https://wodolei.ru/catalog/mebel/tumby-pod-rakovinu/
Они проникли бы даже
в кива, если бы поселковый староста не поставил у входа несколько
мускулистых парней.
Так прошли два дня. За это время Чарли успел несколько раз проверить
лазер в действии: разрезал пополам толстое бревно, превратил в
расплавленное месиво верхушку скалы около деревни и выкопал канаву метра в
три длиной. При этом он несколько раз ошибался, неправильно прицелившись
или накрыв слишком большую площадь, но довольно быстро овладел искусством
обращения с дирнанским рассекателем. И почувствовал себя почти героем. Ему
захотелось полететь на Дирну и поучиться в тамошней школе.
За два дня посвящения удостоились двое: Томас Агирра, большой
остолоп, и Марк Гачупин, редкий дурак. Обычно за год выбирали только трех
новых членов братства.
А что, если сейчас придут за ним? Не разразится ли он хохотом прямо
посреди священного обряда? Или рассмеется еще раньше, как только его
назовут индейским именем "Тсивайвонуи" - именем, которым он никогда не
пользовался? Кое-кто из стариков пытался еще называть юношей только их
индейскими именами, но молодежь упорно игнорировала это, откликаясь только
на христианские.
Но никто, разумеется, за Чарли Эстанцией не пришел. Кому он нужен?
Утром третьего дня выбрали Хосе Галвэна, и он понял, что, во-первых,
оставлен в безопасности до следующего года и, во-вторых, может теперь
бежать в пустыню, чтобы накормить Миртина, извиниться перед ним за
опоздание и, может быть, вернуть лазер.
Только на полпути к пещере Чарли обнаружил, что за ним кто-то следит.
Сначала он услышал за спиной шелест сухой травы. Это мог быть кто угодно,
от зайца до дикой кошки. Еще через десять шагов ему показалось, что он
услышал сдавленный кашель. Зайцы не кашляют. Чарли резко обернулся и
увидел в десятке метров позади длинный тощий силуэт Марти Макино.
- Привет, - как ни в чем ни бывало, поздоровался Марти, выплюнув
сигарету и тут же вставив в рот новую. - Куда это ты направляешься?
- Так, гуляю.
- В одиночку? Зимой?
- А какое тебе дело? - резко спросил Чарли, стараясь не выдать
охватившего его страха.
Почему Марти следит за ним? А может, ему уже известно об обитателе
пещеры? Если это так, то Миртину несдобровать!
- Возьми меня с собой, - невинно попросил Макино.
- Я просто гуляю...
- Хе-хе, парень, я давненько наблюдаю за тобой. Что-то ты начал
гулять каждый вечер. Да все в одном направлении, и не с пустыми руками.
Кстати, что это у тебя в пакете?
- Н-ничего.
- Да ну? Дай-ка я посмотрю.
И Марти сделал несколько шагов вперед. Чарли попятился, крепко
вцепившись в завернутые лепешки.
- Оставь меня в покое, Марти.
- Я хочу знать, что происходит!
- Пожалуйста...
- Ты прячешь здесь кого-то, да? Может быть, сбежавшего преступника,
за которого наверняка обещана награда? И вместо того, чтобы получить ее,
ты носишь ему пищу! Неужели ты такой дурак, Чарли?
Он продолжал медленно приближаться, а мальчик - пятиться.
- О чем ты? - упрямо гнул свою линию Чарли. - Не понимаю...
Видимо, Макино надоело ломать комедию, и через секунду он уже
возвышался над мальчиком, как скала, сжимая сильными пальцами его худое
предплечье.
- Я слежу за тобой с той самой ночи, когда ты наткнулся на нас с
Марией. Как только темнеет, ты берешь из тайника флягу и пакет и
отправляешься в пустыню. Значит, там у тебя завелся друг. На этот раз ты
возьмешь с собой меня, иначе вам обоим придется горько пожалеть о том, что
вы вообще встретились!
- Марти...
- Ты возьмешь меня с собой!
- Отпусти...
Железные пальцы Макино еще сильнее сдавили руку мальчика. Чарли
сморщился от боли, отчаянно рванулся...
- Стой!
Чарли и сам понимал, что не убежит далеко, и остановился,
повернувшись лицом к догоняющему Макино.
