Быть может, я схожу с ума, или мне просто не повезло, но я все чаще ловлю себя на мысли о том, что оставаясь один, наконец-то становлюсь самим собой. Это, наверняка, зловещий симптом: признак эгоизма, возможно, шизофрении, мизантропии, результат все усугубляющегося стресса, вызванного моим финансовым банкротством и полным непониманием того, как жить дальше. Как будто что-то подталкивает меня, и никого не хочется видеть. Даже женщин, несмотря на периодически ударяющий в голову первобытный инстинкт продолжения рода. Вот если бы они рождались глухонемыми. Или, хотя бы, умными. Пусть даже будут самыми отпетыми стервами, пусть ругаются, швыряются тарелками, дерутся, но пусть с ними хотя бы изредка, скажем, раз в неделю, будет интересно разговаривать!
И хватит корить себя за эту дурацкую историю. А, может быть, я не прав? Кто знает, может быть я показался этой очкастой Рите таким же спасением от опостылевшей жизни, как и она мне в тот, первый вечер? Разве я виноват, что ничего из этого не получилось?
Телефон. Как я тебя не люблю, бездушный пластиковый аппарат. Что ты принесешь мне на этот раз? Наверняка это звонит Рита, остановилась у какого-нибудь супермаркета, или на заправке. У нее запоздалое раскаяние, или, еще хуже: сейчас она выскажет мне все, что обо мне думает. Я сломал ее жизнь. Разрушил загнивший семейный рай. Не оправдал надежд, оказался самовлюбленным эгоистом. И буду за это в аду вариться в кипящей смоле. Может быть, не брать трубку?
– Привет… – Я ошибся в своих прогнозах, звонил Максим. – Слушай, тут у меня крупные неприятности с бизнесом, я уезжаю, по крайней мере недели на две. – Он тяжело дышал, как будто запыхался от бега.
– А… – протянул я. – Привет. Слушай, Максим, ты случайно не знаешь, когда мы получим деньги? Как там Иван Ренатович?
– Мне сейчас не до того. А насчет денег ты сам ему позвони, ладно? Запиши телефон…
– Записываю, – меня неприятно поразило то обстоятельство, что Макс слегка попискивал, как будто рядом с трубкой скулил обиженный щенок.
– Так что стряслось, если не секрет?
– Долго рассказывать. Ладно, если я вернусь, дам тебе знать. – Максим взвизгнул, и мне показалось, что он до смерти чем-то напуган. – Может быть, недели через две–три. Не знаю…
Черт побери! Исчезновение Макса было мне весьма некстати. Я как-то наивно надеялся, что все дела с Иваном Ренатовичем он закончит сам, а мне лишь останется получить деньги на тарелочке с голубой каемочкой. Но, видимо, не тут-то было… Ну, что же поделать, главное в нашей жизни – иметь хоть какую-нибудь надежду на лучшее. Смущала лишь расписка на космическую сумму, неосмотрительно выданная партнеру.
Телефон Ивана Ренатовича не отвечал. Вернее, телефона этого более не существовало в природе – механический голос автоответчика объяснял мне, что номер отключен. Максим исчез основательно, самое забавное, что его телефон тоже был на днях выключен телефонной компанией.
В ближайшее воскресенье я решил подъехать к дому, в котором Макс хранил сушеных осьминогов. Еще свернув с центральной улицы, я почувствовал неприятный укол в сердце: казалось, мой маршрут был размечен воткнутыми в землю плакатиками со стрелками. На плакатиках было написано: «Дом на Продажу». Ну, правильно, вот здесь надо свернуть направо. А вот и тупик, в котором…
Из дома, который еще недавно принадлежал Максиму, вышел какой-то совершенно незнакомый мне человек в костюме с галстуком.
– Вы по объявлению? – сухо обратился он ко мне. Затем он торжественно воткнул в Максову лужайку плакат с гордой красной надписью наискосок: «Продано».
– А где бывший хозяин? – испуганно спросил я.
– Уехал куда-то в Латинскую Америку, кажется. – агент лениво зевнул. – Так что, извините, вы опоздали. Знаете, рынок сумасшедший, стоит только дать объявление, в тот же день выхватывают из рук, да еще торгуются. Гонкконгская волна, что поделать.
– Какая волна? – Я ничего не понимал.
– Гонк… Конг. – Агент зевнул. – Их недавно к Китаю присоединили, вот те кто мог и рванули на Запад. А денег выше крыши, там однокомнатная квартира стоила почти миллион, так что местные цены кажутся им смешными. Вот и с этим домом та же история: за четыре часа сто с лишним предложений поступило, продали на триста тысяч дороже, чем объявили. Несмотря на вонь.
– Какую вонь?
– А черт его знает, сгнила какая-то дрянь, кальмары, что ли, так что запах до сих пор не выветрился. Но дом неплохой, крепкий. Лет пять-шесть еще простоит, а может быть и больше. Кстати, вот вам моя визитная карточка, надумаете покупать – звоните.
– Спасибо, – я понял, что мне пора сматываться.
