Но сейчас надо было срочно распутать трудные загадки.— Артур, ты, конечно, думаешь о ропухах? Давай думать вместе.— Видишь ли, Казимеж… Да, о ропухах. И о себе. Даже больше о себе. Одно связано с другим.— Разъясни эту связь. Я ведь мало знаю о тебе. Только то, что надо знать о любом члене экипажа.— Основное, стало быть, знаешь.Он все-таки стал рассказывать. Главное о нем я и вправду знал. Он был выпущен из университета физиком, собственно, астрофизиком — так значилось в его дипломе. И диплом свидетельствовал не только о том, что Артур усвоил пропасть специальных знаний и должен в дальнейшей жизни опираться на них, — ещё больше диплом говорил об его увлечениях. Николай часто острил: «Физические поля — не поле деятельности Артура, а почва, на которой произрастает его душа». Николай мог бы сказать и сильней: физические поля и частицы были для Артура не профессией, а страстью. Он признался, что даже в снах в пору учения в образе живых существ появлялись физические законы и затевали головоломные переплясы, мучившие наяву физические загадки: сны были незаурядно учены! В Артуре видели педанта, а он был одержим.Посматривая на него с уважением, с ним общались с опаской. Иметь дело с выдающимися людьми всегда трудно. Николай так объяснял мне свои взаимоотношения с Артуром: «Он, конечно, гениален, но мы с Жаком научились это терпеть. Ты потом тоже сумеешь сносить его гениальность. Нелегко, но что поделать?».Никого не поразило, что наиболее полную теорию пространств иных измерений дал именно Артур. От него ожидали крупных научных свершений — он осуществлял, чего ждали. И никто, в том числе и сам Артур, не сомневался, что уже в первом рейсе он детально изучит физику иномиров, так по расчёту не похожую на физику космоса.Физика и впрямь оказалась иной. Артур сосредоточенно анализировал её, шагая с нами по разным странам, открывшимся из загадочного купола. Но, хоть и иная, физика была проста. Её легко было описать простыми понятиями, изобразить несложными математическими структурами. Логика дзета—мира была куда запутанней — и с той же всеодержимостью внутреннего увлечения. Артур, оставив логику дзета—пространства, предался анализу мышления вариалов. Он не увидел в том отступления ни от душевных стремлений, ни от официальных заданий. Физика переплелась с логикой, нельзя разобраться в одном, не постигнув другого. Он и не подумал удивляться смене своих влечений.А сейчас, с томлением всматриваясь в искарикатуренный городской пейзаж, Артур удивился себе. Физика страны ропухов была необыкновенна, но проста, с ней надо было лишь один раз встретиться, чтобы сразу понять. И логика местных жителей тоже не захватила, она была элементарней той, что определяла жизнь вариалов, — нечто среднее между логикой людей и трансформирующихся обитателей живого города. И единственным, чего он теперь не понимал, была социальная жизнь ропухов. Как появилось такое общество? Почему оно появилось?Ни в школе, ни в Академии Артура не интересовали курсы древней истории, описывавшей, как трудно нарождалось на Земле общественное единство. И когда знаменитые астронавты рассказывали готовящимся в космическое странствие юнцам о дальних звёздах, он выспрашивал о температурах, тяготении, кривизне пространства, потенциалах и ускорениях, физическом облике встреченных живых существ, но сразу остывал, когда речь заходила о формах их общежития. Социальными законами занимался Жак, это была его сфера. «Скучные у тебя, Жак, интересы», — иногда снисходительно объявлял другу Артур. И было странно теперь самому, что в стране ропухов, отдыхая от опасного знакомства с диктатором, он вдруг понял, что по-настоящему здесь интересно лишь то самое, от чего он всегда открещивался: не математика, не физика бытия, нечто совсем иное — как живут эти электрические существа, почему они так живут? До сих пор ревниво оберегая свою самостоятельность, он старался один добраться до решения всех загадок — эта не поддавалась, эту нельзя было одолеть в одиночку.— Я бы поделился с тобой своими мыслями о ропухах, — сказал Артур, — только в двух словах не могу, а ты не любишь длинных речей.— Я уже притерпелся к твоим длинным речам, — успокоил я его.