Оставалось последнее средство...
- Что это за дрянь у тебя? - требовательно поинтересовался Марти,
заметив нацеленное ему в грудь слабое подобие пистолета.
- Смертельный л-луч. - Голос мальчика дрожал. - Если я включу его, в
твоем теле получится большая дырка!
- Ха-ха-ха!
- Я серьезно.
- Вот теперь я вижу, парень, что ты окончательно спятил, - грубо
расхохотался Марти, однако остановился.
- Возвращайся в поселок. Или я убью тебя, честное слово!
Сердце Чарли учащенно билось. В это мгновение он поверил, что
действительно может сжечь Макино. Какое это будет удовольствие! И не
останется никаких следов!
- Бросай игрушку, парень, - с угрозой произнес Марти.
- Это не игрушка. Не веришь? Может, для начала прожечь дырку в твоей
левой руке?
Взбешенный Марти напрягся для прыжка. Чарли отступил на шаг и включил
лазер. В темноте ослепительно блеснул тонкий луч, и высохшее дерево в
нескольких метрах от Макино исчезло, оставив после себя дымящуюся воронку
в метр шириной.
- Игрушка, да? - яростно заорал Чарли. - Игрушка? Сейчас я отрежу
тебе ноги!
- Что это, черт тебя... - крестился дрожащей рукой Марти.
- А ну-ка дуй отсюда!
Слепящий луч ударил в землю у самых ботинок Макино. Тот не стал
дожидаться продолжения демонстрации. Позеленев лицом, он стремглав кинулся
наутек. Чарли никогда не видел, чтобы кто-нибудь так быстро бегал. Все
дальше и дальше, вниз по оврагу, вот он уже на той стороне, а вот уже
возле подстанции...
Выкрикнув последнее проклятье, Чарли понял, что от напряжения едва
держится на ногах, и на несколько секунд опустился на колени. Его била
дрожь. Он знал, что был близок к убийству, и сейчас это его отнюдь не
радовало.
Через несколько минут, больно прикусив губу, Чарли уже мчался к
пещере. Он сознавал, насколько опасно инопланетянину оставаться на прежнем
месте. Оправившись от испуга, Макино рано или поздно приведет к нему
правительственных ищеек.
Но пещера оказалась пустой...
Миртин исчез. Исчез со всем, что у него было - скафандром, набором
инструментов. Что же произошло? Он не мог просто так взять и уйти!
Значит...
И тут Чарли увидел на полу записку.
Это было похоже на листок желтоватой бумаги - какое-то вещество вроде
пластика. Тот, кто написал ее, или не вполне владел рукой, или просто не
знал в достаточной мере английского:
"Чарли, мои друзья наконец-то нашли меня и забрали с собой. Жаль, что
мы не успели с тобой попрощаться. Спасибо тебе за все. То, что ты у меня
позаимствовал, я тебе дарю. Храни мой подарок, учись, но никому не
показывай его. Обещаешь?
Старайся смотреть на мир широко открытыми глазами, познавай его и
помни, что впереди тебя ждет замечательная жизнь. Нужно только стремиться
и дерзать. Скоро люди достигнут звезд. Хочется думать, что ты будешь среди
первопроходцев, и мы рано или поздно встретимся.
До встречи, дорогой. Миртин."
Чарли осторожно сложил записку и спрятал под рубахой, рядом с
лазером.
- Я рад, что твои друзья наконец-то нашли тебя, Миртин, - шепотом
сказал он, обращаясь ко звездам, и упал на пол пещеры, горько плача.
Никогда больше Чарли Эстанция не будет плакать так, как сейчас...
17
- За нами ведут наблюдение две инопланетные расы, - констатировал Том
Фолкнер. - Что ж, весьма почетно.
- И друг за другом, - заметила Глэйр. Она стояла у зашторенного окна,
бесстыдно нагая, балансируя на двух палках. Сделала шаг, другой. - Ну как,
у меня получается?
- Великолепно! Ты в отличной форме.
- Я не спрашиваю о своей форме. Я спрашиваю, как я хожу.
- Я же сказал - великолепно, - рассмеялся Фолкнер, повернув ее к себе
лицом и нежно погладив упругую грудь. - Я мог бы почти поверить в то, что
все это настоящее... Я люблю тебя!