Господи, что же это такое, что стряслось? Наверняка Макс запутался в своих куплях и продажах, недоплатил налоги, и решил забрать все что есть и уносить ноги подобру-поздорову. А вдруг… – Страшная эта мысль пронзила мое сознание – вдруг он забрал и мои деньги? Ну да, взял все, что оставалось, и концы в воду. Черт побери!
И решил я заехать домой к Ивану Ренатовичу и дождаться его, хотя и боязно мне было соваться во все эти дела.
Дом стоял все на том же месте, и, какая удача, по лестнице как раз спускалась энергичная дама на каблучках.
– Простите, – я не знал, на каком языке к ней обращаться.
– Да? – женщина явно была коренной американкой.
– Я разыскиваю хозяина этого дома. Вы не могли бы подсказать…
– Артур, – дама подозрительно посмотрела на меня. – Артур, к тебе пришли.
– Слушаю вас, – моложавый, спортивного вида джентльмен выглянул на улицу.
– А… Извините, я ошибся. А где господин Фаритов?
– Вы имеете в виду русского, который у нас снимал дом?
– Да, вероятно, – я почувствовал себя круглым дураком.
– Он еще пару недель назад уехал. Видите ли, мы провели несколько месяцев в Европе, а этот господин предложил неплохие деньги…
– Извините, – руки у меня начали дрожать. – Это какое-то недоразумение, извините еще раз.
Ну, вот и все. Так мне и надо. Все крупные современные состояния нажиты нечестным трудом. Ну и слава Богу, теперь я предоставлен только сам себе. – У меня начался приступ истерического смеха, и не прекращался минут сорок, пока я ехал по автостраде. Потом меня охватило отчаяние.
Я с трудом доехал домой, сел на кровать, и тупо уставился в пол. На улице светило солнце, там ездили машины, ходили студенты в шортах, цвели деревья. Через пару месяцев у меня закончатся все возможные и невозможные кредиты, и придется объявлять себя банкротом. Если доживу, не сопьюсь, не потеряю работу и не заболею. Тогда будет совсем хана.
Зачем я живу? Зачем цепляюсь за мучительное каждодневное существование, с трудом просыпаюсь по утрам, бреюсь затупившимся лезвием, разбираю конверты с бесконечными счетами, которых за неделю накапливается столько, что они не помещаются в маленькую плетеную корзинку, типа тех, с которыми когда-то ходили за грибами? Плоды жизни, эти отвратительные бумажки с фиолетовыми цифрами, накручивающие цифры будто сломавшийся счетчик такси. Минута, еще минута, и крутятся центы, отсчитывая доллары. Одна ночь, бессонная, прерываемая кошмарами, обходится в пятнадцать монет. День, проведенный на работе – еще в пятнадцать. За сутки набегает еще тридцать долларов за проценты, растраченные на проживание по кредиткам. Вечером мне хочется есть. Ботинок мой начал рваться по шву, машина, как назло, то и дело пугает меня не обещающим ничего хорошего скрежетом. Два раза в неделю я вынужден заправлять ее бензином. Финансы мои напоминают сорванный бачок унитаза, в который впадает ржавая струйка воды, тем временем, как сквозь разорванную резиновую помпу несется бурный поток, исчезающий в канализации. Неужели жизнь моя закончена, отныне и навсегда?
Ну что же, завтра все-таки на работу. Так больше жить нельзя… Я стал бояться темноты и одиночества, нервы мои расстроены. Может быть плюнуть на все и вернуться в Россию? Уехать куда-нибудь в глухомань, поселиться в избушке… И приснились мне прохлада, звенящий осенний воздух с сиреневыми паутинками, лесная опушка, прелые осенние листья, торчащие из-под них чернушки…
Задребезжал телефон. Как-то гадко, нехорошо он звонил.
Звонки бывают разными. Мягкими, словно чуть-чуть сонными. Резкими, будто ругань начальства. Режущими слух, как нелепая история, рассказанная предающей тебя женщиной. Беззвучными, как те звонки, совершаемые уставшими служащими различных банков, задача которых – протараторить в течение тридцати секунд рекламу очередных жульнических услуг, и повесить трубку.
Этот звонок был неприятным. Я не знал, как описать это ощущение, но от пластиковой трубки распространялись липкие, фиолетового отсвета миазмы.
– Алло? – Я испуганно поднял трубку.
– Саша? – Заговорили со мной по-русски, это уже само по себе не предвещало ничего хорошего. Голос звонившего, судя по всему, довольно молодой, был мне незнаком.
– Да. – В горле у меня пересохло.
– Значит так. Мы с тобой, сука, долго разбираться не будем.
– Что? – От неожиданности я потерял дар речи.
– Что слышал. У тебя два выхода: или возвращаешь нам тридцать тысяч, или мы тебя убьем.
– Убьем? Какие тридцать тысяч? Чего? Кому? – прохрипел я.
– С тебя тридцать штук, так что гони долг, иначе тебе будет плохо.
– Да вы что, с ума сошли? Какой долг? Я ни у кого ничего…
– Меня не колышет. С тебя налог причитается.
