— Может, потеря и легкая, но... Годы-то мои какие? Гриш, ты попроси милицию за руль...
Григорий не ответил, занятый пациентом, лишь с сомнением покачал головой. Он видел — после взрыва на дороге поднялся такой переполох, что всем было не до них.
Тут напомнила о себе девчонка, до сих пор молча наблюдавшая, как Гриша колдует над ее Сережей.
— Можно я от вас позвоню? — спросила она, показав на «Алтай».
— Сама не сможешь, а показывать некогда, — отмахнулся Григорий.
— Мне очень нужно. Покажите, пожалуйста. Послушайте, а куда вы его повезете?
— Ближе всего — «Красный крест». Наверно, туда.
— Ну, пожалуйста, мне очень надо позвонить!
— Да подожди же! Как поедем — тебе наберут номер.
— Мне срочно нужно, — она снова начала заводиться. — Откройте дверь!
— Эй, ждать не будем! — крикнул ей вдогонку Григорий, но девица уже выскочила на улицу и скрылась за машинами.
— Вот неугомонная, — с осуждением сказал Семеныч.
— Я сажусь за руль, — решил Григорий. — Алька, работай с человеком, ты знаешь, что делать.
— Капельницу ставить? — уточнила она.
— Да, поставь. Пятьсот кубиков желатиноля в бедренную артерию. Сама сможешь? Давай скорей, пока не тронулись.
— Смогу, поехали.
Гриша под ревнивым взглядом Семеныча пересел за руль, прошелся руками по рычагам. Он не водил уже почти год, но чувствовал себя вполне уверенно, поскольку с техникой всегда умел обращаться.
Завыла сирена. «Рафик» с натугой тронулся и пополз вперед, выпутываясь из лабиринта машин.
— Не гони, — сурово предупредил Семеныч. — На перекрестках притормаживай. Тише едешь — сам знаешь... Такие времена, что на твою мигалку никто не поглядит.
Он хотел еще что-то сказать, но сил осталось немного. Семеныч откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.
Григорий взял трубку телефона, вызвал диспетчера «Красного креста».
— Тридцать второй, везем клиента в нейротравму. Давление — сорок на двадцать, коматозник. Готовьте реанимацию.
Машина разогналась и помчалась по пустеющей вечерней улице, полыхая синим маячком. С момента вызова прошло не больше десяти минут.
—Ты эту катафалку сменишь наконец? — лениво спросил Кича, когда «Опель» опять с грохотом подбросило на яме.
Ганс помолчал, не отрывая взгляда от дороги, потом ответил:
— Ботвы надо чуть подсобрать.
— У тебя разве денег нет?
— Есть, мало. Я хочу сразу путевую брать.
— И сколько тебе надо?
— Да пока не знаю точно, не торговался. Половину примерно собрал. Да еще векселек должны скоро вернуть. И этого крокодила определю, — он хлопнул ладонью по панели еще не старого, но здорово замызганного «Опеля». — Ну и еще где-то придется догонять до суммы.
— Значит, уже присмотрел что-то?
— Ага, — охотно ответил Ганс и даже улыбнулся, что делал крайне редко. — «Паджеро» возьму. Уже закадрился с одним братком, он для меня его держит. Только бы денег поскорей собрать, пока он на обратно не пошел. Тогда моя машина будет.
— Джипы новые брать надо, а не жеваные, — заметил Кича, кидая в рот сигарету. — Продадут тебе опять какую-нибудь гниль...
— Нет, бугай что надо. Я уже пробовал, погонял за городом. Прет, как «Челенджер». Дорогу держит. Мотор ребята пощупали, говорят, нормально.
— А коробка, стояки? Кстати, где денег-то собираешься нарыть? Занимать будешь?
— Да нет, не люблю я кредиток. Подумаю, может, какое дельце обмозгую...
Кича не выдержал и усмехнулся. Оказывается, Ганс уже умеет дела обмозговывать.