- Я - бросающая в дрожь тварь с далекой планеты, прилетевшая сюда в
летающем блюдце.
- И все равно я тебя люблю!
- Ты безумец!
- Весьма вероятно, - самодовольно произнес Фолкнер. - Но пусть это
тебя не тревожит. А ты? Ты любишь меня?
- Да, - прошептала Глэйр, подняв к нему бледное лицо.
Самое странное во всем этом то, что она была в этом уверена. Началось
все с жалости к человеку, запутавшемуся в сетях собственной психики, с
чувства благодарности к землянину, приютившему и выходившему ее. Он
казался таким одиноким, таким беспокойным, таким смущенным, что ей
хотелось хоть что-нибудь сделать для него. Немного тепла - вот что,
казалось бы, нужно ему, а именно это и было главным талантом Глэйр.
Жалость и благодарность никогда не были прочной основой любви, она это
понимала и не ожидала, что из этих чувств разовьется нечто, так глубоко
связавшее их.
Он все дольше и дольше продлевал свой отпуск по болезни, чтобы ни на
минуту не разлучаться с ней. И ее саму незаметно охватило чувство
подлинной привязанности к этому землянину.
Несмотря на все горести, которые выпали на его долю, он обладал
сильной волей. Пьянство, отчаянные приступы жалости к самому себе,
умышленное создание искусственных трудностей - все это было следствием, а
не причиной. Стоило все перевернуть с ног на голову, а так оно и
случилось, как в результате возник здоровый, счастливый, цельный человек,
и с этого момента он перестал быть для нее сломанной вещью, нуждающейся в
ремонте. Она начала расценивать его как равную личность.
Разумеется, ничто во Вселенной не является постоянным. Ей по земным
меркам было уже сто лет, когда он родился, и она должна прожить еще
несколько сотен лет после его смерти. Землянин средних лет, по сути, был
безгрешным ребенком рядом с самым невинным из дирнанцев, а Глэйр была
далеко не невинной. И, значит, их физическое единение было нереальным.
Она, конечно, испытывала удовольствие в его объятиях, но главным образом
за счет того, что доставляла наслаждение ему, сопровождающееся слабой,
малозначительной пульсацией ее собственной внешней нервной системы. То,
чем они занимались в постели, казалось ей забавным, но это ни в коей мере
не было тем сексом, который имел бы для нее значение как для дирнанки.
Она, естественно, вела себя так, чтобы он не мог ни о чем догадаться. У
нее было немало знакомых женщин, которые таким образом забавлялись с
домашними животными.
И все же, несмотря на свое преимущество в возрасте и зрелости,
несмотря на несходство природы, на все остальное, что их разделяло, Глэйр
испытывала к Фолкнеру теплую, настоящую привязанность. Это поначалу
удивляло ее, но потом она привыкла, только предстоящее расставание
вызывало в ней некоторое беспокойство.
- Пройдись еще раз по комнате и сядь. Не перенапрягайся.
Глэйр кивнула. Это было трудно. Где-то на полпути на нее накатила
волна слабости, но она нашла в себе силы добрести до кровати и
опрокинулась на нее навзничь, бросив палки на пол.
- Ну как?
- Все лучше и лучше.
Он сделал ей массаж лодыжек и икр. Она перекатилась на спину,
расслабилась. Шрамы и синяки, которые обезображивали ее лицо в течение
нескольких первых дней, исчезли. Она снова была лучезарно прекрасной, и
это ей нравилось. Фолкнер как-то особенно целомудренно гладил ее тело,
совсем не так, как это делают в качестве прелюдии любви.
- Две расы наблюдателей? - переспросил он. - Расскажи подробней.
- Я уже и так рассказала слишком много.
- Да. Дирнанцы и краназойцы. Кто из вас добрался до нас первым?
- Никто не знает, - ответила Глэйр. Каждая из сторон утверждает, что
именно ее разведчики первыми обнаружили Землю. Но это произошло так много
тысяч лет назад, что теперь и не разобраться. Мне кажется, что мы все-таки
появились здесь первыми, а краназойцы просто вторглись в чужие владения.
Но, может быть, я просто верю нашей собственной пропаганде.
