или что такое красота? или свобода? или добродетель? – если вопрос, как нам жить? – тогда разум не дает ответа или дает разные ответы. Так что здесь что-то не так. Божья искра в человеке – это не разум, а что-то иное, это какая-то интуиция, или видение, или, может быть, минута вдохновения, переживаемая художником…
Михаил. Dahin! Dahin! Lass uns ziehn! (Он переводит специально для Белинского, умышленно стараясь его унизить.) «Туда, туда лежит наш путь», Белинский.
Александр (учтиво). А, так вы сами по-немецки не читаете?
Белинский. Нет.
Александр. А-а. Но, я полагаю, вы знаете французский.
Белинский. Ну… в общем…
Александра усмехается, прикрывая рот рукой.
Taтьяна (защищая его). Виссариону не позволили закончить университет.
Варвара. Почему не позволили?
Любовь. Мама…
Варвара. Я только спросила.
Татьяна. Он написал пьесу против крепостного права.
Пауза. Варвара поднимается и, исполненная чувства собственного достоинства, уходит в дом.
Михаил (тихо, Татьяне). Дура.
Александр (учтиво, сдерживая себя). У меня в имении пятьсот душ, и мне нечего стыдиться. Помещик – покровитель и защитник всех, кто живет на его земле. На наших взаимных обязательствах держится Россия. Настоящая свобода – здесь, в Премухине. Я знаю, есть и другая. Я сам был во Франции во время их революции.
Белинский (сконфуженно). Да… да… позвольте мне… Статья моя не о свободах… само собой разумеется. Где это видано, чтобы в России такое печатали? Я пишу о литературе.
Михаил. Ты сам сказал, что у нас нет литературы.
Белинский. Об этом я и пишу. Литературы у нас нет. У нас есть несколько шедевров – да и как им не быть – нас так много: время от времени великий художник объявится и в куда меньшей стране. Но как у народа, литературы у нас нет, а то, что есть, – не наша заслуга. Наша литература – это бал-маскарад, куда каждый должен явиться в костюме: Байрона, Вольтера, Гете, Шиллера, Шекспира и всех остальных… я не художник. Моя пьеса была не хороша. Я не поэт. Стихи не пишутся усилием воли. Все мы изо всех сил стараемся подчеркнуть свое присутствие, а настоящий поэт неуловим. Можно попытаться подсматривать за поэтом в момент творения – вот он сидит за столом, рука с пером неподвижна. Но едва перо двинулось – и момент упущен. Где он был в это мгновение? Смысл искусства – в ответе на этот вопрос. Открыть, понять, узнать, почему это происходит – или не происходит, – вот цель всей моей жизни, и цель эта не так бессмысленна в нашей стране, где нельзя говорить о свободе, поскольку ее нет, а о науке и политике тоже нельзя по той же причине. У критика здесь работы вдвойне. Если можно узнать хоть какую-то правду об искусстве, то что-то можно понять и о свободе, и о политике, и о науке, и об истории, поскольку все в этом мире движется к единой цели, и моя собственная цель – лишь часть этого общего замысла. Вы можете смеяться надо мной, потому что я не знаю ни немецкого, ни французского. Но я бы понял суть идеализма, даже если бы всадник на полном скаку прокричал мне в окно хоть одно предложение Шеллинга. Когда философы начинают рассуждать как архитекторы – спасайся, кто может – наступает хаос. Стоит им начать устанавливать правила красоты – кровопролитие неизбежно. Когда совершенное общество решают строить по законам разума и умеренности – ищите убежища у каннибалов. Потому что ответ не ждет нас, как Америка Колумба. Мировая идея говорит языком человека. Когда внутренняя жизнь народа, из поколения в поколение находит свое выражение в бессознательном творческом духе своих художников, тогда возникает национальная литература. Потому у нас ее и нет. Да вы посмотрите на нас! Гигантский младенец с крошечной головой, набитой преклонением перед всем иностранным… и огромное беспомощное тело, барахтающееся в собственных испражнениях, материк рабства и суеверий – вот что такое Россия – удерживаемая полицейскими осведомителями и четырнадцатью рангами ливрейных лизоблюдов – откуда здесь взяться литературе? Народные сказки и иностранные влияния – вот наш удел – падать в обморок от подражаний Расину и Вальтеру Скотту – наша литература не более чем модное развлечение для благородного сословия – вроде танцев или карт. Как это произошло? Почему с нами приключилась эта беда? Потому, что нам не доверяли взрослеть, с нами обращаются как с малыми детьми – и мы стоим того, чтобы с нами обращались как с детьми – пороли за дерзость, запирали в шкаф за непослушание, оставляли без ужина – и не смей даже мечтать о гильотине…
Речь Белинского уже давно становилась все более взволнованной, горячей и громкой. Александр единственный из всей словно оцепеневшей семьи, кто делает попытку возразить.
Да – я сбился с мысли – черт возьми… извините меня… со мной это всегда случается!.. Я забываю, что я хочу сказать. Простите, простите… (Начинает уходить, но возвращается.)
