Мне, мол, уже на покой пора, жениться
наконец на вами же предназначенной невесте, а не то что за молодыми
девчонками подглядывать... Сказав это, вспомнил Жилло Лизу, и как она
ловко в дверь шмыгнула, и как над ним нагнулась, когда мясо в миску
накладывала, и белую шейку, и тупоносый башмачок из-под тяжелого подола.
Девчонка... да... Вот кабы не шило...
Несется карета по притихшему Кульдигу, а Жилло, переговариваясь с
графом, по сторонам поглядывает. Он же впервые в столичном городе. И
соображает - въехали-то они с графом через северные ворота, а вот
выезжают, как видно, через южные. Невдалеке от ворот - мост через речку
Венту. Что Кульдиг на Венте стоит - это все знают. С моста виден холм с
плоской вершиной, поросший кустарником, что немного ниже по течению, чем
Кульдиг. И про него Жилло слыхал - это Городище. Раньше, леший знает
когда, там деревянное укрепление было. Тогда, когда еще мушкетов с
пистолетами и пушек не придумали, а орудовали боевыми топорами и впрягали
боевых быков в боевые колесницы. А может, еще раньше...
Переехали речку Венту - и повернули к горе, на которой Коронный
замок. Если снизу на него глядеть, да еще вечером, когда на закатном небе
красиво силуэты башен рисуются, - сразу ясно, кто в здешних краях хозяин.
Навис замок над всей долиной, и из его амбразур окрестности, вплоть до
гавани, очень даже любезно простреливаются.
Единым духом поднялась карета по серпантинной дороге и влетела в
замковый двор.
Одна из башен Коронного замка так и называлась Девичьей. Стояла она
угловой - то есть, на ней смыкались под острым углом две стены с
бойницами, и ход в нее был по галереям, которые шли изнутри вдоль этих
стен. Там внизу была большая общая комната, где все девицы шили, вышивали
и кружева плели. Туда же им и поесть с кухни приносили. Рядом - общая же
спальня. И оттуда две особые лестницы еще выше ведут - в две совсем
отдельные спаленки. Словом, берегут вышивальщиц, и про решетки на окнах
тоже не забыли. Увидели их граф со слугой - переглянулись, а перемолвиться
нельзя - карету уже стража окружила, дверцу распахивают, сопровождающим с
запяток прыгать велят.
Ну вот, высадили лекаря, молодой граф со слугой сундучки похватали и
за спиной у него быстренько встали. Графу - баловство, приключение, слуге
тоже интересно стало. Толстый дядька с факелом лекаря по лестнице
сопроводил, на открытую галерею вывел и к башне повел, гвардейцы с
обнаженными шпагами сзади топают. Кабироль с каретой, понятно, во дворе
остался.
Ну, не хуже все, чем в порядочной тюрьме - где слуге, кстати,
доводилось побывать. До того, как к графу наняться, он по горам лазил и
корешки целебные собирал, а растут они на такой высотище, что королевский
замок, вроде этого, с той высоты не больше детской ладошки. Ну и нарушил
чью-то там границу, да еще обвал случился - вот и спустился слуга совсем
даже не в том королевстве, где рассчитывал...
Значит, вводят лекаря в общую комнату. Девицы, увидев, с мест
повскакали. Одеты они... ну, не для выхода в свет, попросту одеты, да к
тому же и камин пылает, дров для мастериц не жалеют, жарко девицам. Кто в
чем, и гостей явно так быстро не ждали. Не у каждой и косыночка на груди
запахнута. Многие в ночных чепчиках. А иные даже юбки сняли, на стульях
развесили. Молодому графу со слугой уж было на что поглазеть! И
черненькие, и беленькие, и рыженькие, и пышечки, и тоненькие, как
тростиночки! На всякий вкус. Но только скривил слуге рожу молодой граф -
не таких замученных увидеть ожидал, по слухам-то они - одна другой краше,
а на деле - видывали мы в нашем захолустье и получше!
И чувствует тут слуга взгляд...
Скашивает он глаза и видит вышивальщицу. Стоит она с платком в руке и
глядит - может, на него, а может, и на молодого графа, но, поскольку
девица красивая, слуге и приятно думать, что все-таки на него. Лекарь мимо
девицы шествует, граф со слугой следом идут. Гвардейцы, естественно, и
спереди, и сзади, причем на девиц уж и не смотрят - привыкли. Поравнялся
Жилло с девицей - тут платочек недошитый у нее из рук выскальзывает и на
пол падает. Жилло бы нагнулся поднять, да обе руки сундуком заняты. А
девица быстренько опускается на одно колено, но не сразу свой платок
берет, а снизу вверх смотрит, и тут уж слуге ясно, что именно на него
глядит.
Шаль у нее легкая на голову накинута и концы по груди крест-накрест,
а из-под шали - коса! Ну, такую косу Жилло и на картинках не видывал. В
руку толщиной и на полу змеиным хвостом легла. Девица шаль свою, впопыхах
накинутую, белой ручкой придерживает, другой вроде за платком тянется, а
сама глядит серыми глазищами из-под тонких бровей вразлет. Ну, соколица,
думает Жилло, соколица сероглазая взлетать собралась!