- Значит, летающие блюдца патрулируют Землю еще со времен
кроманьонцев, - задумчиво проговорил Фолкнер. - Видимо, это объясняет и то
колесо, которое виделось Иезекилю, и многое другое. Но почему только
последние 30-40 лет мы стали регулярно замечать Наблюдателей?
- Потому что теперь нас гораздо больше. До вашего 19-го столетия на
околоземных орбитах патрулировало только по одному кораблю с каждой
стороны. По мере развития вашей техники нам пришлось увеличить количество
Наблюдателей. К 1900 году каждая из сторон уже имела по пять кораблей.
После изобретения вами радио добавилось еще несколько, чтобы записывать
передачи. Затем появилась атомная энергия, и мы поняли, что Земля вступает
в новую эпоху своего развития. Думаю, в 1947 здесь уже дежурило около
шестидесяти наших разведчиков.
- А краназойцы?
- О, они всегда старались не отставать от нас. Так же, впрочем, как и
мы от них. Ни одна из сторон не может допустить, чтобы другая опередила ее
хоть на дюйм.
- Значит, обоюдная экспансия количества Наблюдателей?
- Точно, - усмехнулась Глэйр. - Мы добавляем одного - они тут же
выставляют своего. По нескольку каждый год, пока нас не стало...
Она умолкла.
- Можешь сказать. Я и так уже слишком многое знаю.
- Сотни. Сотни кораблей с каждой стороны. Точных цифр я не знаю, но
не меньше тысячи. Это оправданно. Вы, люди, стали шагать слишком быстро. И
ничего нет удивительного, что появляется все больше сообщений об
атмосферных объектах. В ваших небесах стало слишком тесно, а системы
обнаружения становятся все более совершенными. Я удивляюсь вам, Том.
Неужели же вы искренне верили, что ИАО занимается ерундой?
- Я пытался отмахнуться от этих мыслей. Но теперь...
- Да, - улыбнулась Глэйр.
- Как долго вы еще намерены следить за нами?
- Мы не знаем. Честно говоря, не знаем даже, как с вами поступить.
Ваша раса - уникальное явление в галактической истории. Вы одни из первых,
кто научился летать в космос, не обуздывая присущий вам воинственный
инстинкт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
в кива, если бы поселковый староста не поставил у входа несколько
мускулистых парней.
Так прошли два дня. За это время Чарли успел несколько раз проверить
лазер в действии: разрезал пополам толстое бревно, превратил в
расплавленное месиво верхушку скалы около деревни и выкопал канаву метра в
три длиной. При этом он несколько раз ошибался, неправильно прицелившись
или накрыв слишком большую площадь, но довольно быстро овладел искусством
обращения с дирнанским рассекателем. И почувствовал себя почти героем. Ему
захотелось полететь на Дирну и поучиться в тамошней школе.
За два дня посвящения удостоились двое: Томас Агирра, большой
остолоп, и Марк Гачупин, редкий дурак. Обычно за год выбирали только трех
новых членов братства.
А что, если сейчас придут за ним? Не разразится ли он хохотом прямо
посреди священного обряда? Или рассмеется еще раньше, как только его
назовут индейским именем "Тсивайвонуи" - именем, которым он никогда не
пользовался? Кое-кто из стариков пытался еще называть юношей только их
индейскими именами, но молодежь упорно игнорировала это, откликаясь только
на христианские.
Но никто, разумеется, за Чарли Эстанцией не пришел. Кому он нужен?
Утром третьего дня выбрали Хосе Галвэна, и он понял, что, во-первых,
оставлен в безопасности до следующего года и, во-вторых, может теперь
бежать в пустыню, чтобы накормить Миртина, извиниться перед ним за
опоздание и, может быть, вернуть лазер.
Только на полпути к пещере Чарли обнаружил, что за ним кто-то следит.
Сначала он услышал за спиной шелест сухой травы. Это мог быть кто угодно,
от зайца до дикой кошки. Еще через десять шагов ему показалось, что он
услышал сдавленный кашель. Зайцы не кашляют. Чарли резко обернулся и
увидел в десятке метров позади длинный тощий силуэт Марти Макино.
- Привет, - как ни в чем ни бывало, поздоровался Марти, выплюнув
сигарету и тут же вставив в рот новую. - Куда это ты направляешься?