Каждое произведение искусства – это дыхание одной вечной идеи. Вот. Остальное неважно. Каждое произведение искусства – дыхание одной вечной идеи, которую Бог вдохнул в сознание художника. Вот где он был в это мгновение. (Он опять поворачивается, чтобы уйти, и опять возвращается.) У нас будет своя литература. Какая литература и какая жизнь – это один и тот же вопрос. Наша нынешняя жизнь оскорбительна. Но мы произвели на свет Пушкина и теперь вот Гоголя. Извините меня, мне не по себе.
На этот раз он уходит в дом. Через мгновение Татьяна вскакивает и следует за ним.
Варенька (пауза). А кто такой Гоголь?
Александр. Мы пропустили заход солнца. (Михаилу.) Если господин Белинский – литературный критик, то им был и Робеспьер.
Рассерженный Александр уходит в дом. Слышно, как плачет годовалый ребенок. Варенька встает.
Александра (с нетерпением). А мне можно с тобой?
Варенька. Я иду переписывать письмо.
Варенька и Александра уходят в дом.
Любовь. Ты возьмешь меня в Москву, когда Николай вернется с Кавказа?
Михаил (у него вырывается крик). Ох, Люба! Куда же мне податься?
Он начинает плакать и уходит. Любовь идет за ним в дальнюю часть сада.
Любовь. Что это? Что произошло?
Михаил. Все это впустую – этот мошенник увел у меня Татьяну, и внутренняя жизнь ни черта не помогает.
Белинский выходит на веранду с письмом в руке.
Белинский. Я как в воду глядел! «Телескоп» запрещен! Закрыт! Надеждин арестован.
Михаил (иронично). Иллюзия! – все только иллюзия.
Белинский (с недоумением). Нет… полиция устроила обыск у меня в комнате. Я должен ехать в Москву.
Михаил. Да – мы должны уехать отсюда – уехать! – в Москву!
Он уходит. Белинский возвращается внутрь дома.
Любовь. В Москву!..
Она выходит вслед за Михаилом. Выстрел спугивает ворон с голых деревьев зимнего сада… накладывается на следующую сцену. Неожиданно из дома раздается горестный крик.
Январь 1837 г
Внутри дома. Александра в состоянии романтического отчаяния, сжимает в руках письмо на нескольких страницах. Татьяна и вслед за ней Варенька торопливо входят в комнату.
Александра. Тата… Любовь получила письмо от Николая.
Татьяна. Я посмотрю?
Александра взмахивает письмом, изображая экстаз. Татьяна берет письмо и начинает читать, передавая страницу за страницей Вареньке.
Варенька. Мишель тоже написал.
Александра (театрально). Пушкина отвезли домой, и весь следующий день он провел между жизнью и смертью.
Три сестры собираются вокруг кушетки, на которой лежит Любовь, обложенная подушками. Варенька достает из кармана письмо и передает его Любови.
Варенька. От Михаила. (Нежно.) Как ты себя чувствуешь?
Александра. Можно посмотреть?
Любовь начинает читать письмо Михаила, передавая страницу за страницей Александре, в то время как конец первого письма – от Станкевича – переходит от Татьяны к Вареньке. Александра передает страницы письма Михаила Татьяне, которая возвращает их Вареньке. Варенька возвращает письмо Станкевича Любе. Страницы писем переходят из рук в руки.
Татьяна. Его убила жена – это так же точно, как если бы она сама в него стреляла.
Александра. Просто как в романе – может, они даже были друзьями, как Онегин с Ленским.
Татьяна. Дура – Онегина-то как раз и не убивают.
Александра. Сама дура! – его вполне могли убить.
Татьяна. Но не убили, а Пушкина убили.
Варенька (читает). Как это похоже на Николая.
Любовь. Что похоже на Николая?
Варенька. Пушкина убили на дуэли, и все это сводится к трагедии женщины, неблагоразумно вышедшей замуж. Между строк Николай всегда отталкивает тебя. Так же как и в тот раз, когда он пошел на «Гамлета» и во всем оказалась виновата Офелия…
Встревоженные Татьяна и Александра немедленно прекращают свой спор.
Александра, Татьяна. Михаил пишет – да, Михаил пишет…
Варенька (взрывается). Мне нет дела до того, что пишет Михаил! (Начинает плакать.) Михаил называет моего мужа животным. Это он мне говорит. Это неправильно. С точки зрения нормальных людей Дьяков не сделал ничего плохого. Во всем виновата я одна. Я решила просить у него прощения.
Варенька хочет уходить, но Любовь задерживает ее, тоже в слезах.
Любовь. Ох, Варенька, Варенька… и ты пожертвовала собой ради меня… (Не слушая протестов Вареньки.) Да – твой брак в обмен на мой, вот почему отец тогда отступил.
Татьяна (сквозь слезы, настаивая). Михаил говорит, что любовь Николая к Любе преобразила его внутреннюю жизнь.
Александра (вторя ей). Он говорит, Люба – его идеал.
Варенька (кричит). Убирайтесь! Идите спать!
Татьяна и Александра от изумления подчиняются.