– Какой налог?
– Отстегивать надо! Как хочешь, мы шутить не будем. Деньги – через неделю.
– Алло? Алло? – Руки мои похолодели, а легкие сдавило спазмом. Судя по ужасу, охватившему мое тело, казавшаяся столь заманчивой всего несколько минут назад мысль о смерти, отнюдь не устраивала мою слабую плоть. Напротив, побеление кожи сменилось резким ее покраснением, перешедшим в противную нервную дрожь.
– О Боже, да что же это за бред такой, – сна как не бывало. Я вскочил с постели, метаясь по комнате, потом вспомнил, что если набрать специальный номер, то телефонная компания сообщит о том, кто мне звонил…
Куда же он делся, этот желтый, неподъемный телефонный справочник. Черт, где же эта страница? Все что угодно и на все случаи жизни. Первая помощь при укусе ядовитой змеи. Что делать, если вас изнасиловали. Куда обращаться при отравлении наркотиками. Все то же самое на китайском. На испанском. Ах, ну да, вот же оно: да здравствует цивилизация, телефонные компании. Так, звездочка, шесть, девять, три…
– Алло! Алло! Спасите наши души…
– Добро пожаловать в телефонную компанию. – Жизнерадостный и размеренный голос автоответчика не то успокоил, не то вывел меня из себя. – Сотрудники нашей компании всеми силами стремятся помочь вам в разрешении ваших проблем. Только в прошлом году намного возрос объем запросов по установке новых средств связи, улучшилось обслуживание абонентов…
– Ну скорей же ты, – зубы у меня стучали.
– Пожалуйста, прослушайте следующее сообщение и сделайте ваш выбор. Если ваша телефонная линия не работает, нажмите кнопку «один». Если на ваш номер поступают звонки, предназначенные посторонним людям, нажмите «два»… Если вы хотите сообщить о злоупотреблениях, несанкционированных счетах, либо звонках, совершенных с вашего номера, нажмите «три». Если на ваш телефонный адрес поступают звонки угрожающего содержания, нажмите «четыре»…
– Ну, наконец-то, – я нажал на кнопку.
– Пожалуйста, ждите. – Голос сменился на женский, и в трубке заиграла радостная, совершенно неуместная в подобной ситуации, музыка. Мелодия была знакомой, я слышал ее в детстве и в юности. Этими радостными, жизнеутверждающими и одновременно тревожными аккордами, начиналась в Брежневские времена, ровно в девять часов вечера программа «Время». Георгий Свиридов, или как его, незаметно проник на Американский континент, убеждая меня в справедливости теории конвергенции, раскритикованной советскими философами.
Я терпеливо ждал.
– Извините за задержку. Наша телефонная станция испытывает необычно высокий объем звонков от абонентов. Спасибо за вашу выдержку и терпение, еще немного, и наш оператор соединится с вами. – В трубке снова заиграла музыка.
– Время, вперед… Какой еще, к дьяволу, объем звонков в три утра! – чертыхнулся я, полностью потеряв ориентацию во времени и в пространстве.
– Вы не знаете, как расплатиться с долгами? – мужской голос произнес эту фразу неповторимым, проникновенным баритоном. – Обратитесь к финансовым специалистам фирмы «Маркс энд Кауфман». К вашим услугам будут предоставлены десятки профессиональных консультантов, которые…
О, Господи, Маркс был плодовит. Маркс и Спенсер, знаменитые европейские магазины. Теперь еще Маркс и Кауфман. Счастье какое-то, что не Каутский, а то бы совсем можно было сойти с ума.
В трубке щелкнуло.
– Наш оператор соединится с вами через несколько секунд. В целях повышения качества обслуживания, Ваш разговор может быть записан на пленку…
– Ну, ну… – я нетерпеливо заходил по комнате.
– Фирма «Маркс энд Кауфман» поможет вам расплатиться с долга…
В трубке что-то захрипело.
– Спасибо за звонок, – это был уже третий или четвертый автоответчик, на этот раз разговаривающий голосом пожилой, и явно недоброй женщины. – Наш офис закрыт. Мы работаем с понедельника по пятницу, с девяти утра до пяти тридцати вечера. Ваш звонок чрезвычайно важен для нас. Пожалуйста, перезвоните в рабочие часы. В случае экстренной необходимости, связанной с угрозой для жизни, звоните по телефону девять-один-один…
– Господа Бога Душу Мать! – выругался я в сердцах, услышав частые гудки.
В полицию, конечно, звонить было бесполезно, в лучшем случае надо мной бы просто посмеялись. Спать я уже не мог, куря сигарету за сигаретой и судорожно пытаясь осмыслить происшедшее. Что за бред? А может быть, это – ошибка? Ну да, ошиблись номером. Впрочем, какова вероятность того, что в самом сердце Калифорнии мне вот так вот запросто позвонят, разговаривая на чистом русском языке, правильно назовут мое имя… А что? Жил же я в квартире, в которой до нас тоже жил русский, и тоже Саша? Да Сашей всяких в России было видимо-невидимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27