- Так, гуляю.
- В одиночку? Зимой?
- А какое тебе дело? - резко спросил Чарли, стараясь не выдать
охватившего его страха.
Почему Марти следит за ним? А может, ему уже известно об обитателе
пещеры? Если это так, то Миртину несдобровать!
- Возьми меня с собой, - невинно попросил Макино.
- Я просто гуляю...
- Хе-хе, парень, я давненько наблюдаю за тобой. Что-то ты начал
гулять каждый вечер. Да все в одном направлении, и не с пустыми руками.
Кстати, что это у тебя в пакете?
- Н-ничего.
- Да ну? Дай-ка я посмотрю.
И Марти сделал несколько шагов вперед. Чарли попятился, крепко
вцепившись в завернутые лепешки.
- Оставь меня в покое, Марти.
- Я хочу знать, что происходит!
- Пожалуйста...
- Ты прячешь здесь кого-то, да? Может быть, сбежавшего преступника,
за которого наверняка обещана награда? И вместо того, чтобы получить ее,
ты носишь ему пищу! Неужели ты такой дурак, Чарли?
Он продолжал медленно приближаться, а мальчик - пятиться.
- О чем ты? - упрямо гнул свою линию Чарли. - Не понимаю...
Видимо, Макино надоело ломать комедию, и через секунду он уже
возвышался над мальчиком, как скала, сжимая сильными пальцами его худое
предплечье.
- Я слежу за тобой с той самой ночи, когда ты наткнулся на нас с
Марией. Как только темнеет, ты берешь из тайника флягу и пакет и
отправляешься в пустыню. Значит, там у тебя завелся друг. На этот раз ты
возьмешь с собой меня, иначе вам обоим придется горько пожалеть о том, что
вы вообще встретились!
- Марти...
- Ты возьмешь меня с собой!
- Отпусти...
Железные пальцы Макино еще сильнее сдавили руку мальчика. Чарли
сморщился от боли, отчаянно рванулся...
- Стой!
Чарли и сам понимал, что не убежит далеко, и остановился,
повернувшись лицом к догоняющему Макино.
Оставалось последнее средство...
- Что это за дрянь у тебя? - требовательно поинтересовался Марти,
заметив нацеленное ему в грудь слабое подобие пистолета.
- Смертельный л-луч. - Голос мальчика дрожал. - Если я включу его, в
твоем теле получится большая дырка!
- Ха-ха-ха!
- Я серьезно.
- Вот теперь я вижу, парень, что ты окончательно спятил, - грубо
расхохотался Марти, однако остановился.
- Возвращайся в поселок. Или я убью тебя, честное слово!
Сердце Чарли учащенно билось. В это мгновение он поверил, что
действительно может сжечь Макино. Какое это будет удовольствие! И не
останется никаких следов!
- Бросай игрушку, парень, - с угрозой произнес Марти.
- Это не игрушка. Не веришь? Может, для начала прожечь дырку в твоей
левой руке?
Взбешенный Марти напрягся для прыжка. Чарли отступил на шаг и включил
лазер. В темноте ослепительно блеснул тонкий луч, и высохшее дерево в
нескольких метрах от Макино исчезло, оставив после себя дымящуюся воронку
в метр шириной.
- Игрушка, да? - яростно заорал Чарли. - Игрушка? Сейчас я отрежу
тебе ноги!
- Что это, черт тебя... - крестился дрожащей рукой Марти.
- А ну-ка дуй отсюда!
Слепящий луч ударил в землю у самых ботинок Макино. Тот не стал
дожидаться продолжения демонстрации. Позеленев лицом, он стремглав кинулся
наутек. Чарли никогда не видел, чтобы кто-нибудь так быстро бегал. Все
дальше и дальше, вниз по оврагу, вот он уже на той стороне, а вот уже
возле подстанции...
Выкрикнув последнее проклятье, Чарли понял, что от напряжения едва
держится на ногах, и на несколько секунд опустился на колени. Его била
дрожь. Он знал, что был близок к убийству, и сейчас это его отнюдь не
радовало.
Через несколько минут, больно прикусив губу, Чарли уже мчался к
пещере. Он сознавал, насколько опасно инопланетянину оставаться на прежнем
месте. Оправившись от испуга, Макино рано или поздно приведет к нему
правительственных ищеек.