Александра (уходя). А мы-то в чем провинились?
Уходят.
Любовь. Ты не веришь, что он любит меня?
Варенька. Меня там не было. Чем вы занимались в Москве?
Любовь. Мы играли фортепьянные дуэты.
Варенька. Ну, это хоть что-то.
Любовь. Он не просил бы ему писать, если бы…
Варенька. Тогда почему он не сделает тебе предложения, вместо того чтобы читать тебе лекции, как немец?
Любовь. Он едет домой, чтобы просить у отца благословения…
Варенька. А потом он едет за границу!
Любовь. Ему необходимо уехать, он болен, он должен уехать на воды.
Варенька. Почему он не может жениться и взять тебя с собой? Тебе воды нужны не меньше, чем ему.
Любовь. Что ты имеешь в виду?
Варенька. Ты знаешь, о чем я.
Любовь в отчаянии отстраняется от нее, не соглашается.
Любовь. Не знаю, не знаю! Не смей так говорить! (Начинает кашлять, задыхается.)
Варенька (обнимая ее). Люба… Люба… Прости… тсс… ну, ну, моя хорошая, прости меня за все, что я наговорила. Ты поправишься, и Николай вернется, и вы поженитесь… Я знаю, вы поженитесь…
Весна 1838 г
В саду устроен костер, которого нам не видно. Крепостной носит дрова. Другой выносит из дома провизию, посуду, складные стулья, подушки и т. п.
Варвара появляется со стороны пикника, складывая кружевное покрывало. Татьяна, торопясь, выходит из дома. Она в праздничном настроении, в руках у нее таз с длинной ручкой.
Варвара. Люба готова?
Татьяна. Она идет. Ее карета подана!
Варвара. Это еще для чего? Ты сожжешь ручку.
Татьяна. Не сожгу. Это то, что нужно. Где Михаил?
Варвара. Объясняет что-то отцу.
Татьяна. Только не это!
Татьяна уходит к костру. Крепостная девка – та, что позволила козе сжевать пуговицы, – выходит из дома со свернутым ковром. Проходя мимо, Варвара между делом дает ей затрещину.
Варвара. Кружевную скатерть – скатерть! – а не покрывало с моей кровати!
Варвара уходит в дом. Девка выходит вслед за Татьяной.
Александр и Михаил выходят из дальней части сада, но не от костра, с букетами лилий и белых цветов, которые они собрали. У Александра в руках журнал «Московский наблюдатель» с зеленой обложкой.
Михаил. Сельское хозяйство? Да я скорее удавлюсь, чем буду изучать сельское хозяйство. А вот после трех лет в Берлине меня могут сделать профессором. Я к этому готов. С Фихте меня занесло – признаю, Фихте хотел избавиться от объективной реальности, но Гегель показал, что реальность нельзя игнорировать, понимаешь, отец.
Александр отдает Михаилу журнал.
Александр. Ты просто сменил волынку. Все это, может быть, и подходит Робеспьеру – быть редактором ежемесячного Московского пустомели, я его поздравляю, первый русский интеллектуал из среднего класса, но у дворянина есть свой долг – заниматься поместьем.
Варенька выходит из дома с двумя бутылками красного вина и маленькой корзинкой с лимонами и пряностями.
Михаил. Белинский оказался совершенным эгоистом. Мой долг – это самовыражение. От меня зависит будущее философии в России.
Варенька. Музыканты готовы.
Александр. Мы несем цветы.
Михаил идет вслед за Александром в дом.
Mихаил. Две тысячи в год в счет моего будущего наследства, даже полторы тысячи, отец… я в безвыходном положении…
Варенька направляется к костру. Ей навстречу идет Татьяна, которая берет у нее бутылки с вином и корзинку.
Татьяна. F?te champ?tre! Как она выглядит?
Варенька. Восхитительно! Как невеста. Александра ее причесывает.
Татьяна. Все будет прекрасно. Только уведите Михаила от отца, пока он…
Варенька. Да! Да!..
Татьяна спешит к костру. Варенька спешит в дом – слишком поздно.
Из дома доносятся громкие крики Александра: «Нет! Довольно!» Он входит в комнату. Михаил плетется за ним, уже без цветов. Варенька останавливается перед дверью и слушает их.
Александр (сердито). Свою жизнь ты растрачивал попусту, вытягивая деньги из друзей и посторонних, да так, что твое имя теперь стало символом обманутого доверия и просроченных счетов. Своих сестер ты отвратил от света отеческой любви и забил им голову либеральной софистикой, которая рядится в идеализм. Своей привычкой совать нос в чужие дела ты разбил им жизнь, как ребенок разбивает яйцо, лишь бы досадить своей няньке. Любовь уже давно была бы замужем за благородным человеком, который любил ее. Вместо этого она обручена по переписке с инвалидом, который, очевидно, не может попить нашей воды даже ради возможности видеть свою будущую жену. Татьяну ты защищал от ее единственного жениха графа Соллогуба так, словно он турок, который намеревается украсть ее.
Пока Александр говорит, он выходит на веранду, где в поле его зрения попадает Варенька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29