— Знаю я твое «дельце»... — произнес он, глядя полуприкрытыми глазами, как плывут мимо уличные фонари. — Дрянь небось, да?
Ганс нахмурился и ответил не сразу:
— А что? Сейчас все мякину продают, а кто и ширево.
— Не все. Я, например, не лезу. В таких делах соображать надо. С кем хоть собираешься работать?
Ганс еще больше нахмурился, вцепился в руль. Ему вообще не хотелось делиться своими планами, но Кича вечно лезет в душу и вытаскивает все, как клещами. И не отмолчишься, не отмажешься, не переведешь разговор на другое.
— Есть один шушарик, — неохотно ответил Ганс. — Коля Муравей, знаешь?
— Знаю, знаю... — пробубнил Кича и как-то нехорошо улыбнулся: — Муравья все знают. Хочешь геморроя — вяжись с Муравьем. Загремишь под фанфары...
— Не будет геморроя. Я умно все сделаю.
Они замолчали. Ганс мечтал о джипе, на котором скоро будет катать по городу, распугивая всякую шелупонь. Он давно хотел машину с большим салоном, где ему будет нетесно.
Кича был занят совсем другими размышлениями. Он думал, что вот уже и Ганс подрос и начал закручивать какие-то свои дела. Прежде такого никогда не случалось. Ганс всегда ходил на коротком поводке и не помышлял о самостоятельности. Даже думать, работать головой у него не было нужды, поскольку Кича всегда брал это на себя. Не пора ли вежливо напомнить мальчику, где его место?
Кича брал Ганса лично для себя. Больше месяца присматривался к молодняку в спортзалах, пока не выделил этого парня: рослого, массивного, порывистого в движениях. При этом его незамысловатое лицо почти всегда выглядело спокойным. К тому же Ганс был судим — отсидел на «малолетке» три года за грабежи, и на этом тоже можно было играть.
Ганс был нужен Киче в качестве второго "я". Дело в том, что сам он не отличался ни ростом, ни мощью. К тридцати годам он получил довольно много — стабильный доход, бригаду ловких отчаянных пацанов, известность и авторитет в своих кругах. Не было только одного — внушительности. Сколько ни ворочал он железа в спортзалах, сколько ни разбивал костяшек на ринге, нужного результата не достигал. Кича оставался маленьким и несерьезным на вид. Эдакий воинственный наполеончик, не способный допрыгнуть до высоты роста противника. Это было не только обидно, но и затрудняло некоторые дела.
Досадный недостаток должен был восполнить Ганс, которому Кича предложил поработать у себя шофером. Но тот сразу сообразил, что шоферить придется не так, как прежде его покойный отец на стройке.
Дело происходило в сауне, разговор протекал под коньячок, в парилке повизгивали девчонки. Все замолкли, когда юный и неопытный Ганс в ответ на полушутливые намеки и предложения вдруг серьезно спросил:
— В бригаду берете, да?
Всех удивило, что он так спокоен и деловит, будто ему предложили просто подработать на разгрузке вагона. Молодые ребята обычно реагировали иначе — они либо цепенели от радости, либо немного пугались.
Кича в тот раз ответил, что бригада как-нибудь обойдется без него, без Ганса, а ему придется следовать за бригадиром повсюду и следить за порядком вокруг.
Ганс выполнял эту простую работу серьезно и обстоятельно, без всякой суеты. Когда Кича вел какие-то трудные переговоры, он маячил за его спиной как олицетворение той неумолимой силы, которая в нужный момент придет Киче на помощь. Это очень здорово действовало. Молодой телохранитель .экономил бригадиру массу сил и нервов.
Заполучив Ганса, Кича начал менять облик. Если прежде он был похож на маленькую злую собачку, которая может больно покусать, то теперь стал «лакироваться», придавать себе лоск и интеллигентность. Он старался избавиться от блатных словечек, стал сдержанным в жестах. Одежду выбирал очень дорогую, но простую. Сделал стильную прическу.