Но пещера оказалась пустой...
Миртин исчез. Исчез со всем, что у него было - скафандром, набором
инструментов. Что же произошло? Он не мог просто так взять и уйти!
Значит...
И тут Чарли увидел на полу записку.
Это было похоже на листок желтоватой бумаги - какое-то вещество вроде
пластика. Тот, кто написал ее, или не вполне владел рукой, или просто не
знал в достаточной мере английского:
"Чарли, мои друзья наконец-то нашли меня и забрали с собой. Жаль, что
мы не успели с тобой попрощаться. Спасибо тебе за все. То, что ты у меня
позаимствовал, я тебе дарю. Храни мой подарок, учись, но никому не
показывай его. Обещаешь?
Старайся смотреть на мир широко открытыми глазами, познавай его и
помни, что впереди тебя ждет замечательная жизнь. Нужно только стремиться
и дерзать. Скоро люди достигнут звезд. Хочется думать, что ты будешь среди
первопроходцев, и мы рано или поздно встретимся.
До встречи, дорогой. Миртин."
Чарли осторожно сложил записку и спрятал под рубахой, рядом с
лазером.
- Я рад, что твои друзья наконец-то нашли тебя, Миртин, - шепотом
сказал он, обращаясь ко звездам, и упал на пол пещеры, горько плача.
Никогда больше Чарли Эстанция не будет плакать так, как сейчас...
17
- За нами ведут наблюдение две инопланетные расы, - констатировал Том
Фолкнер. - Что ж, весьма почетно.
- И друг за другом, - заметила Глэйр. Она стояла у зашторенного окна,
бесстыдно нагая, балансируя на двух палках. Сделала шаг, другой. - Ну как,
у меня получается?
- Великолепно! Ты в отличной форме.
- Я не спрашиваю о своей форме. Я спрашиваю, как я хожу.
- Я же сказал - великолепно, - рассмеялся Фолкнер, повернув ее к себе
лицом и нежно погладив упругую грудь. - Я мог бы почти поверить в то, что
все это настоящее... Я люблю тебя!
- Я - бросающая в дрожь тварь с далекой планеты, прилетевшая сюда в
летающем блюдце.
- И все равно я тебя люблю!
- Ты безумец!
- Весьма вероятно, - самодовольно произнес Фолкнер. - Но пусть это
тебя не тревожит. А ты? Ты любишь меня?
- Да, - прошептала Глэйр, подняв к нему бледное лицо.
Самое странное во всем этом то, что она была в этом уверена. Началось
все с жалости к человеку, запутавшемуся в сетях собственной психики, с
чувства благодарности к землянину, приютившему и выходившему ее. Он
казался таким одиноким, таким беспокойным, таким смущенным, что ей
хотелось хоть что-нибудь сделать для него. Немного тепла - вот что,
казалось бы, нужно ему, а именно это и было главным талантом Глэйр.
Жалость и благодарность никогда не были прочной основой любви, она это
понимала и не ожидала, что из этих чувств разовьется нечто, так глубоко
связавшее их.
Он все дольше и дольше продлевал свой отпуск по болезни, чтобы ни на
минуту не разлучаться с ней. И ее саму незаметно охватило чувство
подлинной привязанности к этому землянину.
Несмотря на все горести, которые выпали на его долю, он обладал
сильной волей. Пьянство, отчаянные приступы жалости к самому себе,
умышленное создание искусственных трудностей - все это было следствием, а
не причиной. Стоило все перевернуть с ног на голову, а так оно и
случилось, как в результате возник здоровый, счастливый, цельный человек,
и с этого момента он перестал быть для нее сломанной вещью, нуждающейся в
ремонте. Она начала расценивать его как равную личность.
Разумеется, ничто во Вселенной не является постоянным. Ей по земным
меркам было уже сто лет, когда он родился, и она должна прожить еще
несколько сотен лет после его смерти. Землянин средних лет, по сути, был
безгрешным ребенком рядом с самым невинным из дирнанцев, а Глэйр была
далеко не невинной. И, значит, их физическое единение было нереальным.