Он опять начал с факта, установленного наиболее твёрдо: в дзета—мире любая взаимозависимость принимает иную внешнюю форму, чем в предметном мире, хотя и там и здесь физические законы аналогичны. Допустим, что некогда у ропухов появился диктатор, подчинивший своей воле сограждан. На Земле духовная власть такого диктатора ограничилась бы растлением психики подданных, а физически уничтожали бы непокорных материальные средства его власти — тюрьмы, концлагеря, газовые камеры… Но в мире текучих внешних форм и мощных внутренних связей диктатор мог непосредственно, грубо энергетически ухватить души и тела. Поведение подданных попадало в такое всеобъемлющее подчинение владыке, что постепенно все их действия, до мельчайших житейских отправлений, становились следствием его решений. Так в дзета—мире подданные диктатора становятся физическими членами его тела, навечно прикованы к нему энергетическими цепями. Они же являются и его пищей, кровожадный диктатор существует, лишь пожирая их. И ропухи, погибшие на наших глазах, были, очевидно, его жертвами — диктатор мгновенно превращал их внутренности в заряды и пополнял ими своё могущественное тотальное поле. Что же до ладарей, то они, вероятно, в пищу диктатору непригодны и потому приспособлены для функции воинов и надсмотрщиков.Рассуждения Артура о природе общества ропухов привлекли внимание Николая и Жака. Николай придвинулся, Жак, словно проснувшись, приподнялся и сел. Некоторое время мы все молчали. Если Артур не заблуждался, борьба за освобождение пленённого вариала становилась чрезмерно опасной. Я сказал:— Не могу утверждать, что ты меня полностью убедил, но в качестве рабочей я твою гипотезу принимаю. Какой из неё вывод?— Мой вывод: скорее убираться! Излучение Тода так дьявольски велико, что наши защитные оболочки едва не пробило. И он ощутил наше присутствие. К следующей встрече он приготовится лучше. Мне не улыбается превратиться в сочлена его общества.— Мы можем и не приближаться к нему, — возразил Жак. — Разве нельзя обойтись без прямого общения с Тодом?— Это невозможно, Жак! Вспомни, как погиб ропух, когда Казимеж приветствовал его, и как обрушилось здание, когда Николай похлопал рукой второго ропуха. Нам тогда эти ответные действия показались лишёнными логики. Но логика здесь была: сам Тод реагировал на наше воздействие на его члены и реагировал по-своему, а не как ропухи, будь они самостоятельны. Нет, друзья, с кем бы мы здесь ни общались, мы всегда будем иметь дело с Тодом, а это слишком опасно. Мы не вправе рисковать судьбой первой трансмировой экспедиции.— Иначе говоря, Артур, ты отказываешься спасти Иу? — сказал Николай.— Нет, я отказываюсь губить экспедицию.— Ты с другим настроением вступал в эту страну.— Я не знал, какими опасностями грозит эта страна.Я не спешил объявлять своё решение. Колебавшийся Жак спросил вариала, верит ли он в спасение Иу. Вариал ответил, что до сих пор никто попавший в эту страну обратно не возвращался. Жак грустно поглядел на мрачного Николая.— Мы, конечно, мало увидели в этой стране, — говорил Артур. — Мы не узнали, как добывают пищу, как возводят здания, как живут. Мы не исследовали досконально местных физических законов. Но уже знаем, что такая страна существует, имеем представление об её общественном строе. Я не верю, что удастся вызволить Иу.Николай взорвался. Он способен понять осторожность, осмотрительность, трезвый расчёт, холодное предвидение, но не трусость и не чёрствость. Ему горько выговаривать такие слова, но они одни точны. Да, диктатор грозен, да, он абсолютно владычествует над своими подданными.Но не над людьми! Генераторы «Пегаса» не только надёжнейшая защита, но и могущественное средство нападения. Хватить диктатора ротонным молотом по башке, смять в гармошку его тотальные поля, освободить вариала — вот о чем нужно рассуждать, а не о бегстве! Пришло время заговорить мне:— План твой отчаянно смел, Николай. Именно отчаянно! Но ещё нет причин впадать в отчаяние. Ввязываться в опасную авантюру без твёрдой гарантии успеха не считаю возможным. Я сожалею о печальной участи Иу. Ни один из генераторов «Пегаса» не будет брошен против Тода. Завтра мы возвращаемся.У Николая задрожал от гнева голос:— Казимеж Полинг! Был бы ты капитаном на древних парусниках, бунты у тебя бы не вспыхивали… Мятежники ещё до мятежа летели бы за борт! Ладно, поспим перед возвращением.Он демонстративно отвернулся от нас. Я снова улёгся на почву, Артур с Жаком потолковали немного и уснули. За ними уснул и я. 5 Я проснулся как от удара, вскочил и огляделся. Рядом мирно спали товарищи, мне со сна показалось, что все они тут. Но ротонное поле бешено пульсировало, его рвали могучие силы, оно сопротивлялось, будто живое существо. Мне почудился громовой гул далёких генераторов «Пегаса». «Тод обнаружил нас», — подумал я смятенно и вдруг увидел, что Николая нет. Ещё недавно он лежал справа от меня, сейчас это место было пусто.Я потряс Артура. Защитное поле уже не пульсировало, а, налившись мощью, окаменело. От волнения безгласный, я с физической реальностью ощутил, как два поля, своё и чужое, сплелись, словно два борца в смертельном объятии.