Кича по-прежнему стремился произвести впечатление сильного и опасного человека, но отныне это была другая сила, другая опасность. Спокойная, но безжалостная. Кича уже сравнивал себя с гангстером, а не с разухабистым русским «братком», какие окружали его каждый день.
— Не вязался бы ты с наркотой, — снова заговорил Кича, отрывая Ганса от раздумий о новой машине. — Деньги и так кругом вертятся, найди что-нибудь поспокойней.
— Все гладкие места заняты, — хмуро ответил тот. — У нас тут ребята тоже не пальцем деланы.
— Мест полно, — жестко возразил Кича. — Хочешь — дам тебе на время вольную в районе, потрясешь барыг с ребятами. Риска меньше.
— Ты ж за барыг свою пайку затребуешь? — усмехнулся Ганс, выруливая на центральную улицу, оживленную даже в это позднее время.
— Затребую, — со вздохом кивнул Кича. — Без этого никак — времена такие.
Машина, доехав до следующего перекрестка, остановилась на светофоре. По стенам домов и деревьям пробежало вдруг фиолетовое сияние. Ганс увидел в зеркале санитарный «рафик», который медленно, но настойчиво пробирался между машинами. Прямо перед стоп-линией он притормозил — водитель, похоже, хотел осмотреться, прежде чем выскакивать на пересечение под красный свет.
Однако уже загорелся желтый, а «Скорая» все медлила. Возможно, заглох мотор. Ганс поспешно включил передачу, чтобы выскочить и занять место впереди «рафика», и не заметил, что тот наконец тронулся.
Раздался скрежет, «Опель» сильно качнулся. Бампер санитарки пропахал глубокую борозду на левом крыле и дверце.
— Твою мать! — прорычал Ганс, выскакивая из кабины. Кича неторопливо выбрался вслед за ним.
— Ну что за дела, а?! — заорал Ганс водителю — высокому русоволосому парню в белом халате, открывшему дверь ему навстречу.
— Уберите, пожалуйста, машину, — вежливо, но твердо попросил Григорий. — Мы везем умирающего в реанимацию.
— Сейчас будет тебе реанимация! — взвился Ганс. — Сам будешь как умирающий! Сначала ответишь за машину, а потом вали куда хочешь!
— Ребята, пропустите! — бесстрашно вступила в разговор Алька. — У нас больной, ему очень плохо.
— А кому сейчас хорошо? — сверкнул глазами Ганс. — Мне, думаешь, хорошо? — Он красноречиво кивнул на помятый «Опель». Затем швырнул в сторону Григория ключи. — На, забирай! Я на битых не катаюсь. А завтра заплатишь.
Ключи ударились о дверцу «рафика» и упали на асфальт, посыпанный снежной крупой.
Кича до последнего момента просто наблюдал.
Ему нравилось, как Ганс, такой спокойный и медлительный, вдруг совершенно преображался, когда начинал решать проблемы с чужими. Это было идеальное качество — человек в нужное время мог переходить в нужное агрегатное состояние.
— Погоди, Ганс, — он взял его за рукав, удерживая на месте. Затем нагнулся и поднял упавшие ключи. — Ребята работают, торопятся, умирающего везут. Может, когда-нибудь и нас так повезут. Пускай они проезжают, а потом будем разбираться. Вы согласны, люди в белых халатах?
— Уберите машину, — снова потребовал Григорий. Он не хотел никаких переговоров и соглашений, сейчас это было неуместно.
У Ганса, как всегда, хватило выдержки не спорить с бригадиром. Он быстро присмирел, вернулся в машину и отогнал ее в сторону. «Рафик» укатил.
Ганс снова вылез, ощупал вмятины.
— Ур-род, блин! — с негодованием сказал он.
— Хорошо, на моей не поехали, — чуть усмехнулся Кича.