Она, конечно, испытывала удовольствие в его объятиях, но главным образом
за счет того, что доставляла наслаждение ему, сопровождающееся слабой,
малозначительной пульсацией ее собственной внешней нервной системы. То,
чем они занимались в постели, казалось ей забавным, но это ни в коей мере
не было тем сексом, который имел бы для нее значение как для дирнанки.
Она, естественно, вела себя так, чтобы он не мог ни о чем догадаться. У
нее было немало знакомых женщин, которые таким образом забавлялись с
домашними животными.
И все же, несмотря на свое преимущество в возрасте и зрелости,
несмотря на несходство природы, на все остальное, что их разделяло, Глэйр
испытывала к Фолкнеру теплую, настоящую привязанность. Это поначалу
удивляло ее, но потом она привыкла, только предстоящее расставание
вызывало в ней некоторое беспокойство.
- Пройдись еще раз по комнате и сядь. Не перенапрягайся.
Глэйр кивнула. Это было трудно. Где-то на полпути на нее накатила
волна слабости, но она нашла в себе силы добрести до кровати и
опрокинулась на нее навзничь, бросив палки на пол.
- Ну как?
- Все лучше и лучше.
Он сделал ей массаж лодыжек и икр. Она перекатилась на спину,
расслабилась. Шрамы и синяки, которые обезображивали ее лицо в течение
нескольких первых дней, исчезли. Она снова была лучезарно прекрасной, и
это ей нравилось. Фолкнер как-то особенно целомудренно гладил ее тело,
совсем не так, как это делают в качестве прелюдии любви.
- Две расы наблюдателей? - переспросил он. - Расскажи подробней.
- Я уже и так рассказала слишком много.
- Да. Дирнанцы и краназойцы. Кто из вас добрался до нас первым?
- Никто не знает, - ответила Глэйр. Каждая из сторон утверждает, что
именно ее разведчики первыми обнаружили Землю. Но это произошло так много
тысяч лет назад, что теперь и не разобраться. Мне кажется, что мы все-таки
появились здесь первыми, а краназойцы просто вторглись в чужие владения.
Но, может быть, я просто верю нашей собственной пропаганде.
- Значит, летающие блюдца патрулируют Землю еще со времен
кроманьонцев, - задумчиво проговорил Фолкнер. - Видимо, это объясняет и то
колесо, которое виделось Иезекилю, и многое другое. Но почему только
последние 30-40 лет мы стали регулярно замечать Наблюдателей?
- Потому что теперь нас гораздо больше. До вашего 19-го столетия на
околоземных орбитах патрулировало только по одному кораблю с каждой
стороны. По мере развития вашей техники нам пришлось увеличить количество
Наблюдателей. К 1900 году каждая из сторон уже имела по пять кораблей.
После изобретения вами радио добавилось еще несколько, чтобы записывать
передачи. Затем появилась атомная энергия, и мы поняли, что Земля вступает
в новую эпоху своего развития. Думаю, в 1947 здесь уже дежурило около
шестидесяти наших разведчиков.
- А краназойцы?
- О, они всегда старались не отставать от нас. Так же, впрочем, как и
мы от них. Ни одна из сторон не может допустить, чтобы другая опередила ее
хоть на дюйм.
- Значит, обоюдная экспансия количества Наблюдателей?
- Точно, - усмехнулась Глэйр. - Мы добавляем одного - они тут же
выставляют своего. По нескольку каждый год, пока нас не стало...
Она умолкла.
- Можешь сказать. Я и так уже слишком многое знаю.
- Сотни. Сотни кораблей с каждой стороны. Точных цифр я не знаю, но
не меньше тысячи. Это оправданно. Вы, люди, стали шагать слишком быстро. И
ничего нет удивительного, что появляется все больше сообщений об
атмосферных объектах. В ваших небесах стало слишком тесно, а системы
обнаружения становятся все более совершенными. Я удивляюсь вам, Том.
Неужели же вы искренне верили, что ИАО занимается ерундой?
- Я пытался отмахнуться от этих мыслей. Но теперь...
- Да, - улыбнулась Глэйр.
- Как долго вы еще намерены следить за нами?
- Мы не знаем. Честно говоря, не знаем даже, как с вами поступить.
Ваша раса - уникальное явление в галактической истории. Вы одни из первых,
кто научился летать в космос, не обуздывая присущий вам воинственный
инстинкт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18