы?
Он помнил, что на Кромзаге вынужден был решать важнейшую проблему. Тогда он тоже думал, что само решение гораздо важнее, нежели каждый из индивидуумов, которых это решение касается, и тогда из-за его интеллектуальной гордыни и нетерпения погибло население целой планеты. На родной Тарле эта его гордыня и высочайший интеллект были барьером, за который никто не мог проникнуть. У Лиорена были начальники и подчиненные, но не было друзей. Вероятно, исключительно неверное физиологическое определение, присвоенное Лиорену Манненом – плод фантазии старого маразматика, – в конечном счете было верным. «Наверно, – думал Лиорен, – я и вправду холоден как рыба. Но может быть, и не совсем так?»
Лиорен думал об измученном, полуживом создании, от которого только что ушел, о том жалком и хрупком инструменте, который осуществлял для него тонкую работу, и сам поразился странным чувствам боли и грусти, охватившим его.
Неужели его первой дружбе, так же как и его первому другу, суждено оказаться такой недолговечной?
Как только Лиорен вошел в офис, он понял, что случилось что-то неладное. Ча Трат и Брейтвейт сразу обернулись. Первым заговорил землянин.
– У О'Мары совещание, его нельзя беспокоить. Честно говоря, не знаю, что вам и посоветовать, Лиорен, – взволнованной скороговоркой выпалил Брейтвейт. – Черт бы вас побрал, вам же говорили, чтобы вы поосторожнее выпытывали насчет Селдаля. Что вы там наболтали про свое задание и кому? Мы только что получили сообщение от Старшего врача Селдаля. Он желает встретиться с вами на двадцать третьем уровне – там у сотрудников-налладжимцев ординаторская-насест.
Ча Трат взмахнула срединными конечностями – так на ее родной Соммарадве выражали глубокую озабоченность, и добавила:
– Немедленно.
Глава 12
Поскольку налладжимцы-ЛСВО зачастую приглашали к себе поразвлекаться коллег, представителей других видов, их ординаторская была вполне просторна для того, чтобы тут могло разместиться множество посетителей. Лиорен, во всяком случае, никаких неудобств не ощутил. Единственное – он не мог понять, почему Селдаль захотел с ним встретиться именно здесь. Несмотря на хрупкую физиологию обитателей планеты с низкой силой притяжения, птицеподобные налладжимцы славились такой же резкой манерой общения, как и кельгиане, и если Селдаль решил нажаловаться на Лиорена, то гораздо более естественно было бы ему самолично явиться в Отделение Психологии и потребовать приема у О'Мары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38