— За свою ты ему башку бы снес, — с досадой проговорил Ганс. — А мою сморщили — тебе смешно.
Он обошел вокруг, зачем-то пнул ботинком покрышку.
— Куда я ее теперь такую дену? Ее и не продашь толком.
— Дурак ты, Ганс, — с сожалением произнес Кича. — А еще какие-то дела крутить хочешь.
— Не понял, — удивился Ганс.
— Да вот же перед тобой дело — и денежное, и безопасное. А ты плачешь. Неужели еще не понял, где умные люди деньги на джипы берут?
Ганс еще некоторое время пристально смотрел на Кичу, затем расплылся в ухмылке.
— А ведь точно! — воскликнул он.
Они еще раз переглянулись и весело рассмеялись. Через минуту «Опель» уже как ни в чем не бывало мчался по вечерней улице.
* * *
Некоторое время Григорий вел машину молча, плотно сжав губы. Семеныч изредка поглядывал на него и тоже помалкивал.
Что касается Альки, то она словно забыла о происшествии на перекрестке. Ей было не до того — она в одиночку делала все, чтобы довезти пациента до больницы. Уже в первые пять минут она взмокла, проводя попеременно то массаж сердца, то искусственное дыхание. Обычно эти процедуры делались вдвоем, но сейчас помочь было некому. Семеныч немного «плыл» и не способен был даже покачать подушку.
— Семеныч, что будет, как думаешь? — спросил наконец Григорий.
— Что будет... Платить придется.
— Много?
— Да вряд ли... Машина у них неновая. С другой стороны, ты и не виноват ни в чем, но с этими разве поспоришь?
— А если через суд?
Водитель не ответил, только горестно вздохнул. Снег за окнами, казалось, стал еще злее молотить по корпусу машины.
Едва они въехали во двор «Красного креста», от крыльца больничного корпуса отделилась женская фигура в накинутом поверх халата пальто. Григорий узнал Полину Вожжову из нейротравматологии. Врачом она считалась неплохим, но со своими коллегами обычно не церемонилась.
— Алька, как у тебя дела? — спросил он, пока врач шла к машине.
— Уходит, — отрывисто и с отчаянием ответила та.
— Где, показывайте, — потребовала Вожжова, заглянув в салон. Осторожно тронула голову через салфетку, приподняла веко. — Давление?
— Двадцать на ноль, — с готовностью ответила Алька.
— Опять труп привезли? — Вожжова обвела всех недобрым взглядом.
— Не труп, — насупилась Алька. — Корнеальный рефлекс...
— Да какой еще рефлекс?! Что взяли моду трупы у нас складывать? Посмотрите на него — фиолетовый уже...
Григорий понимал — никому не хочется делать безнадежное дело, записывать на больницу еще одну безуспешную реанимацию, ломать показатели и так далее. Но при этом иногда выпадает шанс из тысячи, что и безнадежного пациента можно вытянуть.
— Нам его обратно на дорогу вывалить? — произнес Григорий.
— Везите в свою БСМП... А вы вообще что?.. Вы — шофер?
— Я врач.
— А шофер?.. — Тут взгляд Вожжовой упал на Семеныча с перевязанным плечом, и она осеклась.
— Пройдите, — она кивнула в сторону крыльца. — Там дежурный.
— Я дойду сам, — Семеныч кивнул Григорию, неловко выбрался на улицу. Там он обернулся. — Езжайте сами на базу. Меня ребята домой добросят.
— Ну, так что? — Григорий в упор посмотрел на Вожжову.
— Несите в приемку, — бросила та и, не сказав больше ни слова, зашагала к крыльцу.
— Ну что, Алина, запряжемся последний раз, — допытался улыбнуться Григорий. — А там и смена кончается.
Он вышел, чтобы открыть заднюю дверь, и тут услышал неподалеку знакомый взволнованный голос.
1 2 3 4 5 6 7 8