Но господина лекаря ведут по лестнице наверх, граф молодой - за ним,
и слуге тоже отставать не приходится, потому что иначе гвардеец со шпагой
его подгонять вздумает. Так и прошел слуга мимо коленопреклоненной девицы.
Привели их в одну из тех потаенных спаленок. Одна такая комнатушка -
на трех-четырех девиц, да и то, как слуга заметил, не совсем чтоб на
вышивальщиц. Больная-то, к которой лекаря вызвали, точно вышивальщицей
была, но те две зверообразные старушенции, что вместе с ней обитали, вряд
ли когда тонкую иголку в лапищах своих держали. Одно звание, что слабый и
прекрасный пол. Если такой зверюге позволить бороду с усами отрастить - в
точности тюремный стражник, даже голос менять не придется.
- Добрый вечер, милая девица! - галантно начинает лекарь. - Что же
это такое с тобой приключилось?
Лекарь к ней - со всей душой, а девица отворачивается. И молчит.
Пожалел ее Жилло - совсем она молоденькая, бледненькая, волосы
прозрачные какие-то, выбились из-под серого чепца на лоб двумя прядками.
Но ротик маленький и упрямый. И глаза сердитые. На лице залегли глубокие
тени - то ли от болезни, а то ли от канделябра, в котором горят четыре
толстенные сальные свечи, другого же света в спаленке нет.
Сказать правду, так молчала она битый час на все вопросы и даже на
приказы. А по лицу видно - плохо девушке. Оказалось, второй день не ест,
не пьет, ни слова не говорит. Переглянулись лекарь с молодым графом -
ощупывать надо. Лекарь одеяло потянул - она не дает. Дурацкая картина,
особенно потому, что гвардейцы сурово таращатся. Без гвардейцев, может,
что и вышло бы.
Попросил лекарь гвардейцев убраться на четверть часика - те только
башками помотали. Нет, и все тебе.
- Я так лечить отказываюсь, - заявил тогда лекарь. - Слуги, берите
сундучки со снадобьями и за мной!
Встал он с края постели, где примостился, но тут в грудь ему клинок
уперся.
- Тебя сюда лечить привели, а не норов показывать! - сказал гвардеец,
который покрепче и поглавнее. - Ишь, умный выискался! Думает, раз
лекарства наизусть зазубрил, то и норов показывать может! А у нас все
равны, что лекарь, что дерьмовоз! Лечи, мерзавец.
Опять граф со слугой переглянулись. И понял слуга, что напрасно они
сюда за лекарем увязались. Красавиц-то хваленых увидели, но и
неприятности, того гляди, начнутся основательные.
Лекарь, видно, опять струхнул, даром что с виду - крепостная башня.
Впрочем, и винить его грешно - это граф со слугой в захолустье жили и горя
не знали, а он тут лет уж тридцать, знает, чего бояться...
- Вы, братцы равноправные гвардейцы, языки-то придержали бы, - сказал
лекарь и клинок от груди отвел. - Я не потому лечить отказываюсь, что у
меня норов, а потому, что против этой хворобы другие лекарства нужны.
Видите, сопротивляется девица лечению? Испортили ее, вот что! Порчу на нее
кто-то напустил! А ну, ведите меня к начальнику караульной службы! Пусть
разберется, кто из посторонних здесь дня этак за два побывал!
- Испортили? Так это свои и испортили! - рявкнул гвардеец. - Девчонка
первая вышивальщица, позавидовала какая-то дура! Стой где стоишь! А ты,
Никлас, бегом за капралом! Обыск у девчонок делать надо! Давно пора! Я
знаю, как они порчу напускают, моей сестре как-то напустили! Это и пояса с
заговоренными узлами нужны, и горшки с дохлыми жабами, и прочий ихний
ведьмовской приклад! Живо!
Стоит гвардеец, клинок лекарю в живот уставил, другой тоже руку на
эфес положил, а третий выскочил и вниз по лестнице понесся. Слышно -
пробежал по мастерской и поднялся там переполох! Ну, кто из девиц обыску
радоваться будет?
- Вот так-то, слуги мои, - обратился лекарь к графу молодому и Жилло.
- Не думали не гадали, а прямо в змеиное гнездо попали. Того гляди,
заставят и нас тут ведьм ловить...
И глазами указывает графу со слугой на тех двух жутких старушенций,
которые больную караулить приставлены. И впрямь - как есть ведьмы. Даже
клыки желтые - и те имеются. Однако двум балбесам, молодому графу и слуге,
не до шуток. Не думали, что проказа так несуразно завершится.
Посмотрел Жилло с надеждой на своего графа - а тот растерялся и
приказать ничего путного не может. Да и немудрено - графу-то двадцать лет,
что он, кроме родительского замка и умных книжек, видел? Решил Жилло
вмешаться - себя и господина спасти.