Артур мигом понял, что произошло.— Какое безумие! — крикнул он и вскочил.Он толкнул мирно спящего Жака, я с лихорадочной поспешностью проверил надёжность связи с генераторами «Пегаса». Теперь я уже не сомневался, что грохот, потрясший меня изнутри, доносится из корабля. Машины трансмирового лайнера работали на таком энергетическом уровне, что дальнейшее форсирование вызвало бы разрыв дзета—пространства.— Николай тайком пошёл на выручку Иу и попался сам! — быстро сказал я. — Жак, защищай вариала. Все за мной!Я нёсся по улице, не церемонясь с препятствиями. Даже услышав за спиной грохот обрушившегося здания, я не остановился. Направление было одно — в сторону возрастающих потенциалов, по линиям напряжённости поля диктатора,

Но если днём поле это, жёстко схваченное потенциальными обручами, было сравнительно спокойно и путь был хоть извилист, но однозначен, то сейчас излучения Тода рвала буря. Потенциалы то рушились вниз, то бешено нарастали, направления силовых линий резко менялись, энергетический ураган свирепо швырял нас.— Скорей! — кричал я, взлетая и падая на гребнях силовых возмущений. — Николай борется! Скорей!Позже, обсуждая полет в резиденцию Тода, и Артур, и Жак, и я вспоминали только одно: непостижимо меняющийся городской пейзаж. Город ошалело бежал вместе с нами, дальние здания рушились, приближаясь, бешено уносились назад, вздымались там, громоздились вполнеба. Стремительная смена пейзажа создавала иллюзию катастрофы: все происходило так, будто впереди беззвучный взрыв низвергал колоссальные строения, а позади такое же беззвучное вулканическое извержение бросало их вверх. Крича: «Николай жив, скорей, скорей!», я вторгся в последний туннель.В угрюмом туннеле мы ещё ясней почувствовали, какая титаническая борьба кипела внутри. Мы летели вперёд, а на нас пачками разряжались непрерывно возникавшие, мгновенно сгущающиеся заряды: мы мчались словно бы в огненной трубе из тысяч прутьев и копий. Артур и Жак потом говорили, что виделось, будто острия разрядов исторгаются впереди из меня самого и что это наши тела, яростно наэлектризованные, выплеском молний устремляются на врага.Я ворвался в тронный зал. Вслед за мною, столкнувшись плечами, вынеслись из туннеля Артур и Жак.И не разумом, а интуицией мы сразу поняли, что успели к той последней минуте, когда ещё можно предотвратить ужасный конец. Мы увидели Николая — подвешенного на невидимых цепях, отчаянно рвущего путы…А напротив, все над тем же не то фундаментом, не то троном, исполинский ропух жёстко и уверенно преодолевал сопротивление человека. Тод вывернулся туловищем на Николая, туда же смотрели обе головы, туда же были простёрты два десятка хищных руконожек, в ту же сторону нацелены копья корон — гигант натягивал силовые линии генерируемого поля, как вожжи.И в то первое мгновение, когда, охватывая окружающее единым взглядом, мы пытались единой мыслью оценить обстановку, мы безошибочно уловили главное: исполин не торопился. Движения его были спокойны. Он лишь погашал отчаянное сопротивление обречённой жертвы, а не боролся за собственное существование. То, что по дороге сюда мы восприняли как жестокую борьбу, где обеим сторонам достаётся, было в действительности лишь метанием попавшей в западню жертвы.— Помогите! — прокричал Николай. Он выворачивал вбок лицо, словно ему затыкали рот.— На него! — скомандовал я и ринулся на Тода.Исполин повернул голову на новых пришельцев. Сумрачные вспышки озарили зал, выброшенные из глаз ропуха молнии пробили пространство, где за ротонной оболочкой, как за щитом, наступали мы. Одновременно с каждого острия корон сорвались свои разряды — огненные копья из глаз летели в чехле стрел с корон.И видимо, тут же поняв, что электрическим разрядом новых врагов не сразить, ропух сконцентрировал свою мощь в противодействующем поле. Мы яростно рвались вперёд, нас с такой же яростью отбрасывало. Мы были подобны дико налетевшему на море ветру — тонкий слой прибрежной воды удалось сразу смыть на глубину, но чем сильнее были потом порывы ветра, тем выше вздымались противоборствующие валы.Артуру и Жаку не удалось даже стать вровень со мной. Артур прошептал, обессиленный:— Полинг, у этого дьявола защитное поле усиливается вблизи не в квадрате, а, наверно, в десятой степени.Я изменил план борьбы:— Если так, то оно и ослабевает в десятой степени. Будем вырывать Николая из тенёт.Три новых поля мощно слились с ослабевшим полем Николая. И сразу в той же степени усилилось противоборствующее поле двухголового исполина. Николай уже не подтягивался к трону, но и вырвать его из силовых тисков не удавалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19