- Может, нам ваши тайные снадобья, господин лекарь, привезти? -
спрашивает. - Раз уж эти не годятся? Все равно ведь вам тут оставаться,
пока девицу не вылечите. Мы бы живенько! Мы бы нашли ларчик, который
велено, а я и один бы его сюда доставил...
То есть, на что он лекарю намекал? На то, что хотел графа своего
отсюда живым и невредимым вывести. Уйти, значит, с ним вдвоем, а вернуться
уже одному.
- Парень дело говорит, - одобрил гвардеец. - Ты, умник, стой на
месте, а ты, парень, держи...
И бляху свою именную, отцепив от поясного ремня, протянул.
- По моей бляхе тебя выпустят и впустят беспрепятственно. Смотри,
потеряешь - насидишься в каземате... Пошел! Лети мухой! Да не оба, одного
хватит.
Жилло графа подтолкнул - мол, хватайте бляху, ваша светлость, и
давайте деру! Но тот окаменел. Лекарь ему мохнатыми бровями знаки делает -
без толку! И дождались все трое - гвардеец чуть не силком Жилло эту бляху
в кулак вжал.
- Который ларчик-то принести, сударь? - жалобно спросил Жилло у
лекаря.
- Малахитовый, что справа на каминной полке!
И показал лекарь слуге тайно здоровый кулак. Уж что этот кулак
означал - Жилло так никогда и не узнал, да, правду сказать, и не пытался.
Пошел Жилло вниз по лестнице и слышит - наверху гвардеец к окну
подошел и кому-то приказал его, Жилло, до лекарского дома и обратно в
карете сопроводить. Делать нечего - придется возвращаться...
Идет Жилло через мастерскую - там ни души, все раскидано, а большая
дверь в девичью спальню - нараспашку. На пяльцах огромных стоячих -
вышивки начатые, корзинки с клубками опрокинуты, цветные клубки
разбежались по полу. Посмотрел на ближайшие пяльцы Жилло - чуть на пол не
плюнул. Девушкам бы цветы вышивать, а не многоцветной нежнейшей гладью -
топор с мотыгой!
Оглянулся графский слуга - и к двери, к косяку на миг прижаться,
посмотреть, что у девиц творится. А там уже вовсю сыскная служба старается
- ищут, чем порчу наводили! Такой кавардак устроили - перины с тюфяками на
дыбы, бельишко девичье убогое - все на виду, только что пух и перья по
воздуху не летают. Но, видно, не нашли еще горшка с дохлой жабой.
Вышивальщицы уж не визжат, не отнимают у сыскной службы вещички свои, а
покорно так встали - каждая, где ее суета эта застигла, и ждут, головы
повесив. Иногда разве что метнется испуганная девушка из угла в угол и там
замрет, словно каменная. Почему, отчего - у нее спроси... Весь шум и гам
сыщики творят.
Поискал Жилло взглядом ту красавицу, что платок уронила. Вроде не
видно, а, может, голову повесила, шаль до бровей опустила, спрятала гордое
лицо? Тут только вздохнуть остается и идти своей дорогой.
И вот проходит Жилло, медленно-медленно и глядя в другую сторону,
мимо дверей спальни к дверям, ведущим на галерею, откуда ему следовало
спуститься во двор и сесть в лекарскую карету. Вдруг на краткий миг
прижалось к нему горячее тело!
- Молчи! Спрячь... - шепнул голос.
И скользнуло что-то мягкое за пазуху.
Глянул Жилло - а это ведь она, соколица сероглазая, что платочек
оброненный у его ног поднимала. Только стоит она уже у стены, прижавшись
спиной, и смотрит на разгром в спальне. Словно и не она его сейчас телом
да дыханием обожгла.
Не замедляя шага, вышел Жилло из девичьей мастерской - а точнее,
вылетел, потому что ног под собой он не чуял. Пропали ноги куда-то и
объявились, треклятые, когда галерея поворот сделала и из перил сломанная
балясина вылезла. Так двинула чуть пониже колена - Жилло сразу понял, на
каком он свете. Спустился, ругая себе под нос треклятую балясину, а тут
его гвардеец, которому из окна башни было приказано, перехватил и пошел
следом.
И были те минуты, что Жилло спускался с галереи в замковый двор и,
сопровождаемый гвардейцем, шел к карете, последними спокойными минутами за
вечер - впрочем, уже и не вечер, дело шло к полуночи.
Кабироль со знакомым стражником языками сцепился - гвардеец на ходу
подхватил его за шиворот и увлек. Потом подбородком на козлы указал -
занимай место, значит. Кабироль встряхнулся и перед тем, как лезть наверх,
к приятелю своему повернулся рукой помахать.
У самой кареты, когда оставалось только дверцу открыть и внутри
поместиться, услышал Жилло из Девичьей Башни шум какой-то несусветный.
Гвардеец, что с ним был, тоже туда голову повернул. А стражник, стоявший
рядом с каретой, и вовсе взвизгнул, тыча факелом куда-то вверх. Задрали
Жилло с гвардейцем головы.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7